Александр Широкорад - Казачество в Великой Смуте

• Название: Казачество в Великой Смуте
• Автор: Александр Широкорад
• Издательство: Яуза
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-243914

При всем обилии книг по истории казачества одна из тем до сих пор остается «белым пятном». Это — роль казаков в Великой Смуте конца XVI — начала XVII века, то есть в единственный в истории казачества период когда оно играло ключевую роль в судьбе России.

Смутное время — наиболее мифологизированная часть отечественной истории. При каждом новом правителе чиновники от истории предлагают народу очередную версию событий. Не стало исключением и наше время.

В данной книге нарушаются все эти табу и стереотипы, в ней рассказывается о казачестве как об одной из главных движущих сил Смуты.

Откуда взялись донские, запорожские и волжские казаки и почему они приняли участие в Смуте? Как появились новые «воровские» казаки? Боролся ли Болотников против феодального строя? Был ли Тушинский вор казачьим царем? Какую роль казаки сыграли в избрании на царство Михаила Романова и кто на самом деле убил Ивана Сусанина?

---

А что уже птицы было, так Боже великий! Уток, лебедей, дрохв, хохотвы, диких гусей, диких голубей, лелек, журавлей, тетерок, куропаток — так хо-хо-хо! Да все плодющие такие!

Одна куропатка выводила штук двадцать пять птенцов в месяц, а журавли, как понаведут детей, то только ходят да крюкают. Стрепетов сельцами ловили, дрохв волоками таскали, а тетеревей, когда настанет гололедица, дрюками били…

Теперь нет и того множества рыбы, что была когда-то. Вот эта рыба, что теперь ловят, так и за рыбу тогда не считалась. Тогда все чичуги, пистрюги, коропы да осетры за все отвечали; в одну тоню ее столько вытаскивали, что на весь курень хватало»[26].

Глава 3. Заводчики Смуты

Переходя непосредственно к событиям Смутного времени, я повторю, что уже сказал об истории казачества, — мы знаем о Смуте слишком много и слишком мало. Советская мифология громоздилась на мифах XIX века, а сейчас «в муках» рождается новая мифология. Согласно последней версии, Смута в Московском государстве произошла из-за «смуты в умах» людей. Польско-литовское вторжение отходит на второй план, подвиг Кузьмы Минина и князя Пожарского — тоже. А вот, мол, собрались русские люди в конце 1612 г. на Собор, примирились между собой, и оная Смута сама собой рассосалась.

Нет нужды объяснять, для каких политических целей и для каких политических партий создается эта «наивная» версия, даже не соответствующая временным рамкам Смутного времени. Ведь Смута началась в октябре 1604 г. вторжением польских войск Лжедмитрия I, а закончилась не в конце 1612 г., а в декабре 1618 г. подписанием Деулинского перемирия с поляками. Да и масштаб боевых действий в последние шесть лет Смуты, то есть в 1613–1618 гг., и районы, ими затронутые, были куда больше, чем в первые шесть лет Смуты (1604–1609 гг.).

Объем работы не позволяет мне останавливаться на событиях Смутного времени, непосредственно не связанных с действиями казаков. Но понять роль казачества без объяснения узловых моментов Смуты, особенно замалчиваемых «служивыми историками», невозможно.

Итак, 15 мая 1591 г. в Угличе погиб царевич Димитрий, сын Ивана Грозного от седьмой жены — Марии Нагой, то есть незаконный сын с точки зрения канонов православной церкви. С вероятностью 99 процентов царевич в приступе эпилепсии закололся, играя с ножом в «тычку».

Увы, примитивная версия убийства Димитрия по приказу Бориса Годунова уже 150 лет эксплуатируется драматургами и художниками. Тут и пушкинский «Борис Годунов», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис» А.К. Толстого, вплоть до современных картин Ильи Глазунова. Зарезанный царевич и терзаемый муками раскаяния убийца — тема, щекочущая нервы обывателя.

Лучшим доказательством самоубийства Димитрия служит поведение семейства Нагих, по приказу которых были перебиты все предполагаемые участники убийства. Понятно, что в интересах Нагих их следовало пытать и узнать все обстоятельства убийства. Единственное разумное объяснение — или сами Нагие хотели спрятать концы в воду, или царевич сам закололся.

Версия подмены царевича не выдерживает никакой критики. Смерть наступила днем, тело видели сотни жителей Углича, прекрасно знавших Димитрия в лицо. А затем был внимательный осмотр тела компетентной комиссией из Москвы. Есть и чисто медицинское доказательство. Царевич страдал «падучей болезнью» — эпилепсией. Этот факт не оспаривается никем. Но эпилепсия неизлечима и не проходит сама собой. Между тем никто из будущих самозванцев не страдал этой болезнью и даже не пытался симулировать эпилептические припадки. Это понимали и современники. По прибытии самозванца в Польшу канцлер Ян Замойский на заседании сейма сравнил версию подмены с «Плавтовой комедией».

Отбросив версию о подмене, надо назвать и имя первого самозванца. Это был Юрий Отрепьев. Отрепьевы считались захудалым дворянским родом, пошедшим от приехавшего в Москву польского шляхтича Владислава Нелидова (Неледзевского). Часть Нелидовых поселилась в Галиче, а часть — в Угличе. Один из представителей рода Нелидовых Данила Борисович в 1497 г. получил прозвище Отрепьев. Его потомки и стали носить эту фамилию. Согласно «Тысячной книге» 1550 года, на царской службе состояли пять Отрепьевых.

Отец Юрия Богдан Отрепьев дослужился до чина стрелецкого сотника. Но его погубил буйный нрав. Он напился в Немецкой слободе в Москве, где иноземцы свободно торговали вином, и в пьяной драке был зарезан каким-то литовцем. Так Юшка остался сиротой, воспитала его мать.

Едва оперившийся Юрий поступил на службу к Михаилу Никитичу Романову. Выбор Юшки не был случайным — детство он провел в имении дворян Отрепьевых на берегах реки Монзы, притоке Костромы. Рядом, менее чем в десяти верстах, была знаменитая костромская вотчина боярина Федора Никитича — село Домнино. Вскоре Отрепьев поселился в Москве на подворье Романовых на Варварке.

6 января 1598 г. умер Федор Иоаннович — последний царь из рода московских князей. Никаких иных родственников у него не было. Дело в том, что московские правители Иван III, Василий III и Иван Грозный, действуя в стиле татарских ханов, старательно вырезали всех без исключения своих родственников мужского пола, а женщин в виде особой милости иногда оставляли в живых и отправляли в монастырь.

С 862 г. на Руси правили исключительно князья — потомки Рюрика[27]. Ни один боярин или воевода, пусть даже женатый на дочери князя Рюриковича, ни разу не садился на княжеский стол.

И в 1598 г., согласно 700-летнему русскому порядку, на престол должен был сесть князь Василий Иванович Шуйский, старший в роде князей Шуйских, имевших, в свою очередь, старшинство среди других ветвей Рюриковичей.

Однако к власти рвались и еще два рода — Годуновы и Романовы. То, что Годуновы вели свое происхождение от татарского князя Чета, приехавшего в Москву в 1330 г., являлось не недостатком, а достоинством. Ведь по легенде, Чет был Чингисидом (потомком Чингисхана), а Чингисиды в былые времена стояли выше Рюриковичей. Другой вопрос, что сведения о Чете были слишком неопределенны.

Основных же аргументов в пользу Бориса Годунова четыре:

— во-первых, его родная сестра Ирина была замужем за Федором Иоанновичем;

— во-вторых, в царствование Федора страной фактически правил Борис Годунов;

— в-третьих, именно Годунов ввел в России патриаршество, и патриарх Иов был до конца предан ему;

— и, наконец, в-четвертых, командирами всех московских стрелецких полков Годунов поставил своих людей.

Что же касается бояр Романовых, то они были до неприличия неродовиты. Их официальным прародителем считался Андрей Кобыла — дружинник московского князя Симеона Гордого. В летописи Кобыла упомянут всего один раз: в 1346 г. он был в эскорте невесты Симеона. И всё! Тем не менее в XIX веке свыше пятидесяти аристократических семейств претендовали на происхождение от оного Кобылы. Разумеется, у всех, включая Романовых, каких-либо документальных доказательств этого родства не имелось.

Зато Романовы (Кошкины, Захарьины) были всегда рядом с московскими князьями, хотя и на вторых ролях. За ними не числилось ни блестящих побед, ни громких опал. Они отличились лишь тем, что в ходе каждого поворотного момента русской истории отхватывали огромный куш. Так, Романовы сказочно обогатились на гражданской войне в XV веке, на разгроме Новгорода Иваном III в конце XV века, на опричнине Ивана Грозного.

Позже апологеты Романовых сделают их наследниками и ближайшими родственниками династии Калиты только потому, что Анастасия Романова была первой женой Ивана Грозного. Анастасия умерла в 1560 г., и о ней к 1600 г. практически все забыли, благо жен у столь благочестивого царя было семь. Федору Никитичу Романову Анастасия приходилась теткой, а его сыну Михаилу — двоюродной бабкой. Но дело даже не в этом. Московские властители брали себе в жены дворянских дочерей, но это не делало их родственников равными Рюриковичам или Гедиминовичам. Они могли получить лишь чины до боярина включительно, но не наследственный титул князя. Тот же род Чета (Годуновы и Сабуровы) поставил дому Калиты двух цариц (Соломонию, жену Василия III, и Ирину, жену Федора Иоанновича) и одну царевну (Александру, жену царевича Ивана Ивановича, убитого Грозным).

Но, увы, в те времена происхождение было важнее богатства. А всего выше были «большие батальоны», как говорил генерал Бонапарт. В итоге царем стал Борис Годунов.

Богатый и плодовитый клан Романовых затаился. В сентябре 1598 г. царь Борис пожаловал боярство Александру Никитичу Романову, а также романовской родне Михаилу Петровичу Катыреву-Ростовскому и князю Василию Казы Кардануковичу Черкасскому. Формально Романовым не на что было жаловаться, и мирное сосуществование Романовых и Годуновых длилось до 1600 г.

В конце 1599 г. — начале 1600 г. Царь Борис Годунов тяжело заболел. К осени 1600 г. состояние здоровья царя настолько ухудшилось, что он не мог принимать иностранных послов и даже самостоятельно передвигаться — в церковь его носили на носилках.