Жорж Ленотр - Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции

• Название: Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции
• Автор: Жорж Ленотр
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02936-4

Великая французская революция — одна из ярчайших страниц в истории человечества. Главные ее события происходили в Париже, где народ взял штурмом Бастилию и низвергнул монархию, где с трибуны Конвента провозглашались принципы свободы, равенства и братства, где революционеры истребляли друг друга в кровавой борьбе за власть. В конце XIX века известный французский историк Жорж Ленотр впервые попытался реконструировать парижские эпизоды революции, кропотливо воссоздавая колорит того времени, включая планировку домов, мебель и одежду парижан. На его страницах оживают Робеспьер и Дантон, королева Мария Антуанетта и безвестные санкюлоты. Книга Ленотра стала во Франции классической и много раз переиздавалась. На русский язык ее впервые перевели в 1895 году известная писательница Надежда Тэффи и ее сестра Елена Лохвицкая. Для настоящего издания этот перевод существенно обновлен и снабжен комментариями.

---

Жизнь, кипящая здесь, привлекала в Народный дворец целый мир мелкого живописного люда. У подножия большой лестницы гражданка Лесклапар открыла книжную лавчонку[131], где продавались постановления комитетов, списки подозрительных лиц, газеты, доклады, новые брошюры. Однажды утром лавочка осталась закрытой… Это удивило любопытных, которые навели справки: оказалось, что гражданка Лесклапар ночью была арестована и утром в тот же день ее гильотинировали[132]. Обыкновенное в то время происшествие. Ее коммерческое дело тут же продолжил гражданин Авриль. Рядом находилась лавчонка, в которой гражданин Пигош со своей сестрой вел мелочную торговлю. Другая торговка мелочами, гражданка Бангильон, устроила свою лавочку под большим вестибюлем в бывшей стеклянной будке королевского швейцара. Один из сторожей Собрания, Пуаре, просил для своей жены разрешения устроить в галереях табачную торговлю; гражданин Мери, парикмахер, получил там же в конце 1793 года «помещение для своего ремесла». В галерее Равенсгва гражданин Лино продавал картины, эстампы, листки бумаги с революционными эмблемами; гражданин Сальмон вел такую же торговлю в бывшей часовне. Нашелся даже субъект по имени Шамфор из округа Иссуар, подавший в комитет инспекторов прошение о дозволении ему просить милостыню во дворце[133].

Но, конечно, больше всего продавалось здесь напитков. Не говоря о различных кафе, помещавшихся на террасе Фельянов и закрытых из предосторожности, на Карусели существовал ресторан гражданина Бру, близ которого ждал своих клиентов дядюшка Кулон, публичный писец; за несколько су он строчил на прекрасной голубоватой бумаге прошения, адресованные членам комитетов. Внутри самого дворца гражданин Жерве, кухмистер, ежедневно готовил дежурное блюдо; Бергар держал там пирожное заведение; Кайо открыл торговлю лимонадом; Летендар торговал прохладительными напитками в зале просителей; гражданка Мартино и гражданин Байль занимались виноторговлей[134]. Здесь пьют, курят, кричат, поют, спорят; это вечный гам, стихающий лишь на мгновение, если мимо проходит какая-нибудь значительная особа — например, красавец Эро де Сешель, ставший популярным благодаря своему кокетливому костюму, или худощавый Робеспьер, идущий быстрыми шагами в синем костюме и штанах верблюжьего цвета. Он спешит в один из комитетов; на нем очки, но кажется, что он ни на кого не смотрит.

Иногда вся толпа, рассеянная по дворцу, бросается в зал Свободы. Проносится слух, что в зале заседаний что-то произошло. Слышатся расспросы, делятся новостями и толпятся в два ряда у двери зала заседаний, завешанной зеленой драпировкой. Вдруг появляется какой-нибудь депутат, красный, задыхающийся, взволнованный перенесенной борьбой… его объявили вне закона, и вот уже стража уводит его. Большая часть 73 депутатов[135] была арестована таким образом в самом зале Конвента. Их провели между двумя рядами любопытной, ревущей, требующей непонятно чего толпы и заперли в кордегардии, помещавшейся в нижнем этаже, выходящем на двор. Толпа с громкими криками следовала за ними. И, когда двери скрыли узников от ее глаз, она бросилась к окнам, чтобы разглядывать, как диких зверей в клетке, людей, которых она также бешено приветствовала бы, если бы ей был дан соответствующий сигнал. Было уже поздно; заключенным принесли пищу; и любопытные, стоя на своем наблюдательном посту, смотрели с изумлением, что эти люди едят, как будто обрушившийся на них декрет должен был лишить их всех человеческих потребностей. «О, посмотрите же, — с тупым удивлением говорили друг другу зрители, — они едят!».

5. Комитет общественного спасения

Мы успели осмотреть — быть может, слишком подробно — только ту часть замка Тюильри, которая заключалась между центральным павильоном и павильоном Марсана; у противоположной стороны дворца, которая шла по направлению к Сене до павильона Флоры, был совершенно иной облик.

Бесчисленное множество служащих заполняло громадное здание павильона Флоры, названного теперь «павильоном Равенства». Комитет ассигнаций и монет занимал нижний этаж, отданный раньше в распоряжение принцессы Ламбаль. Комитет ликвидации заседал в бывших апартаментах принцессы Елизаветы на первом этаже; Комитет финансов и контрибуций помещался над ним, на антресолях; Комитет путей сообщения располагался на втором этаже. Кроме этих комитетов, там помещалось еще множество других, перечислять которые было бы скучно[136]. Но мы должны остановиться на самом прославленном из них — Комитете общественного спасения,[137] занявшем апартаменты королевы на нижнем этаже и антресолях со стороны сада. У этой части замка был свой, отдельный вход — бывшая «лестница королевы»; на нее выходили два последних просвета фасада со стороны двора, напротив павильона Флоры.

Эти просветы с их стеклянными дверями освещали возвышение перед крыльцом, на которое могли въезжать экипажи. С этого места начиналась лестница. Несколько ступенек вело на первую площадку, находившуюся на уровне нижнего этажа дворца; окно ее выходило в сад. Поднявшись по ступенькам, посетители подходили к двери, от которой направо шла анфилада апартаментов, выходивших на террасу[138]. Темный коридор отделял их от параллельного ряда комнат окнами на двор. «Лестница королевы» шла до самого верхнего этажа и была украшена дивными перилами из кованого железа.

Здесь мы еще раз должны извиниться за мелочную точность наших описаний. Тюильри больше не существует, память о его внутреннем расположении исчезает с каждым днем, и, повторим, как бы ни казалось невероятным подобное утверждение, нигде нет подробных планов дворца. К тому же это крыло замка подвергалось наиболее заметным изменениям — я говорю о внутренней отделке комнат — в период до 1870 года. Здесь были расположены апартаменты Наполеона III; именно по «лестнице королевы» подымались гости императора. По ней же в 1815 году спустился Людовик XVIII, навсегда покидая Тюильри; по ней в тот же день на руках внесли Наполеона. В 1793 году эта лестница служила Комитету общественного спасения, и очень вероятно, что страшный совет заседал в салоне, бывшем впоследствии кабинетом Наполеона I, Людовика XVIII, Карла X, Луи Филиппа и Наполеона III. В него проходили или по отделявшей его от лестницы комнате, превращенной в бюро, или прямо по темному коридору, о котором мы уже упоминали. Салоны, выходившие на двор, были превращены в кордегардии.

Нелишним будет заметить, что, официально занимая апартаменты королевы на первом этаже, Комитет общественного спасения приобрел в течение 1794 года такое значение, что распространился и на второй этаж, заняв в конце террора апартаменты Людовика XVI, отданные до того Комитету колоний и Комитету раздела. Где именно собирались члены комитета? Этого нам не удалось установить. Вероятно, совет их собирался в нижнем этаже, но известно, что один из членов должен был всегда оставаться в комитете, и, по-видимому, эти рьяные демократы вовсе не были врагами некоторого комфорта. Гражданин Дегремон, обойщик, все свое время посвящал удовлетворению их прихотей. Вероятно даже, что у каждого из членов комитета было свое помещение в Тюильри. По крайней мере, к такому заключению можно прийти, прочтя следующую записку, написанную в вантозе II года гражданином Вакье, инспектором работ и поставок Национального конвента:

«Гражданин Барер желает получить кровать, подобную той, какую ты прислал мне для Сен-Жюста. Приложи все старания, чтобы угодить ему. Гражданин Дегремон даст тебе нужную мерку»[139].

За два года до того господин Мик не мог выказать большего усердия, когда дело касалось каких-либо затребованных королем улучшений в меблировке его апартаментов. В этом кроется печальная подоплека всех революций!

К тому же помещений нижнего этажа и антресолей не хватало для многочисленных бюро комитета, и они также распространились по первому этажу. Облик этих комнат совершенно изменился. Филипп Морис, писец нотариальной конторы, известный уже нам по своим воспоминаниям о дне 10 августа, оставил нам их яркое описание. Его патрона арестовали — этот нотариус показался кому-то подозрительным, — и Морис остался без работы. Ему удалось получить место в Комитете общественного спасения, в бюро наблюдения за исполнением революционных законов. «Там, — пишет он, — бывший оперный бас сидел рядом с писателем, мальчишка из парикмахерской — рядом с викарием и профессор истории — рядом с дантистом»[140].

Далее наш неоценимый свидетель продолжает:

«Беньон, начальник бюро, близкий, по-видимому, к главным членам комитета, был оригиналом совершенно особого рода. Под его резкими и грубыми донельзя манерами скрывались чудное сердце и безграничное бескорыстие. Являясь патриотом сверх всякой меры, каким только можно было быть или казаться в ту эпоху, он не пропускал ни одной казни на площади Революция. Он приветствовал их и в то же время втайне спасал столько несчастных, сколько позволяло ему то влияние, которым он пользовался. Наше бюро помещалось в Тюильри, в апартаментах, где жил Людовик XVI. Стол, за которым работал я, упирался в тот самый шкаф, где были найдены документы, послужившие отчасти основанием для его осуждения. В этот шкаф клал я свою шляпу и перчатки. Он был довольно грубой работы и находился в маленьком туалетном кабинете, выходившем в альков спальни. Шкаф состоял из углубления, сделанного в стене, глубиной в 8–10 дюймов, высотой фута в два и шириной приблизительно в 15 дюймов. Только дверь его была сделана из железа и неловко замаскирована деревянной доской, которую по желанию можно было поднимать».