Елена Щетинина - 13 ведьм (сборник)

• Название: 13 ведьм (сборник)
• Автор: Елена Щетинина
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-098485-5

13 авторов. 13 историй. 13 ведьм.

Сколько жив людской род – столько верит человек в потустороннее. Верит – и боится. Дрожит от страха перед тем, что за гранью. Страшится того, чего не может объяснить и понять. Силу, которая нашему разуму неподвластна.

Так было во времена стародавние, так бывает ныне, так будет вовеки.

Но во все времена, в любую эпоху живут среди нас те, кто держат в руках нити, связующие два мира, по эту и по ту сторону.

Знахарки, колдуньи и экстрасенсы…

Ведьмы.

Ты боишься их? Зря…

Не боишься? Тебе же хуже!

---

– Принимаю силу ведьмы, кровь черную, мне покорную, в тело мое, – сказала она, а потом еще что-то на латыни.

Ее язык на проколотых сосках показался Кате теплым, скользким, очень приятным – Штефан так не делал.

– Что это было? – спросила она. – Что ты сказала?

Девушка рассмеялась, махнула рукой.

– Суеверие, – сказала она. – Я из странной семьи. Верим во все и сразу.

Странная девица дала Кате вместе с банкнотой номер своего телефона и велела звонить, если что.

В октябре у Штефана заканчивался отпуск, он возвращался в свой Лейпциг. Катя помогала ему выбирать сувениры для детей – лампу-маяк, лодочку, полированную спираль аммонита, который когда-то провел несколько лет живым существом, а потом сто миллионов – камнем.

Дочь Штефана была на полгода старше Катьки, собиралась учиться на архитектора. Штефан ею очень гордился, показывал фотографии.

Катя подумывала напоследок украсть у него ноутбук, но не стала.

Штефан купил ей куртку и сапоги, «а то скоро похолодает», заплатил за неделю вперед в дешевой приморской гостинице. У парома чмокнул ее в щеку, как дочку, будто не было у них пятидесяти восьми потных замысловатых совокуплений (Катька считала). Телефона или адреса он не оставил и даже фамилии своей так и не сказал.

Неделю она лежала в кровати и спала. Завтрак входил в стоимость номера, она брала по пять добавок, чтобы потом весь день не есть. Читала то изрядно потрепанного Кафку, то «Непослушную узницу любви». Смотрела телик – кулинарные программы и сериалы Би-би-си.

– Что же мне теперь делать, мсье Пуаро? Что же?

– Перепишите завещание, мисс Арундел. Это спасет вам жизнь!

Катя позвонила девушке из тату-салона. В последний момент чуть не бросила трубку, потому что не знала, как представиться. Но та каким-то образом узнала ее после пяти секунд молчания.

– Приезжай, – сказала она. – Мы снимаем дом на троих с сокурсницами. В моей комнате большая кладовка, туда встанет кровать. Ну если ты захочешь спать отдельно…

На темном, блестящем от дождя перроне Катя едва узнала девушку – та была в обычной куртке и джинсах, вязаная шапочка закрывала татуированную голову, кольца из бровей и носа она вытащила – в универе не одобрялось. Ее звали Фрейя, она училась на втором курсе медицинского факультета, ее родители были друидами, веганами, целителями рейке, сновидцами – всем сразу.

Фрейя возила ее в гости к своей семье на Рождество.

Катя навсегда запомнила атмосферу добродушного языческого безумия в их большом, плохо протопленном доме с высокими потолками и запахами сандала, яблок и сладкого крепкого эля, который тетка Фрейи варила в подвале и выдерживала в темных высоких бочках.

Фрейя выбиралась из-под одеяла, приносила горячий глинтвейн в старых глиняных кружках, они пили его прямо с утра, потом спали до полудня, прижимаясь друг к другу, согревая друг друга – на чердаке по утрам от дыхания поднимался пар.

– У тебя большая сила, деточка, – сказала мать Фрейи, сжимая тонкую Катькину руку и проводя длинным острым ногтем по голубоватым теням ее вен, сбегающих от локтя к запястью. – Фрейя говорит, твоя кровь в первые секунды черна, как нефть, и пахнет дымом пожара. Ты можешь исцелять, губить, оборачивать, оборачиваться, если себя не пожалеешь, то даже поднимать мертвых. Твоя мать – ведьма?

Катя вспомнила, как иногда в серых, глубоко посаженных маминых глазах разгоралось глухое оранжевое пламя, будто вулкан под холодной водой, и становилось страшно до обморока, что этот вулкан вот-вот расколет мир вокруг, зальет огнем, вскипятит все живое.

– Моя мать – сука, – сказала она и отняла руку.

Фрейя оплатила ей курсы медицинских лаборантов при университете.

– У меня такой долг за учебу, что пара тысяч к кредиту ничего не изменит, – говорила она. – А у тебя будет интересная и нужная профессия. Ты умная, ловкая. Тебе понравится.

Кате очень понравилось. Особенно гистология – препарат ткани нужно было заморозить, разрезать очень тонко, закрепить и скормить машине, которая делала анализ слайда.

Здоров – болен. Злокачественная – доброкачественная. Родится – не родится. Срочная операция – покажитесь через год. Будет – не будет. Жив – мертв.

Жив – мертв.

Жив – мертв.

Опознавать Фрейю вызвали именно ее, хотя они поссорились полгода назад, Катька уехала и жила на другом конце города с веселым бородатым Джоном, а до него – с красивым чернокожим Мохаммедом. Она хорошо зарабатывала и наконец могла себе позволить собственное жилье и выбор: что есть, пить и с кем проводить время. И брезгливость.

Катя шла по знакомым коридорам морга – ей иногда приходилось спускаться сюда за образцами для лаборатории – и все думала, что спит.

Фрейя, тяжело переживая их разрыв, помногу бегала, утром и вечером. Глушила горе спортивными эндорфинами – алкоголь она не пила.

Семидесятилетняя миссис Саммерз неважно видела в темноте, но все равно поехала в магазин – в доме закончилась собачья еда, а вынести грустного, ожидающего взгляда овчарки Молли она не могла. Моросил мелкий ноябрьский дождь, старуха щурилась в свет фар. Увидев на дороге бегунью (слишком близко! в темном! в темном костюме!), она запаниковала и ударила по педали изо всех сил. Но это оказался газ, а не тормоз…

Катя вцепилась в край простыни, покрывающей разбитое тело Фрейи. В приоткрытую дверь она видела, как поднимают в верхний ряд холодильных ячеек тело миссис Саммерз – старое сердце не выдержало, она умерла через полчаса после Фрейи.

Катя закусила губу до боли, капля черной крови упала на белую ткань. Во рту стало солоно, горько и дымно.

Горький дым поднимался из трубы крематория.

– Не плачь, девочка, – сказала мать Фрейи. – Смерти нет. Есть колесо жизни, мы все на нем распяты. Чтобы вновь подняться к свету и теплу, оно должно пройти сквозь холод и темноту. Ты – ведьма, должна такое чувствовать.

Катя вырвала руку, отвернулась, не хотела про это слушать, она и Фрейю всегда останавливала, когда та начинала бубнить про сверхъестественное.

Конечно, ей было любопытно, она пробовала: двигать взглядом карандаши, оживить засохшую орхидею, услышать мысли Фрейи, наслать на свою мать рак, проказу и геморрой, приманить пугливую белку.

Ничего не получалось, не было у нее никакой силы.

Женщина усмехнулась.

– Предскажу-ка тебе судьбу, девочка-ведьма, – сказала она. – Сейчас… Дай руку…

Катька подпрыгнула, когда та уколола ее в палец кончиком толстого черного карандаша, неожиданно появившегося из кармана.

– У меня диабет, – объяснила она. – Это ланцет, чтобы мерить сахар, не волнуйся, я перещелкнула иголку.

Она выдавила каплю крови, поднесла Катину руку ко рту и слизнула.

Катя расхохоталась от безумия происходящего – они стояли у красной кирпичной стены крематория в яркий ноябрьский день, клены роняли последние листья, пахло близкой зимой, дымом и сырой землей, облако в небе было похоже на голову утки, Фрейю только что кремировали, ее мать собиралась предсказать ей будущее.

– Станешь почти мертвой, когда родишь живое, – глухо сказала та. – Станешь почти живой, когда полюбишь мертвое. А потом освободишься и полетишь.

– От чего освобожусь? – спросила Катька на всякий случай.

– От всего освободишься, девочка, от всего, – сказала старая женщина. – Все потеряешь. Свобода – это и есть потеря всего, кроме самого себя.

На секунду в ее глазах отразились огни крематория, пожравшие тело дочери, уложенное в дешевый фанерный ящик согласно завещанию – Фрейя не любила ничего лишнего. Но тут же погасли, расплылись в карей глубине. На веке дрожала маленькая бородавка. От женщины пахло сыром и гнилыми яблоками.

Катя несколько лет подряд посылала ей открытки к Рождеству, потом перестала.

Катька встретила Джастина в пабе – она с подругами ели подсоленные и сбрызнутые уксусом брусочки жареной картошки, запивали горько-пряным золотистым элем и хохотали во все горло. Джастин долго смотрел на нее через зал с низким потолком, где стены были увешаны старыми фотографиями, гравюрами и отполированным до блеска старинным крестьянским инвентарем. Потом подошел знакомиться.

Джастин был похож на ее отца – каким она его помнила в то солнечное утро своей жизни, когда ей было тепло, радостно, и она чувствовала себя любимой. Потом папа исчез навсегда, «спутался с шалавой из Самары и умотал, не обернувшись», оставил в Катькином сердце дыру, в которую задувало холодом.

Да, наверное, поэтому Катя вышла замуж за Джастина.

Они поселились в маленьком аккуратном домике в гарнизоне морских пехотинцев. Из окна было видно море.

Катю взяли на работу в местную лабораторию. Вокруг были веселые соседи, солдатские жены дружили и устраивали вечеринки. Летом в гарнизоне были гуляния и катания по воде на катерах и длинных транспортировочных «бананах», которые тянет очень быстрая моторка.