Виктор Есипов - Четыре жизни Василия Аксенова

• Название: Четыре жизни Василия Аксенова
• Автор: Виктор Есипов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-09233-7

Кого любил Василий Аксенов – один из самых скандальных и ярких «шестидесятников» и стиляг? Кого ненавидел? Зачем он переписывался с Бродским и что скрывал от самых близких людей? И как смог прожить четыре жизни в одной? Ответы на эти непростые вопросы – в мемуарной книге «Четыре жизни Василия Аксенова».

---

Соломон Волков: Но не по эмиграции в этот момент.

Александр Генис: Во всяком случае Аксенов надеялся, что Бродский ему обязательно поможет, чего Бродский не сделал. И не сделал по одной простой причине: ему не понравился „Ожог“.

Соломон Волков: Вы знаете, отзыв Бродского, который запечатлен и в письмах Аксенова, я даже не знаю, можем ли мы его озвучить, потому что он сказал: „Ожог“ – это дерьмо, хотя употреблено было совсем другое слово. Но вы знаете, пожалуй, что я попробую прочесть какие-то отрывки из письма Аксенова Бродскому. Надо учесть, что, когда Аксенов был еще в Советском Союзе, он уже узнал об отзыве Бродского. <…>

Александр Генис: Да, это, конечно, письмо обиженного человека. Аксенов никогда не простил Бродскому того, что Бродскому не понравилась его книга, и он об этом сказал. Вы знаете, я никогда об этом не говорил с Бродским, но я не раз об этом говорил с Лосевым, с другом Бродского, который знал Бродского лучше, чем сам Бродский. Лосев мне говорил об этом так: Аксенов не мог себе представить, что существуют нецеховые интересы, что Бродскому просто не нравится эта проза и он не хочет ее рекомендовать, потому что он считает, что незачем это делать. Вот эта простая мысль Аксенову в голову прийти не могла. Мне кажется, что это правдоподобная версия. А вам?

Соломон Волков: Я хотел бы процитировать ответ Бродского на это письмо, этот ответ очень показателен, потому что Бродский здесь пытается оправдаться. Мне кажется, что это оправдание получилось не слишком убедительным и, вместо того чтобы извинить Бродского, мне кажется, усугубляет в каком-то смысле его вину. Дело вот в чем: да, хорошо, его личные вкусы, он на них имел полное право, ему роман Аксенова, как мы знаем, не понравился. Но Аксенов в письме к Бродскому настаивает на том, что „Ожог“ „для меня пока самая главная книга, в ней собран нравственный, и этический, и поэтический, и профессиональный потенциал за очень многие годы“. То есть он считал „Ожог“ к тому времени своим самым большим достижением.

Александр Генис: Это бесспорно, на тот момент для него это была главная книга.

Соломон Волков: Для него отрицательное мнение Бродского было шоком. Но вдобавок к этому у Аксенова существовало некое представление о коллективной этике, при которой мы все в одной лодке, и если кого-то из нее пытаться выбросить на плаву, то это неэтично. Вот что отвечает Бродский на этот счет: „Никто меня не просил рекомендовать или не рекомендовать «Ожог» к публикации. Если бы спросили, я бы ответил отрицательно именно в силу обстоятельств, именно потому, что всякая неудача подрывает авторитет не столько рекомендателя, сколько самой литературы – следующую книжку, может быть, даже лучшую, чем та, что потерпела неудачу, пробить будет труднее. Квота имеет обыкновение сокращаться, а не расширяться».

Я не думаю, что аргументация Бродского здесь убедительна. Он должен был бы, если говорить по совести, сказать: да, мне не понравилась книга, и все тут. Он же оправдывает это некоей литературной политикой. Вы сказали, что он исходил сугубо из вкусовых соображений – не понравилась книга, и все, но тогда надо было так и написать, а не аргументировать это тем, что из-за того, что появится «Ожог», труднее будет напечатать какую-то русскую книгу – это неправда кроме всего прочего (выделено мною. – В. Е.).

Александр Генис: Я совершенно согласен с вами, что это отговорка. Но не надо забывать и другого. Дело в том, что Бродский был очень отзывчив. Скажем, Солженицын никогда никому из русских писателей в Америке не помог, а Бродский помог очень многим, он помог Довлатову, он помог Татьяне Толстой, он помог Алешковскому, он помог многим писателям, которые ему нравились. Более того, Бродский часто писал предисловия к сборникам поэтов. Однажды он даже сказал: „Меня так мало интересуют чужие стишки[48], что я уж лучше скажу о них что-нибудь хорошее“. То есть, в принципе, Бродский был отзывчивым литератором. И Аксенов был отзывчивым литератором, Аксенов тоже помогал людям. Например – мне, он очень ко мне был добр, и я всегда об этом помню. Поэтому я хочу сказать, что этот конфликт интересов никоим образом не должен отражаться на репутации каждого из них – тут просто возник конфликт из-за неприятия эстетики. Для Бродского роман „Ожог“ был неприемлемым, для него он был большим, многословным, с неуклюжей претензией на метафизику, что особенно раздражало Бродского. И он никак не мог себя представить в качестве апологета этой книги, вот как я это вижу.

Соломон Волков: Для меня важен другой отзыв Бродского об „Ожоге“ Аксенова, он говорил, что „этот роман написан шваброй“. Это подтверждает ваши слова об эстетическом неприятии романа Аксенова. Но мы тут возвращаемся в реальность: отзыв Бродского сыграл решительную роль в судьбе романа „Ожог“. Это сильно ослабило позиции Аксенова.

Александр Генис: Но тем не менее Аксенов замечательную карьеру построил в Америке, его книги широко печатались. Когда он жил в Вашингтоне, то Аксенов с гордостью, но и с иронией сказал: „Я самый знаменитый писатель Вашингтона“. Это, конечно, не тот город, который знаменит писателями, скорее политиками. Тем не менее Аксенов в Америке прожил без отзывов Бродского яркую и вполне успешную жизнь»[49].

Так выглядит эта драматическая история в восприятии современников двух знаменитых антагонистов. Все свидетели этой драмы, чьи свидетельства приведены мною выше (Еллендея и Карл Профферы, Зоя Богуславская, Анатолий Гладилин, Бенедикт Сарнов, Соломон Волков, Анатолий Генис), в том числе сам Василий Аксенов, подтверждают, что своим отрицательным отзывом на роман «Ожог» Иосиф Бродский на три-четыре года задержал развитие литературной карьеры Аксенова в Америке.

Остается еще один невыясненный вопрос, который может быть интересен поклонникам творчества Василия Аксенова. А именно: имел ли сам Аксенов какие-либо шансы стать нобелевским лауреатом?

Известно, что во время эмиграции он неоднократно становился номинантом на премию Нобеля по литературе. Его писательский потенциал достаточно высоко был оценен не кем иным, как Иосифом Бродским, в письме Аксенову от 28 апреля 1973 года.

Из письма Иосифа Бродского Василию Аксенову от 28 апреля 1973 года:

«Я хотел давно тебе сказать, но все как-то не было случая – а теперь из-за разницы во времени и в пространстве может приобрести излишнюю значительность, чего я не желаю и чего, надеюсь (зная тебя), не произойдет, – что не *уй пытаться обставить Зощенку, Набокова, Сэлинджера (как все про тебя говорят) или даже Джойса. Единственный человек, которого надо пытаться, – это Беккет. Я думаю, он уже двадцать лет как самый главный человек – в нашем общем деле. Но для этого надо отказаться от ритмической прозы и от остроумия, и вообще от всего того, что приятно делать. Я это говорю именно тебе, потому что у тебя есть необходимый для этого дела душевный опыт, который тебе же на мозги давит, потому что остается нереализованным…»[50]

И уже спустя много лет после конфликта с Бродским некоторые критики, в том числе зарубежные, считали Аксенова наиболее вероятным среди российских писателей претендентом на высшую премию по литературе.

Из статьи Тадеуша Климовича «В ожидании Нобелевской премии. Заметки о современной российской литературе»:

«А вдобавок кто-то из них получит Нобеля. Многое указывает на то, что им будет Василий Аксенов (1932 г. р.), прозаик и драматург, который дебютировал полвека назад. Его первые произведения („Коллеги“, „Звездный билет“, „Апельсины из Марокко“) вырастали из атмосферы оттепели и располагали к себе давно отсутствовавшей в российской литературе безыскусственностью. Так же тепло принимали читатели и его следующие тексты, и даже роман „Любовь к электричеству“, опубликованный в серии „Пламенные революционеры“, не запятнал либерального образа писателя. В 1979 г. он был одним из пяти редакторов (остальные четверо – Андрей Битов, Фазиль Искандер, Виктор Ерофеев, Евгений Попов) тысячестраничного альманаха „Метрополь“, у которого не было ни малейшей надежды на публикацию в Советском Союзе и который в конце концов издали в США. После наказания самых молодых „метропольцев“ (Ерофеева и Попова) Аксенов, как и полагается приличному человеку с принципами, в знак протеста демонстративно покинул ряды Союза советских писателей и в 1980 г. очутился в США, где оставался 24 года. Только там он сумел опубликовать выдержанный в тональности политикал-фикшн „Остров Крым“ и автобиографический „Ожог“. Уже в эмиграции написаны и другие его романы: „Бумажный пейзаж“, „Новый сладостный стиль“ (из жизни эмиграции) и, главное, трилогия „Московская сага“, которую неумеренные льстецы сравнивают с „Войной и миром“, а умеренные – с „Доктором Живаго“. Аксенов никогда не скрывал, что „Сагу“ (1989–1993) он писал с мыслью об американском читателе, и этим объяснял выбор определенной художественной манеры. После этой секвенции всех „кратких курсов истории“ (его собственный вклад – это сталинизм „на скорую руку“) Василий Павлович на страницах ежемесячника „Октябрь“, пользующегося успехом у читателей, перебрался в эпоху Екатерины II (в почти постмодернистском романе „Вольтерьянцы и вольтерьянки“), получил за него русский „Букер“, в рамках благодарности французам за Вольтера поселился в 2004 г. У них в Биаррице и написал роман „Москва ква-ква“, действие которого протекает в сладкие пятидесятые годы (1952–1953). Правда, на сей раз появились голоса, говорящие что-то о „старческом маразме“ и „халтуре“ (В. Топоров), но это ничего не меняет: Аксенов для многих поколений читателей остается культовым писателем, и он по-прежнему самый серьезный русский кандидат на Нобелевскую премию»[51].