Владимир Маяковский - Во весь голос (сборник)

• Название: Во весь голос (сборник)
• Автор: Владимир Маяковский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-099269-0

В этот сборник вошли наиболее известные поэмы и стихотворения Маяковского разных лет, в полной мере представляющие читателю уникальный стиль поэта: «Флейта-позвоночник», «Облако в штанах», «Про это», «А вы могли бы?», «Любовь», «Во весь голос», стихи из «американского» цикла и др. Оригинальность, бунтарство, резкость стихотворных строк и невероятная, берущая за душу эмоциональность Маяковского, поражавшие его современников, и сейчас не оставят читателя равнодушным.

---

– Да я не знал!..

                                Да я б накануне…

Да, я думаю, занят…

                                       Дом…

                                                  Со своими…

Бессмысленные просьбы

Мои свои?!

                      Д-а-а-а —

                                         это особы.

Их ведьма разве сыщет на венике!

Мои свои

                   с Енисея

                                    да с Оби

идут сейчас,

                       следят четвереньки.

Какой мой дом?!

Сейчас с него.

Подушкой-льдом

плыл Невой —

мой дом

меж дамб

стал льдом,

и там…

Я брал слова

                        то самые вкрадчивые,

то страшно рыча,

                                 то вызвоня лирово.

От выгод —

                      на вечную славу сворачивал,

молил,

             грозил,

                           просил,

                                          агитировал.

– Ведь это для всех…

                                          для самих…

                                                                 для вас же…

Ну, скажем, «Мистерия» —

                                                    ведь не для себя ж?!

Поэт там и прочее…

                                       Ведь каждому важен…

Не только себе ж —

                                      ведь не личная блажь…

Я, скажем, медведь, выражаясь грубо…

Но можно стихи…

                                   Ведь сдирают шкуру?!

Подкладку из рифм поставишь —

                                                                и шуба!..

Потом у камина…

                                   там кофе…

                                                        курят…

Дело пустяшно:

                              ну, минут на десять…

Но нужно сейчас,

                                  пока не поздно…

Похлопать может…

                                     Сказать —

                                                         надейся!..

Но чтоб теперь же…

                                       чтоб это серьёзно… —

Слушали, улыбаясь, именитого скомороха.

Катали по́ столу хлебные мякиши.

Слова об лоб

                         и в тарелку —

                                                   горохом.

Один расчувствовался,

вином размягший:

– Поооостой…

                             поооостой…

Очень даже и просто.

Я пойду!..

                  Говорят, он ждёт…

                                                    на мосту…

Я знаю…

                 Это на углу Кузнецкого мо́ста.

Пустите!

                Нукося! —

По углам —

                      зуд:

– Наззз-ю-зззюкался!

Будет ныть!

Поесть, попить,

попить, поесть —

и за 66!

Теорию к лешему!

Нэп —

             практика.

Налей,

             нарежь ему.

Футурист,

                   налягте-ка! —

Ничуть не смущаясь челюстей целостью,

пошли греметь о челюсть челюстью.

Шли

         из артезианских прорв

меж рюмкой

                        слова поэтических споров.

В матрац,

                  поздоровавшись,

                                                   влезли клопы.

На вещи насела столетняя пыль.

А тот стоит —

                          в перила вбит.

Он ждёт,

                 он верит:

                                  скоро!

Я снова лбом,

                          я снова в быт

вбиваюсь слов напором.

Опять

            атакую и вкривь и вкось.

Но странно:

                       слова проходят насквозь.

Необычайное

Стихает бас в комариные трельки.

Подбитые воздухом, стихли тарелки.

Обои,

           стены

                       блёкли…

                                        блёкли…

Тонули в серых тонах офортовых.

Со стенки

                    на город разросшийся

                                                              Бёклин

Москвой расставил «Остров мёртвых».

Давным-давно.

                             Подавно —

теперь.

             И нету проще!

Вон

        в лодке,

                       скутан саваном,

недвижный перевозчик.

Не то моря,

                      не то поля —

их шорох тишью стёрт весь.

А за морями —

                            тополя

возносят в небо мёртвость.

Что ж —

                ступлю!

                               И сразу

                                             тополи

сорвались с мест,

                                пошли,

                                              затопали.

Тополи стали спокойствия мерами,

ночей сторожами,

                                   милиционерами.

Расчетверившись,

                                   белый Харон

стал колоннадой почтамтских колонн.

Деваться некуда

Так с топором влезают в сон,

обметят спящелобых —

и сразу

             исчезает всё,

и видишь только обух.

Так барабаны улиц

                                    в сон

войдут,

             и сразу вспомнится,

что вот тоска

                         и угол вон,

за ним

             она —

                         виновница.

Прикрывши окна ладонью угла,

стекло за стеклом вытягивал с краю.

Вся жизнь

                    на карты окон легла.

Очко стекла —

                            и я проиграю.

Арап —

               миражей шулер —

                                                 по окнам

разметил нагло веселия крап.

Колода стекла

                            торжеством яркоогним

сияет нагло у ночи из лап.

Как было раньше —

                                      вырасти б,

стихом в окно влететь.

Нет,

        никни к сте́нной сырости.

И стих

             и дни не те.

Морозят камни.

                               Дрожь могил.

И редко ходят веники.

Плевками,

                     снявши башмаки,

вступаю на ступеньки.

Не молкнет в сердце боль никак,

куёт к звену звено.

Вот так,

                убив,

                          Раскольников

пришёл звенеть в звонок.

Гостьё идёт по лестнице…

Ступеньки бросил —

                                        стенкою.

Стараюсь в стенку вплесниться,

и слышу —

                     струны тенькают.

Быть может, села

                                 вот так

                                               невзначай она.

Лишь для гостей,

                                 для широких масс.

А пальцы

                 сами

                                  в пределе отчаянья

ведут бесшабашье, над горем глумясь.

Друзья

А во́роны гости?!

                                 Дверье крыло

раз сто по бокам коридора исхлопано.

Горлань горланья,

                                  оранья орло́?

ко мне доплеталось пьяное до́пьяна.

Полоса

щели.

Голоса?

еле:

«Аннушка —

ну и румянушка!»

Пироги…

                  Печка…

Шубу…

              Помогает…

                                   С плечика…

Сглушило слова уанстепным темпом,

и снова слова сквозь темп уанстепа:

«Что это вы так развеселились?

Разве?!»

               Сли́лись…

Опять полоса осветила фразу.

Слова непонятны —

                                       особенно сразу.

Слова так

                   (не то чтоб со зла):

«Один тут сломал ногу,

так вот веселимся, чем бог послал,

танцуем себе понемногу».

Да,

      их голоса́.

                         Знакомые выкрики.

Застыл в узнаваньи,

                                      расплющился, нем,

фразы крою́ по выкриков выкройке.

Да —

          это они —

                              они обо мне.

Шелест.

                Листают, наверное, ноты.

«Ногу, говорите?

                                Вот смешно-то!»

И снова

               в тостах стаканы исчоканы,

и сыплют стеклянные искры из щёк они.

И снова

               пьяное:

                             «Ну и интересно!

Так, говорите, пополам и треснул?»

«Должен огорчить вас, как ни грустно,