Василий Балябин - Забайкальцы (роман в трех книгах)

• Название: Забайкальцы (роман в трех книгах)
• Автор: Василий Балябин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Роман Василия Балябина «Забайкальцы» — широкое эпическое полотно, посвященное сибирякам, потомкам отважных русских землепроходцев, тем, кто устанавливал советскую власть на восточных окраинах необъятной России, дрался с белогвардейскими бандами и японскими интервентами.

Перед читателем проходят образы руководителей партизанского движения на Дальнем Востоке, большое место в произведении занимает образ легендарного героя гражданской войны Сергея Лазо.

Роман В. Балябина глубоко и верно воспроизводит атмосферу эпохи, он проникнут пафосом всенародной борьбы за победу советской власти.

---

— Помню, Степан, — вздохнул Чугуевский, — все помню, разве можно забыть такое?

Глава III

Небывало бурное время наступило в Забайкалье во второй половине марта 1917 года. Это было время массовых митингов, восторженных оваций, уличных демонстраций. Одно за другим следовали события большой политической важности: оформилась новая, «революционная» власть — «Комитет общественной безопасности», были распущены тюрьмы Нерчинской каторги. Здесь новая власть совершила большую ошибку, выпустив на свободу заодно с политическими заключенными и уголовников, не считаясь ни со сроком отбывания наказания, ни с тяжестью свершенных ими преступлений. Революционный пафос охватил и казачество, потому-то на областном казачьем съезде, делегатами которого были в большинстве своем казаки-фронтовики, было решено: уничтожить в Забайкалье сословное различие, отрешиться от казачьего звания.

Однако революционный пыл начал охладевать, когда стало очевидным, что новые правители, такие щедрые на обещания и пышные речи, на самом деле не могут дать народу ни мира, ни хлеба. Недовольство в народе росло и вскоре дошло до того, что рабочие Читы-первой, в противовес «Комитету общественной безопасности», создали свою власть — Совет рабочих и солдатских депутатов, который явился в Забайкалье зародышем советской власти.

Таким образом возникло в Забайкалье двоевластие, и между обоими органами власти сразу же началась борьба: большевики из совдепа обвиняли «Комитет общественной безопасности» в измене рабочему классу, в соглашательстве с буржуазией, а те, в свою очередь, метали громы и молнии на головы большевиков, объявляя их бунтарями, зачинщиками гражданской войны. Борьба эта обострилась, когда докатилась до Читы весть об июльских событиях в Петрограде и о корниловском мятеже. И тут читинские комитетчики вспомнили о казаках! Вспомнили затем, чтобы восстановить забайкальское казачество и в нем иметь себе опору в случае возникновения в области гражданской войны.

Так, с благословения читинских правителей, в конце августа генералом Шильниковым и депутатом бывшей Государственной думы Таскиным вновь был созван в Чите областной казачий съезд.

В Заиграевской станице делегатами на съезд избрали станичного атамана Комогорцева, урядника Кривошеева из поселка Сосновского и Савву Саввича Пантелеева.

— Не обмишультесь там, как атамана выбирать будете, — наказывали делегатам участники станичного схода.

— Чтобы из боевых генералов, а не абы кого.

— А в войсковой круг стариков побольше, заслуженных.

— Фронтовиков остерегайтесь.

— Будьте спокойны, господа станишники, — от имени выбранных заверял стариков Савва Саввич, очень польщенный оказанной ему честью и доверием схода, — уж мы-то постараемся для миру православного, постоим за казачество наше славное, не сумлевайтесь.

В Читу Савва Саввич выехал дня через три после станичного схода.

Рассчитавшись с извозчиком, Савва Саввич, с мешком провизии на плече, поднялся на второй этаж. В комнате, где отвели ему место на деревянном топчане с матрацем, набитым соломой, поселилось еще человек двадцать делегатов, и почти все седобородые деды из сел и станиц второго отдела. Такие делегаты по душе пришлись Савве Саввичу. Не понравился ему лишь один — скуластый, похожий на тунгуса казак. По его поведению, разговорам Савва Саввич определил, что это обольшевиченный фронтовик, которых он терпеть не мог в своей станице. Когда один из дедов, по фамилии Морозов, заговорил что-то о большевиках, скуластый фронтовик сердито возразил ему:

— Кабы не большевики, так мы и до се ишо на фронтах гибли.

— На то она и война, — повысил голос дед Морозов, — кому погибнуть суждено, тому честь и слава, а домой возвернуться — так героями, грудь в крестах или голова в кустах!

— Тебя бы туда хоть месяца на три, посмотрели бы мы, какое ты геройство окажешь…

— Доводилось повоевать и нам не меньше вашего! — Малорослый, щуплый Морозов выпрямился, багровея лицом, стукнул себя в грудь жилистым кулачком. — Доводилось, а присяги сроду не нарушали и домой-то пришли казаками, а не фулиганами-беспогонниками.

— Нашел чем попрекнуть, геро-ой…

«Большевик, с-сукин сын, — подумал Савва Саввич, косясь на фронтовика, спорившего с дедом, — што наш Ванька Рудаков, што этот— одного поля ягода».

Зато порадовал Савву Саввича другой делегат — молодецкого вида казачина с темно-русым кучерявым чубом, такой же, из кольца в кольцо, бородой и умными карими глазами. На вид ему можно было дать лет сорок пять, хотя и чуб его, лихо взбитый на фуражку, и окладистая борода уже густо припудрены сединой. Более всего умилило Савву Саввича то, что на груди этого делегата серебром и золотом отливали четыре георгиевских креста и три медали.

«Полный кавалер! — мысленно воскликнул Савва Саввич, не сводя с бравого казака восторженного взгляда. — Герой! Не чета вот этому паршивцу большевику».

Он первый поспешил познакомиться с кавалером. Ответив на приветствие Саввы Саввича, тот назвал себя: атаман Заозерной станицы Уваров Иван Спиридонович.

— А как думаешь, Иван Спиридонович, для чего нас собрали здесь, какие дела вырешать?

Не торопясь с ответом, словно обдумывая каждое слово, Уваров разгладил усы:

— Перво-наперво казачество восстанавливать будем, чтобы как по-прежнему было, это самое главное. Ну и, само собой понятно, войскового наказного атамана изберем, членов круга и так далее.

У Саввы Саввича дух захватило от радости.

— Истинная правда, Иван Спиридонович, истинная правда. Вить это на что же похоже, додумались умные головы перевести нас в мужики! Раньше, бывало, только за большие провинности лишали казачьего звания, позором считалось такое дело! А теперь, на поди, собралась всякая шваль, шиша да епиша да колупай с братом, и вырешили лишить нас казачества! А спрашивается, какое они имели полное право эдакий приговор выносить?

— А что толку-то в ихнем приговоре, — презрительно улыбаясь, ответил Уваров. — По всей области как было, так и осталось по-старому— и станицы и атаманы, потому что у делегатов первого съезда не было и полномочий от станиц решать, быть или не быть забайкальскому казачеству. А теперь вот другое дело: у всех делегатов, с какими я тут разговаривал, приговоры станичных сходов, и все в голос за казачество. Ну конечно, немало разговоров было и против, вот хоть бы и в нашей станице, к примеру, — а большинство-то все-таки за казаков.

— Совершенно верно, казаками мы родились, казаками и умрем.

Съезд проходил в Мариинском театре. Савва Саввич прибыл на него в компании уже знакомых ему стариков и с удовольствием наблюдал, что большинство делегатов — пожилые, заслуженные, зажиточные казаки. Многие из них в старомодных длиннополых мундирах, с крестами и медалями на груди, с разномастными, врасчес, бородами. Все выглядит солидно, благопристойно. Отдельно от стариков держатся фронтовики. Их набралось человек тридцать, иные прибыли на съезд прямо со станции с винтовками, в заношенных грязных гимнастерках и шароварах защитного цвета. Этим Савва Саввич не доверял. Зато любо было ему посмотреть и на сцену: там, за длинным столом под красной скатертью, восседал президиум съезда: генералы, офицеры, штатские из новых руководителей области и особо заслуженные казаки, в числе их Заозерной станицы атаман Уваров и фронтовик— полный георгиевский кавалер в погонах подхорунжего.

Частенько бывавшему в Чите Савве Саввичу приходилось иметь дело с военными, с крупными чиновниками, встречаться с большими начальниками, он гордился этим и теперь охотно пояснял старикам.

— Вот энтот, — Савва Саввич показал на сидящего в президиуме господина в сером костюме, — с карандашиком-то в руке, это Сергей Афанасьевич Таскин, депутат думы, башковитый человек. Я его очень даже хорошо знаю, из казаков он, Монкечурской станицы. Умница. Побольше бы таких, не то бы и было!

— Слыхал про Таскина, слыхал. А эти вот, Савва Саввич, генералы-то, кто они такие?

— Вон тот, что рядом с Таскиным сидит, Шильников, боевой генерал. А слева от него — Зимин. Шибко его хвалят, так што, ежели бы его в наказные избрать, промашки не было бы.

— А вон тот, голенастый, в очках-то?

— Завадский его фамилия, из нонешних управителей, и тоже приплелся сюда за каким-то лешим.

Докладывал съезду генерал Зимин, среднего роста, плотно сбитый и крепкий еще старик с моложавым энергичным лицом, дымчато-серой, богатой шевелюрой и такими же усами.

— Господа делегаты, посланцы казачьих станиц славного забайкальского войска, — рокотал он звучным, густым баритоном, — в годину тяжких испытаний и больших политических событий, которые переживает наша многострадальная родина, мы собрались здесь, чтобы решить: быть или не быть нашему славному, героическому забайкальскому казачеству. Господа! Как вам известно, весной этого года подлое сборище изменников и предателей вынесло решение об упразднении в области казачьего сословия. Это решение не было и не могло быть законным, ибо съезд-то не был казачьим, это был съезд изменников, самозванцев и всякой шантрапы, которая и понятия не имеет о таких вещах, как любовь к родине и долг перед отечеством.