Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

• Название: Генрих VIII и его королевы
• Автор: Дэвид Лоудз
• Издательство: Феникс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-85880-544-2

Драматическая история короля-многоженца Генриха VIII, получившего прозвище «Синей Бороды», поскольку две из его шести жен умерли на плахе, стала уже легендарной. В книге английского исследователя Дэвида Лоудза история злосчастных браков английского короля впервые развернута достаточно полно и объективно, так что фигура главного героя этой ренессансной драмы становится почти трагической, а сменяющие друг друга королевы обретают живые характеры, во многом объясняющие их судьбы.

Эту книгу с увлечением прочтут все, кто интересуется не только событиями великой эпохи Возрождения, но и игрой человеческих страстей, близких любому времени.

В эпоху ренессансных монархий, поскольку правители стремились к централизации власти, личные интересы были неотделимы от политических. Семейные отношения имели политический резонанс, и нигде в такой степени, как в Англии, где попытки Генриха VIII обеспечить престолонаследие определяли всю его внутреннюю политику с 1525 года.

Сначала была долгая борьба за то, чтобы освободиться от цепкой Екатерины Арагонской и жениться на совершенной иной по характеру, но столь же умной Анне Болейн — кризис, получивший известность как «великое дело» короля. После этого король обрел покой с Джейн Сеймур, которая умерла во имя династических интересов, произведя на свет долгожданного наследника трона. К 1539 году Генрих был готов во второй раз рискнуть на международном брачном рынке, пытаясь сохранить свою с таким трудом обретенную автономию, ни с плачевным исходом в виде Анны Клевской. Обескураженный и отчаянно пытающийся вернуть свою молодость, стареющий Генрих совершил после этого ошибку, влюбившись в кукольное создание семьи Ховардов, Екатерину, роковые оплошности которой почти разрушили его душевное равновесие. Обретя спасение в своем последнем браке с Екатериной Парр, король позволил ее друзьям-реформатором достичь главенствующего положения при дворе в последние годы его царствования и тем самым сделал последующий политический режим гораздо более радикальным, чем он мог предполагать.

Это прекрасно иллюстрированное исследование раскрывает хорошо известную историю Генриха VIII и его жен в свете политической перспективы и показывает, какую важную и порой осознанную роль играла каждая из жен в его политическом и личном становлении.

Дэвид Лоудз является профессором истории в университетском колледже северного Уэльса, в Бангоре. Им написаны книги «Политика и нация», «Двор Тюдоров», «Мария Тюдор, история жизни» и «Кризис междуцарствия Тюдоров».

---

Брачный союз с Анной Клевской, хотя и был во многих отношениях наименее удачным из браков Генриха, и к тому же самым кратковременным, был тем не менее важен. Кромвель наверняка, а король вполне вероятно, начали эти переговоры, основываясь на том, что женщина менее важна, чем политика, которую она собой воплощает. Если Джейн Сеймур была выдана замуж по чисто личным мотивам, то Анна Клевская была символом чисто внешней политики, целью которой было избавиться от франко-имперского аттракциона, не будучи вовлеченными в Аугсбургский союз. Как бы ей жилось, если бы международная ситуация не изменилась, остается только догадываться. Генрих достаточно открыто выражал свое отвращение, хотя его отношение к самой Анне осталось добрым[235]. Вся эта проблема была решена без шума частично потому, что Анна не была еще одной Екатериной Арагонской (а герцог Вильям — еще одним Карлом V), а частично потому, что королевская супрематия предоставляла королю Англии юрисдикцию решать все подобные вопросы в собственных интересах, не обращаясь к чужеземцам. Анна не воплощала собой протестантский альянс, поэтому ее отстранение не означало разрыва с протестантизмом. Не оказалось оно и главной причиной падения Томаса Кромвеля, которое явилось самым взрывоопасным событием 1540 года. Громкие негодующие речи, с которыми встретили при европейских дворах известие о расторжении этого брака были данью условности, но они помогли заново осознать, как далеко шагнул английский король за пределы правил обычного королевского поведения. Короли в прошлом время от времени изгоняли своих жен, но Генрих сделал это уже три раза менее чем за десять лет, и на этот раз, как все поняли, просто из-за отсутствия сексуального желания. Может ли монарх быть более безответственным? В то же время обращение с Анной, включая ее продолжительное пребывание в Англии, было еще одним примером того, насколько полновластным властелином является Генрих в своем собственном доме. Тем не менее в некотором смысле это был по-настоящему разрушительный эксперимент. Признаваясь своему врачу, доктору Уильяму Баттсу, что он не испытывает влечения к своей жене, он добавил, что уверен, что смог бы совершить «дело» с другой, но не с ней[236].

Кем была эта другая, скоро стало ясно, но чары Екатерины Ховард заговорили позже, когда изгнание Анны было уже делом решенным. Они к тому же ввергли Генриха в его самую грубую матримониальную ошибку. Не оправившись от одного унижения, он тут же подвергся другому, кажется, совершенно не думая о политических последствиях. Екатерина, подобно Джейн Сеймур, не мыслила себе политики без личной выгоды, не считая все более безнадежной мечты о будущем отпрыске. В политическом смысле она была всего лишь частью семейного клана и бесчинствовала под носом у Генриха с помощью своих родственников, нимало не заботясь о возможных последствиях. Если она вообще что-то собой представляла, то лишь попытку консолидации консервативных религиозных сил, достигших наибольшего успеха, свергнув Кромвеля. Однако этот консерватизм был относительным. Ни Норфолк, ни Гардинер не стремились присоединяться к папской реакции, прекрасно зная, какие клапаны открыть, а какие закрыть. Сама Екатерина не имела ни ума, ни зрелости, чтобы играть какую-то политическую роль, и хотя реформаторы в этот период отступили, их не убрали из совета и тайного кабинета. Продвигая молодую женщину с сомнительным прошлым и недостаточно контролирующую свои эмоции, Ховарды пошли на крайний риск, который закончился их уничтожением, но они также нанесли значительную психологическую травму королю. Не так важно было, что он резко постарел, а все дело было в том, что его растущие страхи в отношении собственной импотенции внезапно подтвердились.

К 1543 году, когда его политическая власть находилась на высоте и все посягательства на нее были сокрушены, король стал трагической фигурой. Он был невероятно тучен, стал калекой по причине, вероятно, остеомиелита, и постоянно мучился от простуды и колик[237]. Его портрет, гравированный Корнелием Мэтсью, выполненный примерно в это время, изображает фигуру печально-угрожающую, с лицом, которое не без основания сравнивали с огромной картошкой. Мы не знаем, как или почему он выбрал свою последнюю невесту. Может быть, его внимание обратил на нее какой-нибудь преданный придворный, понимавший, в чем он нуждается; ее могла подставить партия реформаторов, как Екатерину Ховард — консерваторы. Мы можем быть вполне уверены в том, что она не искала этого внимания, потому что еще до того как умер лорд Лэтимер, она обратила взоры на Томаса Сеймура. Во многих отношениях это был самый лучший выбор Генриха, и она выполнила свой долг лучше, чем любая из ее предшественниц. Это было более просто, потому что взрывной сексуальный элемент, который скреплял и рвал большинство отношений короля, почти полностью отсутствовал, но иной раз он, вероятно, требовался и вряд ли был приятен. Большинство из того, что мы знаем о Екатерине Парр, связано с ее семейными добродетелями и свойственной ей добротой вообще, но не следует пренебрегать и ее политической ролью. Независимо от намерений, ее евангелическая деятельность создала ей союзников. Другими словами, она весьма активно участвовала в той борьбе за власть, которая шла при дворе в последние четыре года жизни Генриха — борьбе за власть, которая была нацелена на все более неизбежное регентство[238]. Если у Екатерины в этой борьбе и были какие-то личные амбиции, то они не проявились. Она не выразила протеста ни в то время, ни потом, когда ее игнорировали при учреждении регентства, и ее приоритет после смерти короля имел чисто личный характер. Несмотря на свою безупречную репутацию, последняя королева Генриха исключительно умело скрывала свои подлинные чувства, и ее поведение в последний год жизни заставляет задуматься о годах ее якобы полного самопожертвования в роли подруги и сиделки короля.

Гравированный портрет Генриха VIII в возрасте пятидесяти трех лет. Корнелий Мэтсью, 1544

Для своих подданных Генрих VIII в конце концов стал великим королем, тень которого поглощала все и через двадцать лет после его смерти, и которому его долго прожившая и удачливая дочь Елизавета возносила почести[239]. Для своих европейских современников он был монстром, разрушившим здание единой церкви, чтобы удовлетворить свою незаконную похоть, и изгнал четырех жен, двух из которых убил, когда они перестали в достаточной мере удовлетворять его. Екатерина Арагонская превратилась в святую, Анна Болейн — в демона (в облике которого она до сих пор изображается на испанских карнавалах нашего столетия), а Анна Клевская стала посмешищем. Всегда есть доля истины и в иконе и в карикатуре. Какие бы мнения ни существовали о механизме английского правления в период его царствования, нельзя отрицать, что он совершил коренную перестройку законодательного процесса. Установление королевской супрематии в союзе с парламентом стало важнейшим фактором в становлении государства[240]. Это могло ничем не закончиться, но недостаточно сказать, что если бы его дочь Мария прожила дольше, то все его достижения были бы преданы забвению. К тому времени, как Генрих умер, королевская супрематия стала «английским завоеванием», и отмена Марией законов, в которых она была воплощена, не лишила ее привлекательности. Елизавета еще в большей степени, чем Генрих, превратила ее в нерушимую основу английского государства, но весьма сомнительно, смогла бы она создать ее из случайных обломков в момент своего восхождения на престол в 1559 году. Мы в самом деле должны рассматривать Генриха как одного из главных политических архитекторов, превративших средневековую Англию в мощного партнера современного национального государства. И хотя он никогда не был протестантом, он также главным образом отвечает за то, что Англия к концу шестнадцатого века стала протестантским государством, а к концу семнадцатого — мировым оплотом протестантизма. Какие бы суждения ни выносились относительно его убеждений или морали, его политические свершения оправдывали его исторический статус.

Однако Генрих был тем человеком, который не умел жить в разных, отделенных друг от друга сферах. Несмотря на то, что некоторые теории утверждают противоположное, средневековые короли обычно не отделяли для себя дела церкви и государства, и подобным же образом Генрих не умел разделять свою общественную и личную жизнь. Какими бы плачевными ни оказывались последствия, он считался со своими женами. Все они, за исключением Анны Клевской, вели будуарную политику, чтобы обеспечить продвижение собственной семьи или фаворитов, но этим их роли не исчерпывались. Екатерина Арагонская была послом, сначала у своего отца, потом — у племянника. Она была также активной сторонницей строгой религиозной ортодоксии. Следовательно, в ее отстранении играло роль не только желание короля иметь наследника. Это в сущности — повод, но причины были более сложными, и последствия выходили далеко за рамки династических проблем. По этим же причинам Анна Болейн была нечто большее, чем соблазнительница, которое украла сердце Генриха у законной жены. Она была искусным и целеустремленным политическим лидером, с программой, рассчитанной на гораздо большее, чем возвышение ее собственной семьи. Анна понимала значение королевской супрематии и пользу, которую из этого можно извлечь, гораздо более масштабную, чем обеспечение ее собственного положения. Из-за ее пола и отношений с королем ее падение было разыграно как чувствительносладострастный сюжет, но она была казнена по той же самой причине, по какой был казнен Томас Кромвель — потому что она была слишком опасна, чтобы ее просто сослать в деревню. Несмотря на надуманность выдвинутых против нее обвинений, Анна была в такой же мере отвергнутым советником, как и изменившей женой. Те, кто считали Генриха попросту варваром, который отрубал голову жене, если она ему не нравилась, предпочитали не замечать, что одна женщина, смерть которой действительно могла бы решить его проблемы, то есть Екатерина Арагонская, жила и умерла в собственной постели. Казнь королевской супруги почти не имела прецедентов, и она должна была восприниматься как отражение абсолютно исключительной роли, которую Анна решила играть в деятельности своего мужа.