Александр Старостин - Спасение челюскинцев

• Название: Спасение челюскинцев
• Автор: Александр Старостин
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

Документальная повесть о спасении челюскинцев во льдах Чукотского моря советскими летчиками в 1934 году. Это одна из многих ярких страниц нашей советской истории. Предисловие Героя Советского Союза летчика А. В. Ляпидевского.

---

После двух пробных полетов в качестве пассажира Слепнев сказал:

— Попробую теперь полетать самостоятельно.

Он некоторое время сидел в кресле неподвижно — привыкал

Ванкарем — основная база спасения челюскинцев.


Летчик М. Бабушкин (справа) и бортмеханик Г. Валавин отремонтировали свой самолет и перелетели в Ванкарем.
Валериан Владимирович Куйбышев — председатель правительственной комиссии по оказанию помощи челюскинцам.

О. Ю. Шмидт на самолете Молокова был доставлен из лагеря в Ванкарем.
В лагерь стали прибывать летчики Слепнев, Каманин, Молоков, Водопьянов, Доронин.
Челюскинцы были переправлены в бухту Провидения. Там их ждал пароход «Смоленск».

Первые Герои Советского Союза — А. В. Ляпидевский, С. А. Леваневский, М. Т. Слепнев, В. С. Молоков, Н. П. Каманин, М. В. Водопьянов, И. В. Доронин.
Гордо развевается красный флаг Страны Советов.
Поезд челюскинцев в пути.
Пионеры встречают героев челюскинцев.
Пятилетняя девочка дарит цветы матросу «Челюскина».
Летчик М. В. Водопьянов стал почетным пионером.
Радостно приветствует Москва своих героев.
Герои челюскинской эпопеи на Красной площади.

к своему рабочему месту, поглядывал на приборы, примеривался к кранам и тумблерам, чтоб, в случае необходимости, дотянуться до них почти не глядя. И слышал, между прочим, как толпа зевак и корреспондентов устремилась куда-то в конец полосы.

«Чего это они там потеряли?» — подумал он безо всякого интереса и, продолжая глядеть на приборную доску, сказал механику:

— Ну-ка, Билл, запускай мотор, поедем. «Гоу мотор», одним словом. Так, что ли, по-вашему?

— Ес, сэр!

— На взлете будешь мне подсказывать скорость. То есть тэл ми спид, вен ай буду делать, ап, то есть взлет. Фэрштейн?

— Ес, сэр!

Оказалось, что Билл прекрасно понимал все, что ему говорил Слепнев.

Когда мотор был запущен и прогрет, Слепнев дал газ — самолет сперва медленно, а потом все скорее и скорее пошел на взлет. Механик, свесившись над пилотом, диктовал ему на ухо скорость.

«Скорость отрыва», — отметил про себя Слепнев и плавно взял штурвал на себя. Самолет очутился в воздухе. Впереди мелькнула толпа. Чего это они там нашли? Мотор тянул нормально, машина была более или менее устойчивой. Земля стала заволакиваться дымкой.

Когда Маврикий Трофимович вернулся, он, между прочим, спросил переводчика:

— Чего это все побежали в конец полосы?

— Чтоб сфотографировать.

— Что там фотографировать?

— Обломки вашего самолета, сэр.

— Очень сожалею, что я не оправдал надежд, — с притворной скорбью произнес Слепнев.

— Мистер Слеп, как вам понравилась наша машина?

— Ничего. Летать можно.

— Вам, наверное, еще не приходилось летать на таком скоростном современном самолете?

Слепневу этот вопрос не очень понравился, и он небрежно бросил:

— Отчего же? У нас подобные самолеты еще кое-где сохранились. На окраинах России.

Леваневский также разочаровал представителей прессы и зевак, которые жаждали крови, сувениров и сенсационных сообщений.

На другой день Леваневский, Слепнев и Ушаков вылетели в Ном.

Погода была много хуже, чем этого требовалось для безопасного полета.

Самолеты, казалось, нырнули в разбавленное водой молоко и застыли на одном месте. Пришлось идти на бреющем полете в белой мгле, ориентируясь только по еле видимым телеграфным столбам.

Появление русских летчиков в Номе показалось противоестественным: в такую погоду, а особенно после катастроф, здесь не принято было летать.

Тут их ждала радиограмма правительственной комиссии. Леваневскому с Ушаковым на борту предписывалось немедленно вылететь в Ванкарем, а Слепневу остаться в Номе и ждать дальнейших распоряжений.

Они узнали и о «гибели русского полярного героя Ляпидевского», и об исчезновении групп Каманина и Галышева.

Перед вылетом в Ванкарем поступило сообщение, что слухи о гибели Ляпидевского и его товарищей оказались ложными. Это не могло не поднять настроения наших летчиков. Слепнев прихватил с собой эти газеты, чтобы подарить их при встрече Ляпидевскому.

— Итак, наши расчеты оказались правильными, — сказал Леваневский. — Мы будем первыми в лагере.

— Пожалуй, что так, — согласился Слепнев.

— Надо говорить: «Полагаем быть первыми», — поправил Ушаков. — Мало ли что может случиться.

29 марта вылетели в Ванкарем. На борту командир корабля Сигизмунд Леваневский, бортмеханик Кляйд Армстидт и Ушаков. Погода стояла прекрасная. Светило солнце. Воздух был так прозрачен, что можно увидеть неровности и тени на снегу. Но все знали, что в любую минуту погода может измениться. Так оно и вышло. У берегов Чукотки, у мыса Онман, попали в снежный заряд. Леваневский решил пробиться к земле и сесть, если, конечно, появится возможность. Но такой возможности не появилось. Невозможно было разглядеть не только землю, но даже плоскости собственного самолета.

И тут впереди, между полосами снега, возникла отвесная скала. Столкновение казалось неизбежным. Однако Леваневский ушел вверх почти вертикально. Через минуту, как из-под земли, выскочила следующая скала. И снова Леваневский избежал верной гибели, едва не зацепившись за острые зубцы отвесного берега. И решил уходить вверх.

Но на высоте двух тысяч, куда удалось забраться, не было никакой видимости, и началось обледенение.

Машина, обросшая льдом по кромкам крыла, сделалась тяжелой, трудноуправляемой. Лицо Леваневского заливал пот.

«Только бы не потерять скорость», — думал он и косил глазом на стрелку указателя скорости, которая двигалась к нулю. И в довершение ко всему мотор стал давать перебои.

Механик Армстидт нащупал пряжки привязных ремней и стал пристегиваться. И увидел Ушакова — тот протер пенсне и безмятежно улыбнулся. Армстидт, при всем своем желании, никак не мог увидеть причин для благодушия. Впрочем, Ушаков и не храбрился, а вел себя, как обычно. Уверенность и спокойствие передались и американцу, и он, отбросив пряжки ремней, сказал:

— О’кэй!

Леваневский решил уйти подальше от прибрежных скал.

Стрелка высотомера шла к нулю. Стекло кабины покрылось инеем и льдом.

Леваневский, чувствуя, что земля рядом, разбил локтем боковое стекло, высунул голову, в теплую кабину ворвался холод.

Надвигались торосы. Они надвигались неумолимо, как судьба.

Первым ударом о торос была сбита правая лыжа. О следующий левая. Мотор пришлось тотчас же выключить, чтоб не возникло пожара.

Самолет пополз на брюхе. Наступила тишина. И только ветер свистел в торосах.

Механик крикнул:

— Вери-вери гуд, пайлэт!

Впрочем, пилот, кажется, не слышал механика, который радовался, что остался жив. Он неподвижно лежал лицом на приборной доске, и кровь капала на его рыжие унты.

Механик сообразил, что его радость несколько некорректна.

Ушаков, не теряя обычного спокойствия, нащупал пульс Леваневского и сообщил:

— Жив.

Леваневский открыл глаза.

— Как себя чувствуете?

— Самолет жалко.

Механик уже тащил аптечку.

На другой день в Ванкарем вылетел Слепнев.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ВАНКАРЕМ — это не город и даже не деревня. Ванкарем — каменистая гряда, уходящая в море. Гряда образует тихую лагуну, а в лагуне — ледовый аэродром, на который пока еще не садился ни один самолет. В лагуну впадает река, о существовании которой зимой и не догадаешься, так как ее укрыло снегом. На берегу реки двенадцать яранг. Деревьев вокруг никаких, если, конечно, не считать «говорящего дерева» — радиомачты, которая установлена на высоком обрывистом берегу рядом со строеньицем радиостанции.

Ванкаремские чукчи еще ни разу не видели самолета. Тем не менее каждый день все население выходило чистить и «гладить» аэродром: запрягали оленей и таскали «гладилку», а попросту бревно, которое равняло заструги.