Татьяна Соломатина - Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

• Название: Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
• Автор: Татьяна Соломатина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-086396-9

Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…

Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?

---

Поцелуева смотрела в окно. На подоконнике всё ещё стояла пепельница Мальцевой. Оксана не курила. Но даже убрать эту пепельницу в шкаф — не могла. Как-то раз Тимофеевна, убирая кабинет, убрала пепельницу в ящик стола — Оксана Анатольевна долго, несправедливо и незаслуженно кричала на старую верную санитарку. Потом извинялась. Но пепельницу вернула на место. Как будто без пепельницы и без этого ужасного постера в чёрной рамке — это был не кабинет заведующей, а просто помещение. Безжизненное помещение из поэтажного плана. Как будто эта дурацкая пепельница и ужасающий постер — душа этого отделения… Бред! Больной бред от недосыпа и перенапряжения!

В кабинет забежала встревоженная Разова.

— Оксана Анатольевна! У других родов на дому — позднее послеродовое кровотечение!

Поцелуева спокойно обернулась.

— И чего суетишь? Анестезиолога и в манипуляционную на выскабливание.

— Уже. Вы будете делать?

— Ты будешь! Под моим контролем.

В глазах Тыдыбыра загорелся здоровый хирургический азарт.

Анастасия Евгеньевна очень изменилась. Достаточно будет сказать, что она похудела на тридцать килограммов. И оказалась великолепной тощей блондинкой с точёными чертами лица. Настоящей красавицей. Она не только похудела, но и пошла в спортзал. А главное — стала жить отдельно от любящих мамы и папы. Соответственно — без кулинарных изысков и, что важнее, излишеств любящей родительницы. Так что футболка с принтом «Не подменяй понятия», подаренная ей при вступлении в Общество анонимных врачей[4], теперь стала ей ну полный оверсайз. А ещё Анастасия Евгеньевна окончательно и бесповоротно влюбилась в уже не интерна Денисова. И это было очень печально. Поскольку уже не интерн Денисов не обращал на неё ни малейшего внимания. То есть как — не обращал. Он дружил с Настей. И вот только сегодня ночью они вместе отстояли в ургентной операционной приёмного покоя главного корпуса. Они иногда вместе ходили в буфет. Пересекались, в общем, по работе и по жизни. Но он понятия не имел, что Настя Разова в него влюблена. Не то потому что не заметил метаморфозы. Не увидел, как смешливый блондинистый колобок-разбойник стал настоящей принцессой: стройной, красивой; и подающим большие надежды молодым специалистом. Не то потому что был из малочисленной породы однолюбов, которые уж лучше не будут ни с кем, чем станут не с той.

Но обо всём этом ординатор обсервационного отделения Анастасия Евгеньевна Разова не думала, большой акушерской кюреткой выскабливая послеродовую матку. Она целиком и полностью была сосредоточена на операции. И Оксане Анатольевне нравилось наблюдать эту профессиональную сосредоточенность. Мы — это и наши ученики. Они — наше продолжение. И если повезёт — развитие.

Пройдя за Настей углы и дно, удостоверившись в правильности сделанных назначений, Оксана Георгиевна поднялась на пятый этаж. Сегодня у Родина была плановая. Сложнейшая беременность. Им созданная — как репродуктологом, разумеется. Под его патронатом — как акушера-гинеколога, — проведённая. И, разумеется, кого же он как хирург возьмёт в ассистенты? Любимую жену. Не потому что жена. И не потому что — любимая. А потому что так надёжней. С Оксаной — просто надёжней.

Да, Оксана Анатольевна Поцелуева и Сергей Станиславович Родин скучно поженились. Как чаще всего и делают действительно любящие друг друга достаточно зрелые люди. Зрелые чувствами. Умом. Не потому что устали или объелись — как может подумать менее зрелый всем перечисленным человек, будь он даже глубокий старик. Да, у Родина было в анамнезе три жены. Да, Оксана Анатольевна несколько путалась в количестве своих предыдущих браков, скреплённых печатью. Ей даже пришлось потратить некоторые усилия на разыскивание мужа под последним порядковым номером. Дабы развестись. Как известно, женатых у нас не регистрируют. И Родин дооформил некоторую положенную документацию. После чего они сходили в скучный районный отдел записи актов гражданского состояния, где скучно же и зарегистрировали брак. Без свидетелей, голубей, свидетелей голубей и прочего в периоде. Более непохожих друг на друга — с первого взгляда, и более счастливых вместе людей — трудно было бы прямо сейчас найти на Планете. Поцелуеву всё ещё по привычке именовали Засоскиной (и даже если Анастасия Разова когда-нибудь станет министром здравоохранения, то для некоторых она навсегда останется Тыдыбыром[5]), но желание целоваться в состоянии лёгкого подпития как-то покинуло её. О чём она сама некоторым образом переживала, часто вопрошая у Родина:

— Вдруг я утратила способность увлекаться? Влюбляться? Гореть? Как без этого жить?!

— Ну что ты! — Немного ехидно успокаивал наш рыжий крепыш свою длинноногую красотку-жену. — Кто угодно, но только не ты! Просто или подпития совсем лёгонькие. Или же нет пока достойных объектов для увлечённости, влюблённости и горения. Как только — так сразу первым дам тебе знать.

Но они не находили достойных объектов, увлекаясь, влюбляясь друг в друга, друг другом же и горя. Поцелуева решила, что, наверное, что-то такое есть в рыжих. Он — ничего не решал. Просто любил её.

Сергей Станиславович уже накрыл операционное поле. На месте анестезиолога стоял всё тот же Аркадий Петрович Святогорский, насвистывая песенку про Трёх Китов[6]. Да он и сам был одним из тех китов, на которых покоилась эта многопрофильная больница. И надёжная, как старая потёртая монета на удачу, операционная сестра Любовь — была на месте. На операционном столе лежала женщина лет сорока с чем-то, со слегка тревожным лицом. А кто бы на её месте не тревожился, да?

— Доброе утро, Оксана Анатольевна. — Деловито поздоровался начмед по акушерству и гинекологии Сергей Станиславович Родин. — Всё будет замечательно! — Обратился он к женщине.

— Знаю! — Жёстко сказала она.

— Премедикация! — Только и выдохнул Родин в Святогорского.

— Можно работать.

— Разрез.

* * *

— «Когда б мы жили без затей, я б нарожала бы детей от всех кого любила, всех видов и мастей…». Знаешь такую песенку?

Операция прошла успешно. Свежеиспечённые тройняшки лежали в боксах — на всякие случаи первых суток. Женщина чувствовала себя великолепно.

— Ну?

— Что — ну?

— Ну, знаю.

— Ко мне обратилась очень странная баба… То есть баба — не странная. Красивая, взрослая, обеспеченная такая баба. Та, что мы сегодня оперировали.

— Да. Красивая. Обеспеченная. Поздновато кинулась. Ну да лучше поздно, чем… И всё же в порядке. Ты чего такой? Тройня? Не тебе удивляться. ЭКО же! Ты сколько уже этих троен насоздавал?!

— Это да… — Рассеянно бормотал Родин, заваривая себе чай, а жене — кофе. И продолжил, как будто не заметив её ремарки. — Обратилась со странной просьбой. То есть не с просьбой. А как бы это… С запросом услуги, вот. Тебе как женщине будет интересно.

— Что это за услуга такая интересная, что «как женщине», а не как акушеру-гинекологу? — Оксана Анатольевна уже начинала выходить из себя. — Не тяни резину! Что с этой бабой не так и главное, почему я узнаю это только сейчас?!

— Всё так, всё так… В смысле акушерства-гинекологии и здоровья в целом. Ну, за психическое не берусь, не моя епархия.

— Родин! — Строго уставилась на него супруга.

— Хорошо. Вот почему…

Он недолго помолчал под выразительным взглядом Поцелуевой. Набрал воздуху и…

— Потому что уже есть официально зарегистрированные случаи суперфекундации. В репродуктологическом смысле уже вроде как и ничего такого особенного. А вот как женщине… Точнее: мне будет интересно, что ты как женщина по этому поводу думаешь. Или, вернее сказать — чувствуешь. Потому что я, как мужчина, в тупике.

И Родин рассказал своей возлюбленной вот какую историю.

Пришла к нему на приём действительно очень красивая женщина. Не так, чтобы юная — сорока пяти лет. Весьма обеспеченная. Чем-то она там по жизни занималась. Не то рекламными кампаниями губернаторов, не то пиар-сопровождением революций… не суть. Дела хоть и непыльные, но очень нервные и суматошные. И весьма высокооплачиваемые. И как-то за всеми этими делами, а так же за постройкой роскошного особняка с бассейном на заработанное от всех этих дел, забыла дама замуж сходить. И не то, чтобы забыла, а как-то достойных не подворачивалось. А если и подворачивались — так уже женатые. А дама в любовницах состоять не желала. И ещё забыла ребёнка родить. И не то, чтобы забыла, а как-то не от кого было. А если и было, то… Ну как-то так в общем — ничего оригинального.

И вот — ба-бах! — сорок пять. Секретарша напомнила, что надо паспорт поменять. На последний. Так и сказала: «Елена Павловна, вам надо паспорт поменять на последний». Хорошая секретарша, но дурочка. Что взять. И ударило Елену Павловну. Всё есть. Но — время последнего паспорта. Чего-то не хватает. Мужика? Бог с ним. Сейчас совсем не обязательно. Личного борта? Да ну его! Муторно. Хлопотно. Да и не настолько она богата. Просто, скажем, неплохо обеспечена. Котёнка? Есть коты и кошки. Собаки? Трое алабаев в вольере. Пока Елена Павловна уставилась на секретаршу, размышляя о своём, та и говорит, мымра малолетняя: