Николай Туроверов - «Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

• Название: «Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы
• Автор: Николай Туроверов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-280-03473-0

Сборник стихотворений и поэм российского поэта, историка, журналиста и издателя Николая Николаевича Туроверова (1899-1972), активного деятеля культуры Русского Зарубежья, оставившего многотомное поэтическое наследие.Николай Николаевич Туроверов - уроженец станицы Старочеркасской, донской казак. В 1920 году из Крыма покинул Россию, но оставался патриотом своей Родины. Писал стихи, исторические статьи и очерки по истории донского казачества. Стал одним из активных создателей казачьего землячества, Казачьего союза, Кружка казаков-литераторов за рубежом. Выпускал «Казачий альманах», журнал «Родимый Край», редактировал газету «Казачий Союз». Русская зарубежная пресса называла его «последним выразителем духа мятежной ветви русского народа - казачества».В книгу вошли наиболее интересные стихи Н. Туроверова, опубликованные в его сборниках «Путь», «Стихи» 1928, 1937, 1939, 1942 годов, «Книга пятая» (1965 год), в периодических изданиях, сборниках, вышедших в России, и стихи из архивного собрания И.И. Туроверовой.Книга адресована самому широкому кругу читателей.

---

Сказка[23]

«Не в каком-то дальнем царстве…»

Не в каком-то дальнем царстве,
А в Российском государстве,
Средь пяти земных морей
И не считанных полей,
Средь песков, как снег, зыбучих,
Средь лесов, как ночь, дремучих,
Ближе к югу, у реки,
Где гуляли казаки,
Где стоит престольный Киев,
Переживший всех Батыев,
Покаравший кровопийц,
Душегубов и убийц
Православного народа,
Где жива еще порода
Гусляров-богатырей, ―
Там, среди моих степей
На безыменной реке
Дед живет в зимовнике,
И легка к нему дорога
Для того, кто верит в Бога,
И кто родину свою
Не забыл в чужом краю.

1 «Из бочонка хмель медовый…»

Из бочонка хмель медовый
Разливает дед бедовый,
Разливает и поет:
Бог кого-то принесет
К нам сегодня на веселье;
Что нам думать о похмелье,
Ну-ка, братцы ― чок да чок,
Пропускай живей глоток!
А вокруг сидят вояки,
Посиневшие от драки
С басурманином врагом,
Задолжавшие кругом,
Всех пиров посудобойцы,
Развеселые пропойцы,
Запорожские усы,
Побуревшие носы.

2 «Дед поет все: чок да чок!..»

Дед поет все: чок да чок!
Вдруг с петель слетел замок,
Покатился, зазвенел,
Пол в передней заскрипел,
И на самом на пороге
Появился гость с дороги,
Рослый, стройный, молодой,
Взор, как небо, голубой,
Безбородый, и румяный,
И в одежде иностранной,
Грудь поднята высоко ―
Словом, кровь да молоко!

3 «Дед бедовый тут как тут…»

Дед бедовый тут как тут:
«Вашу милость как зовут?»
Гость неспешно отвечает:
«Князь Никита». И бросает
Горсть червонцев старику:
«Разнеси-ка, дед, нам влаги,
Разгони мою тоску ―
С давних пор не пил я браги,
Не бывал в своей стране, ―
Будьте ласковы ко мне!»
Поклонившись, князь вошел
И присел ко всем за стол.

4 «Дед, как бес, засуетился…»

Дед, как бес, засуетился:
«Наливай полнее рог!
Долго в поле гость кружился,
До костей наш князь продрог.
Все, что есть у нас в печи,
Поскорей на стол мечи!»
Величают князя хором
За веселым разговором:
«Вот-то будет пир горой,
Благодетель дорогой».

5 «Для начала пили водку…»

Для начала пили водку,
Ели студень и селедку,
А когда пришла пора ―
Принялись за осетра;
Но чем лучше пили, ели,
Чем сильней носы краснели,
Тем все больше горячась,
Чушь порол приезжий князь:
«Ах, вы други!.. Ах, вы братья!..
К вам склоняюсь я в объятья…»
Дед глядит ― сопят носы,
Затуманились усы.

6 «Сколько было пережито…»

«Сколько было пережито, ―
Продолжает князь Никита. ―
Сколько разных грез и слез
Я в изгнанье перенес!..
Где же мой народ прекрасный,
Кто разрушил терем ясный,
И, вернувшись в край родной,
Почему я всем чужой?
Ах, жестокое свиданье,
Ах, холодное вниманье!..»
Князь все больше ― ах да ах, ―
Точно девица в штанах,
И от слов его равно
Киснут люди и вино.

7 «Дед уж этак и разэтак…»

Дед уж этак и разэтак,
Ничего не мог скумекать,
Снова этак и разтак, ―
Видит ― сам попал впросак, ―
Киснут лица, а носы
Опустилися в усы.
Что тут делать? Смерть да скука!
Черту впору эта мука!
Тут какой-то храбрый нос
Со слезами произнес:
«Князь, во славу всех князей,
Пожалей своих друзей,
Не тяни ты наши души ―
Мы тебя устали слушать,
И, во имя Покрова,
Брось твердить свои слова!
Был ты долго на чужбине,
Научился там волынить,
И вино тебе не впрок,
Горемычный голубок!
Есть у деда где-то фляга ―
Чудодейственная влага,
Что Бакланов-генерал
Перед смертью завещал
Пить тому ― но только в меру ―
Кто несет в себе холеру».

8 «Князь и ахнуть не успел…»

Князь и ахнуть не успел,
Как к нему наш дед подсел,
Мигом вскрыл в печатях фляжку ―
Льет баклановскую бражку
В ковш без мерки, на глазок:
«Ну-ка, князь наш ― чок да чок!»
Князь глотнул. Его качнуло,
Сорвало потом со стула,
Закружило по полу
И отбросило в золу.

9 «Ну, решили все: готово!..»

Ну, решили все: готово!
Не по молодцу обнова!
Ан, глядят: не торопясь,
Из золы поднялся князь.
От лекарства похудал,
Но зато и возмужал ―
Очи стали прямо бычьи,
Преисполнены величья,
Голос ― медная труба,
Даже верхняя губа
Поросла уже щетиной,
Словом, князь воскрес мужчиной,
И, немедля, в тот же час
Он отдал такой приказ:
«Всем воякам без различья
Выдать водки за отличья.
Расступись печаль-тоска!
Ну-ка, братцы, ―
                         гопака!..»

10 «Дед за гусли, князь за бубен!..»

Дед за гусли, князь за бубен!
От Днепра до самых Лубен
Сотрясается земля,
Колыхаются поля,
И запуганный народ
Светопреставленья ждет;
Даже дедов ворон мрачный,
Что ласкал сам Сагайдачный,
Взвился в небо, ―
                         кра да кра:
Погибать пришла пора!
Князь Никита не скучает.
С той поры он посещает
Очень часто зимовник
И к баклановке привык.

26 ноября 1943

Серко Баллада

Як помру, одрижьте мою

руку, то буде вам защита.

Серко

По-над Сечью, по-над Запорожьем,
Будто лебедь, ангел пролетал,
Он искал Серко на свете Божьем,
Атамана мертвого искал.
С давних пор его похоронили,
Отрубивши руку, казаки, ―
Триста лет уже лежит в могиле
Запорожский батько без руки.
И с его отрубленной рукою
Казаки идут из боя в бой,
Дорожат как силою живою,
Трехсотлетней высохшей рукой.
Райских врат Сирку земля дороже
И лежать ему под ней легко;
Мертвецы на суд уходят Божий,
Не является один Серко.
Бог все ждал, терпенье расточая,
Но апостол Петр уже не ждал,
И, тайком от Господа, из рая
Он на поиск ангела послал.
Пролетел тот ангел над Полтавой,
За Днепром свернул на Рог-Кривой, ―
Видит ― все казачество за славой
Собралось на беспощадный бой.
В поднебесье слышится их пенье ―
Песня подголоска высока,
Все на смерть идут без сожаленья,
Впереди них ― мертвая рука!
Где им тут до ангельской заботы:
От родных домов одна зола!
В чистом небе реют самолеты,
Над землей ― пороховая мгла.
Ангел сразу повернул на ветер,
К Чортомлыку быстро долетел,
На погосте, при вечернем свете
У кургана отдохнуть присел.
Вдруг глядит ― курган могильный дышит,
Колыхается высокая трава,
И, ушам своим не веря, слышит
Из кургана громкие слова:
«Вижу я все горести и муки
От врагов в моем родном краю;
Нужен ли я Господу ― безрукий
Богомолец ― в праведном раю?
Как смогу я там перекреститься,
Если нет давно моей руки,
Если с ней уже привыкли биться,
Не бояся смерти, казаки.
Сколько к Богу их уйдет сегодня,
Целыми полками на конях!
Я ж прошу лишь милости Господней:
Полежать подольше мне в степях».
Взвился ангел. По дороге к раю
Над Украйной пролетает вновь,
Среди звезд вечерних обгоняя
Души убиенных казаков.
Путь далек. Увидел ангел снова
Божьи врата только поутру;
Что слыхал, ―
                     от слова и до слова ―
Передал апостолу Петру.
Петр видал и не такие виды,
Ключарем недаром послужил;
Накануне общей панихиды
О Серке он Богу доложил.
Бог в ответ слегка развел руками,
Приказал зажечь еще свечей:
«Что ты будешь делать с казаками,
С непокорной вольницей Моей!»

1943

Легион