Аннелиз Фрейзенбрук - Первые леди Рима

• Название: Первые леди Рима
• Автор: Аннелиз Фрейзенбрук
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-091449-4

Супруги древнеримских императоров, дочери, матери, сестры — их имена, многие из которых стали нарицательными, овеяны для нас легендами, иногда красивыми, порой — скандальными, а порой и просто пугающими.

Образами римских царственных красавиц пестрят исторические романы, фильмы и сериалы — и каждый автор привносит в них что-то свое.

Но какими они были на самом деле?

Так ли уж развратна была Мессалина, так ли уж ненасытно жаждала власти Агриппина, так ли уж добродетельна была Галла Плацидия?

В своем исследовании Аннелиз Фрейзенбрук ищет и находит истину под множеством слоев мифов, домыслов и умолчаний, и женщины из императорских семей — умные интриганки и решительные честолюбицы, робкие жертвы династических игр, счастливые жены и матери, блестящие интеллектуалки и легкомысленные прожигательницы жизни — встают перед нами, словно живые.

---

Хотя в некотором смысле Ливия и Антония делали одно дело, Антония имела гораздо более скромное общественное положение, чем ее свекровь, что отражало ее меньшую важность для мужчин семьи. В то время как более сотни дошедших до нашего времени статуй и монет могут быть с определенной долей уверенности идентифицированы как изображающие Ливию, то же самое можно сказать лишь про тринадцать портретов Антонии — и в отличие от постоянно изменяющегося образа Ливии, они сохраняют только один неизменный прототип.[303] Образцом его является так называемая «Антония из Уилтон-хауса», названная так в честь резиденции ее владельца, Томаса Герберта, восьмого графа Пемброка и Монтгомери. Когда Герберт купил этот бюст в 1678 году, сходство изображения Антонии с древними монетами было столь велико, что название «Антония» уже было выцарапано на левом плече бюста, увековечив ее личность.[304]

Голова, которая сейчас находится в Саддер-Музее в Гарварде, изображает женщину не первой молодости, но все-таки не сильно идеализированную, учитывая, что Антония хорошо сохранилась к своим пятидесяти годам, времени создания портрета — с резко индивидуальными чертами: тонкими, сжатыми губами и подбородком, который слегка выступает вперед, если смотреть сбоку.[305]

Еще один портрет Антонии, похожий на бюст из Уилтон-хауса, был найден в 1934 году во время раскопок древнего североафриканского города Лептис Магна в современной Ливии. Благодаря сопровождающей плите с надписью в неопуническом стиле мы можем заключить, что он принадлежал к внушительной скульптурной группе, созданной в честь императорской семьи и установленной на платформе городского храма Августа и Ромула. Хотя скульптура Антонии является одной из немногих найденных статуй этой группы, надпись позволяет реконструировать ее первоначальный состав, который на первый взгляд кажется великолепным семейным портретом семейства Тиберия, изображавшим ее как единое целое и в натуральную величину. В центре располагались статуи Германика и Друза Младшего — приемного и биологического сыновей и наследников Тиберия в указанном порядке. Два юноши окружены статуями их матерей и жен — следовательно, Антония стоит рядом со своим сыном Германиком и его супругой Агриппиной Старшей. Позади наследников, возвышаясь над младшими членами семейной группы, стояли несколько увеличенные по сравнению с реальностью статуи Ливии и Тиберия. Уцелевшая голова статуи Ливии имеет высоту 68 см, а у ее покойного супруга она еще больше — 92 см. Это дает некоторое представление о колоссальных масштабах группы и не оставляет сомнений в ранге изображенных на ней.[306]

Изображающая двух многообещающих государственных деятелей, Германика и Друза Младшего, в обществе их матерей, а не отцов, группа из Лептис Магна выглядит весьма необычно.[307] И если все в ней действительно сохранилось в целости, то выходит, что эта скульптура прекрасно схватила в мраморе сложный, перекрещенный клубок взаимоотношений, соперничества и обид, которым суждено было разрушить династическое наследование Августа и Ливии и разорвать семью на части.

Когда Август перетасовал колоду династии в 4 году н. э., заставив Тиберия усыновить старшего сына Антонии Германика в качестве условия его возможного наследования, он посеял семена нового набора соперников и обид. Едва выйдя из подросткового возраста и уже представляя собой яркий контраст со своим несчастным младшим братом Клавдием, Германик в 5 году н. э. женился на своей кузине Агриппине Младшей, дочери Юлии и Агриппы, которой было тогда около девятнадцати лет, — довольно поздний возраст замужества для девочки из императорской семьи.[308] Этот брак имел впоследствии огромное значение и временно соединил две ветви семьи Юлиев-Клавдиев — так как любой отпрыск, которого они могли произвести, стал бы правнуком обоих — и Августа, и Ливии.

Полностью осиротев в возрасте двенадцати лет, когда Юлию сослали на Пандатерию во 2 году до н. э., Агриппина смогла избежать скандальных ловушек, в которые попали ее мать и младшая сестра Юлия Младшая. Подрастая, она превратилась в любимицу своего деда Августа, который поддерживал с ней приятную переписку и хвалил в письмах за интеллигентность, хотя одновременно советовал ей принять более простой стиль письма и речи, такие, как нравились ему.[309] Для многих древних (да и современных) авторов Агриппина, по контрасту со своей бесчестной матерью, представляла собой образец идеальной римской матроны. Описание ее Тацитом как «решительной и весьма чувствительной» смягчалось уверенностью в ее «преданной верности мужу». Для историка XIX века Элизабет Гамильтон, которая в 1804 году опубликовала трехтомную биографию Агриппины, ее героиня являла собой пример значимости для общества образованной женщины — хотя Гамильтон и не одобряла того, что воспринимала как амбициозное стремление Агриппины разделять славу своего мужа.[310]

По той же сюжетной линии, по какой развивалось замужество ее матери Юлии с Марцеллом, Агриппина с Германиком быстро стали золотой парой династии Юлиев-Клавдиев. Хотя сонаследник Германика, Друз, сын Тиберия, взял в жены сестру своего приемного брата Ливиллу, они не вызывали симпатий своих современников. Германик стал популярным образцом изящного рыцарства, а Агриппина показала себя прекрасной рекламой материнства, родив в должный срок не менее девяти детей, шестеро из которых пережили младенчество.[311] Среди них было двое близнецов, которые со временем займут высокое положение среди enfant terrible римской истории: сын Гай, более известный как Калигула, и дочь Агриппина Маленькая (Агриппина Младшая).

Германик пережил блестящий взлет по политическим и военным рангам, заработав назначение консулом в 12 году н. э., в прекрасном возрасте двадцати шести лет. Впоследствии он стал проконсулом, командующим легионами в Галлии и Германии. Агриппина сама приехала к нему на место службы, где к ним позднее присоединился двухлетний Гай, получивший от войск своего отца прозвище Калигула, что значит «маленький сапожок». За несколько месяцев до смерти старый император написал своей любимой внучке письмо, в котором советовал, какие ей сделать приготовления перед отъездом и что он лично сделал для безопасности поездки Калигулы: «Посылаю его с одним из моих рабов, врачом, которого, как я сообщил Германику в письме, не нужно возвращать мне, если он окажется полезен вам. До свидания, дорогая Агриппина! Будь здорова на пути к своему Германику».[312]

В 14 году н. э. новость о смерти Августа дошла до войск, стоявших на границе по Рейну и Дунаю. Вспыхнул мятеж. Солдаты заявили о своей лояльности Германику через голову Тиберия, требуя в то же время лучшей оплаты службы и улучшения ее условий. Среди возникшего хаоса Германик решил срочно отослать беременную жену и сына в безопасное место. Но, говорят, Агриппина презрительно отвергла предложение сбежать, оставив мужа: «в ней кровь божественного Августа, и она будет жить согласно ее зову, какова бы ни была опасность». Наконец готовый расплакаться Германик уговорил ее уехать, она отбыла под конвоем вместе с другими женами солдат; маленький Калигула сидел у нее на руках. Ее отъезд впечатлил солдат, они с волнением вспомнили о ее знатном происхождении и ее «славе как жены и матери». Солдаты были смущены тем, что римские женщины вынуждены искать где-то убежища. Непосредственный кризис прошел, а эта история послужила подтверждением положения Агриппины как героини в историях о женщинах-миротворицах — положения, еще недавно занимаемого Октавией.[313]

Трудности возникли снова на следующий год во время попытки ищущего славы Германика вторгнуться на территорию тевтонских племен и расширить имперские границы. Когда вторгшиеся римские войска были окружены, распространилась паника и контратакующие германские племена стали угрожать переходом через мост, который римляне построили через Рейн. И опять Агриппина приняла участие в событиях, проявив себя при обороне крепости и действуя как сестра милосердия для раненых, будучи при этом беременна дочерью, Агриппиной Младшей.[314]

«Некоторые в панике предложили позорную идею разрушить мост. Но Агриппина не допустила этого. В те дни эта женщина с великим сердцем действовала как командир. Она сама распределяла одежду нуждавшимся солдатам и бинтовала раненых. Плиний Старший, историк германских кампаний, пишет, что она стояла в начале моста, чтобы благодарить и поздравлять возвращавшихся солдат».[315]

Представление жизни Агриппины в кино неизбежно превратило ее в отважную героиню. Но для римской аудитории образ жены солдата и будущей императрицы, следующей за военным барабаном, подменяющей мужа в бою и помогающей предотвратить военную катастрофу, вызывал гораздо более противоречивые эмоции. Для начала тут возникал вопрос о праве поездки Агриппины за границу. Второй вопрос, нужно ли позволять женщинам сопровождать своих мужей на фронте или на политическом посту в далекой стране, давно возбуждал сильные чувства среди определенной части членов правящей элиты. Во время дебатов в Сенате при обсуждении выбора новых губернаторов для Африки и Азии пятью годами позднее сенатор Авл Цецина Север предложил дополнение к закону: чтобы ни одному из назначенных правителей не позволялось брать с собой жен: