Тамара Габбе - Город мастеров. Пьесы сказки

• Название: Город мастеров. Пьесы сказки
• Автор: Тамара Габбе
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Сказка
• Год: 1958

В эту книгу вошло пять сказок для чтения и представления.

Они написаны Т. Г. Габбе и многие годы шли на сцене театров в Москве, Ленинграде, Свердловске, Ярославле, Рязани и других городах нашей страны, а некоторые из них были поставлены и за рубежом. Их смотрели и смотрят дети и взрослые.

Среди них есть пьеса, в основу которой положены легенды и героические предания русского народа («Авдотья Рязаночка»). Есть драматические сказки, источником которых являются классические сказочные сюжеты, по-своему понятые и развитые («Хрустальный башмачок», «Сказка про солдата и змею»). Есть, наконец, и такие, где и замысел, и герои, и самое развитие действия целиком созданы автором. Это — «Город Мастеров» и «Оловянные кольца».

Стихи для четырех пьес, помещенных в этом сборнике, написал С. Я. Маршак.

В пятой пьесе («Авдотья Рязаночка») тексты песен в основе своей народные.

---

АВДОТЬЯ. Недосуг мне надежные пути выбирать — мне кажный часок дорог. Прощай, дедушка!

СТАРИК. Прощай, внучка! По сердцу ты мне пришлась… Легкого тебе пути! Солнышко тебя не жги, ветер не студи, дорога сама под ноги катись!

АВДОТЬЯ. Спасибо на добром слове, дедушка! (Кланяется низко и уходит.)

СТАРИК (проводив ее взглядом). Пойти силки посмотреть.

Картина четвертая

Разбойничий стан. Темный, как нора, вход не то в землянку, не то в пещеру. На треноге висит черный чугунок, под ним колеблется еле видное на солнце пламя. Чьи-то огромные корявые сапоги, надетые на колья, сушатся на ветру и на солнышке, и кажется, что это какой-то великан стоит меж кустов вверх ногами. На пеньке перед огнем сидит поджарый, сухой человечек, больше похожий на писца, чем на разбойника. Возле него в плетушке большой черный петух. Человек огромной толстой иглой пришивает к рубахе заплату и жалостно поет тонким, бабьим голосом.

БОТИН.

Уж как во поле калинушка стоит,
На калине соловеюшка сидит,
Горьку ягоду калинушку клюет
Да малиною закусывает.

Прилетали к соловью два сокола,
Взяли, брали соловеюшку с собой,
Посадили его в клеточку,
За серебряну решеточку,

Да заставили на жердочке сидеть,
Да велели ему песенку запеть.

"Уж ты пой, воспевай, мой соловей,
Чтобы было тосковать веселей,
При кручине спотешай молодца,
При великой разговаривай его…"

(Вдруг перестает петь и прислушивается.)

В лесу слышен треск веток, шум голосов и к стану, приминая кусты, выходит Кузьма Вертодуб, огромный, до глаз заросший коричневым волосом, похожий на бурого медведя человек, и Соколик, молодой, востроглазый красивый парень, смахивающий на цыгана. Они ведут Авдотью.

СОКОЛИК. Глянь-ка, Ботин? Нонешний почин!

БОТИН. Ишь ты! Баба! Отколе взялась?

ВЕРТОДУБ. То-то и есть — отколе… Не иначе подослал кто.

БОТИН (тонким голосом). Тебя кто подослал, бабочка? Говори, не запирайся!

АВДОТЬЯ. Кто ж меня подошлет? Сама шла, своим путем. А эти вот разбойники…

ВЕРТОДУБ. Вот-вот… А ты почем знаешь, что разбойники?

АВДОТЬЯ. Виден сокол по полету.

БОТИН (визгливо смеется). Слышь, Соколик, по имени, по прозвищу тебя величает…

СОКОЛИК. Шустрая бабенка, что и говорить! Кабы ты поглядел, Ботин, как она нашему Кузе в бороду коготками вцепилась… (Хохочет.) Глянь-кось, полбороды как не бывало! (Подталкивает Вертодуба к Ботину.)

ВЕРТОДУБ. Но, но, не озоруй!

БОТИН (посмеиваясь). Да как же ты до евонной бороды дотянулась, касатка? Борода-то вон где высоко, что гнездо вихорево.

АВДОТЬЯ (насмешливо и зло). Нагнулся небось, как в чужую суму заглядывал. Ворюга окаянный!

БОТИН (презрительно). Да что у ней в суме-то? И гнуться не стоит. От лаггтей оборки да сухие корки…

СОКОЛИК. Как бы не так! А ну-ка, Вертодуб, давай сюда суму. Глянь, Ботин!… А? Видал? (Вытаскивает из мешка ларчик.)

Все трое, склонившись, роются в ларце.

БОТИН. Ишь ты! Камешки! Эдакие под ногами не валяются! Перстеньки, запястья, поднизь жемчужная… Сама раздета-разута, а коробочек мало доверху не набит.

СОКОЛИК. Вовсе полон был коробочек. Иголки не добавишь.

ВЕРТОДУБ. Утряслось…

СОКОЛИК. Сам ты утряс, жадина! За тобой гляди-гляди — не приметишь!

АВДОТЬЯ. Я-то приметила… Цельну пригоршню загреб!

СОКОЛИК (подступая к Вертодубу). А ну, выворачивай карманы!

ВЕРТОДУБ. Это перед тобой-то карманы выворачивать? Ты мне что за атаман? Блоха прыгучая!…

БОТИН (очень тонким голосом). Что взял, Вертодуб, то и отдай. Знаешь небось лесной обычай: в общий котел всяку добычу!

ВЕРТОДУБ. Не учи ученого. Что было в коробке, то и есть.

БОТИН (неторопливо вставая). А ну, подавай сюда камешки! Не отдашь? (Внезапным ударом сшибает великана с ног.)

СОКОЛИК (восхищенно). Силен, Ботин!…

ВЕРТОДУБ (стараясь подняться). Черт сухопарый!…

БОТИН (спокойно). Камешки!

ВЕРТОДУБ (сидя на земле). Ладно уж!… (Подает перстень.)

БОТИН. Не всё!

ВЕРТОДУБ. Отвяжись, сатана! (Отдает остальное).

АВДОТЬЯ (усмехаясь). Вот теперь, кажись, всё. А ежели и завалялся где камушек-другой, так уж пусть будет ему на сережки.

БОТИН. Ты чего развеселилась? Не рано ли? Тебе-то все равно камешков этих не видать, как ушей своих. Небось поживилась чужим добром на раззоре татарском.

АВДОТЬЯ (мгновение глядит на него в упор, потом говорит гневно). Да как ты такие слова говорить смеешь? Это мое добро, от татарского раззору спасенное. Чистые руки его из огня вынесли. А вот от вас, злодеев, не смогла я ларчик мой уберечь. Свои, а хуже татар!

БОТИН. Не бранись, бабонька! Кажное слово тебе припомнится.

ВЕРТОДУБ (зло). Да что с ей бары растабарывать? Небось помнишь, Ботин, наш лесной обычай: перва встреча — голова долой! Она ведь нам первая на сустречу-то попалась…

СОКОЛИК. Не слухай ты его, Ботин! По злобе говорит. Перво-наперво ему бороду выщипали, а потом у тебя в ногах валялся. Ты лучше эту бабоньку у нас оставь. Как ни говори, а хозяйка будет. Спечь, сварить, постирать… То да се…

АВДОТЬЯ (в тревоге). Отпустите вы меня! Не берите греха на душу. Зверь в лесу — и тот меня обошел, не тронул… Не себя мне жалко…

СОКОЛИК. А кого же?

АВДОТЬЯ. Вам не скажу!

БОТИН. Гордая… Непоклонная головушка!

ВЕРТОДУБ. А вот мы эту головушку до самой земли приклоним. Махнул топором — и аминь.

БОТИН. Ай да Кузя! Брехал, брехал, да и дело сказал!… Оно конечно, баба в хозяйстве пригодилась бы, да с этой, кажись, сладу не будет — того и гляди уйдет да на след наведет. А то криком выдаст.

СОКОЛИК. Да ведь вон ты, Ботин, цельный день с иглой возишься, бабьим делом займуешься, а она бы нам живо все рубахи залатала. (Подмигивая Авдотье.) Женатые рваными не ходят. Ась, бабонька?

АВДОТЬЯ. Не стану я вам рубахи латать, не дождетесь!

БОТИН. Вон как! Ну что с ней разговаривать — зря времечко терять… Веди ее в лес. Кузя! Из-за них, из-за — бабов этих, только мужики перессорятся, а проку не будет.

ВЕРТОДУБ. Вот и давно бы так. (Хватает Авдотью.) Пойдем!

АВДОТЬЯ (вырываясь). Пусти, ирод!

БОТИН. Не бойсь, Кузя! Только бороду к ней не нагинай.

АВДОТЬЯ. Будьте вы прокляты, нелюди! (Бьется у него в руках.) Прокляты!…

ВЕРТОДУБ (скручивая ей руки). Проклинали уже нас, а всё по земле ходим, не проваливаемся… Ух ты, кошка дикая!

АВДОТЬЯ. Звери вы лютые! О-ох!

БОТИН. Рот, рот ей заткни! Не люблю я этого крику бабьего.

Из кустов выходит Герасим, высокий чернобородый, бровастый мужик, тот самый, что когда-то, еще перед татарским набегом, гостем сидел у Авдотьи за столом.

ГЕРАСИМ (строго). Что у вас тут за шум-гам около самого стану?

СОКОЛИК. Да вот, Герасим Силыч, баба забрела, а Ботин присудил ее жизни решить.

ГЕРАСИМ. Ботин присудил! Ишь ты!

БОТИН. Первая встреча, Герасим Силыч, — по обычаю…

ГЕРАСИМ. Так… А ну, отпусти ее, Кузьма! Слышь, отпусти!

ВЕРТОДУБ. Отпустишь — глаза вьщарапает!…

СОКОЛИК. Эк напужался наш Кузя!

ГЕРАСИМ. Сказано, пусти, Кузьма! Оглох, что ль?

Вертодуб отпускает Авдотью. Она переводит дух, отирает со лба пот, кое-как оправляет волосы, платок. Герасим вглядывается в нее.

Что это я будто видел тебя где, а признать не могу…

АВДОТЬЯ. Как тут признать? Чай, на себя не похожа. А вот я тебя враз признала.

ГЕРАСИМ. Где видала-то?

АВДОТЬЯ. У себя за столом, коло своей печи. Приходил ты к нам в Рязань на кузницу, покуда Рязань была и кузня стояла.

ГЕРАСИМ. Мать честная! Никак, Никиты Иванычева хозяйка? Кузнечиха? Да что же это с тобой подеялось, голубушка?

АВДОТЬЯ. Не со мной одной подеялось…, Вся Рязань в углях лежит. Воротилась я тогда с покосу… (Отворачивается, говорит не глядя.) Да уж лучше бы и не ворочаться!

ГЕРАСИМ. То-то тебе ехать так не хотелось. Будто чуяла… Да ты присядь, хозяюшка, хоть на пенек! У нас тут ни лавки, ни красного угла. Живем в лесу, молимся кусту. (Обернувшись к своим.) Да вы что, в землю вросли, робята? Не люди — чисто пеньё! Стоят, не шелохнутся! Накормили бы, напоили бы гостью. Сами небось видите: издалека идет. Сварилось у тебя что в чугунке, Ботин? Тащи сюды! Живо!

БОТИН. Несу, Герасим Сильич, несу! Горяченькое, только поспело.

ВЕРТОДУБ (угрюмо). А только как же это? Будто и негоже. Не по обычаю… Промыслу не будет, коли первую встречу отпускать…

БОТИН. Вот и я так рассудил, Герасим Силыч.

ГЕРАСИМ. Хорошо рассудили! Да я бы вам за эту голову всем головы снес!

БОТИН. А кто ж ее знал, Герасим Силыч, что она в твоей родне считается али в дружбе. Знаку на ней нет, да и как ни говори — обычай…

ГЕРАСИМ. Что вы все одно заладили: обычай, обычай… Есть у нас и другой обычай. Становись-ка вон к той березке, хозяюшка! Да не бойсь, не обидим.