Василий Гавриленко - Младенцы Потерянной Супони

• Название: Младенцы Потерянной Супони
• Автор: Василий Гавриленко
• Жанр: Исторический детектив

Альтернативная Европа, век 18-й.

Основатель и руководитель бюро по противодействию мракобесию господин Фредерик Кислинг получает тревожное письмо:

«Милые ученые судари!

                Прошу извенить покорностью своей неблоговидную смелость с которой отважылся я оторвать вас от ученых занятий и благ всяких и пишу вам потому что нет сил терпеть и душа от горя закостенелая. Якоб Рваная Щека пишет вам облевается слезами молит приехать как можно скорее пока кровосос не обескровил всех младенцев Потерянной Супони. Три дитяти невиновных уже отошли ангелочки к Господу не успев познать кроме грудей матери детства отрочества зрелости. Деревня наша тихая и горя такого отродясь не было, слезы лили только над гробами дряхлых старцев да старух со впалыми щеками. Младенцы белые облеваются слезами глядят ангелы небесные матери рвут волосы. Луиза уже утопилась, вытащили из колодезя через три дня распухла. Страх теперь здесь в Потерянной Супони навсегда. Родители не ведают как дитя уберечь от лютого зверя. Приезжайте спасите деревню нашу Потерянную Супонь истребите дьяволово семя. Безвинно страдать нет больше возможности. Страх теперь здесь навсегда. Якоб Рваная Щека. (большая клякса)».

Вместе со своим верным учеником Бальтазаром Клаусом он отправляется в селение Потерянная Супонь, чтобы пресечь очевидное мракобесие и найти подлинного убийцу, коим, несомненно, является человек.

То, что пришлось испытать Кислингу и Клаусу в Потерянной Супони, подвергло их здравомыслие и рационализм суровому испытанию.

---

                -Не утруждайте себя, - отозвался доктор Кислинг.

                -Да, не стоит, - пробормотал Бальтазар, в голове которого, отзываясь во всем теле приятной истомою, все еще звучал голос неведомой Марии. В придорожном трактире, где молодой человек познакомился с Гризеттой, все начиналось примерно также.

                Мужчина со свечкой шагнул к одной из дверей и исчез за ней. Путешественники очутились в темноте. Слышно было, как наверху ходит по деревянному полу Мария, а в чулане (или что там у него?) возится хозяин дома.

                Бальтазар решил, что кроме этих двоих в доме никто не живет, но ошибся. Разбивая тишину на осколки, наверху раздался крик младенца и, - через мгновение – нежное, несомненно, материнское, воркование. Господин Клаус приуныл: он ожидал, что таинственная Мария окажется дочерью этой мрачной личности со свечкой, а не его законною супругой.

                Когда только младенец примолк, дверь чулана распахнулась, и в комнату хлынул свет. С непривычки, свет этот показался путешественникам ярким, как сияние.

                Стуча по полу тяжелыми (не иначе, деревянными), башмаками, мужчина проследовал к камину и закрепил факел в зажиме.

                Теперь у всех троих появилась возможность разглядеть друг друга. Мужчина оказался пожилым, с объемистым пивным животом, с короткими усиками под плотной ниткой губ, с отвислыми щеками. Смотрел он настороженно и, как показалось доктору Кислингу, печально. Бальтазар же решил, что этот человек смотрит на них с неприятием.

                -Доктор Фредерик Кислинг, магистр Бюро по борьбе с мракобесием, это мой коллега господин Бальтазар Клаус.

                Бальтазар учтиво поклонился. Хозяин дома кивнул в ответ и представился:

                -Отец Генрих Берн, настоятель местного храма.

                Бальтазар едва не выронил треуголку, пораженный, что перед ним духовное лицо. Кем, в таком случае, приходится этому человеку женщина наверху и ее ребенок?

                Доктор Кислинг также находился в некотором смятении. Следует сказать, что он, с подачи своего неверующего отца, с детства презирал духовное сословие. Став впоследствии кавалером Красной Ленты, он мог позволить себе собственное мнение и считал, что Бюро по борьбе с мракобесием, на самом деле, должно бороться не с чертями, вампирами и вурдалаками, коими наполнено темное народное сознание, а именно со святою церковью.

                -Что же … э… господин Берн, мы счастливы оказаться под вашей крышей.

                -Я счастлив не меньше, - ответил отец Берн голосом, намекающим на противоположное. От него, похоже, не укрылось нежелание доктора Кислинга обращаться к нему, как подобает – «отец».  – Однако ваш слуга до сих пор мокнет под дождем. Пригласите его, у нас имеется отдельная комната. А лошадь пусть сведет на конюшню.

                Бальтазар шагнул к двери, впустил в помещение шум дождя.

                -Штефан, - крикнул молодой человек в темноту. – Иди сюда.

                Послышались торопливые шаги по лужам и терпеливый малый, мокрый до нитки, появился на пороге.

                -Да сударь?

                - Сын мой, - обратился к нему отец Берн. – Пойдем со мной, и я дам тебе факел, чтобы ты мог управиться с лошадью.

                Отец Берн не только дал Штефану факел, но и вызвался проводить его до конюшни. Для этого он надел кафтан из домотканой ткани и остроконечную вязаную шапку.

                Пока Штефан и священник отсутствовали, доктор Кислинг и Бальтазар присели к столу, расположившемуся посреди помещения, и стали таращиться в темное пятно окна. Молодой человек с трудом подавлял зевоту, да и господин магистр вовсю боролся со сном.

                Когда возвратились Штефан и отец Берн, господа из города почувствовали себя настолько измотанными, что дружно отказались от ужина и попросили поскорее сопроводить их до постелей.

                Отец Берн не стал спорить, взял канделябр с тремя свечками и отвел гостей в комнаты наверху, в которых, кстати сказать, их уже ждали чистые постели. Доктор Кислинг захрапел, как только его, еще влажная, голова коснулась подушки. Бальтазар заснул минутой позже, успев подумать, что постели им с доктором подготовила Мария, по всей видимости, жена человека, дававшего обет безбрачия.

                Глава третья

                Ночь прошла спокойно. Отменно отдохнули все – доктор, его молодой коллега, кучер Штефан и лошадь Феста. Никаких тревожных сновидений, поскрипываний половиц, неожиданных вскриков то ли птицы, то ли зверя.

                Наутро, выспавшиеся и полные сил, доктор Кислинг и Бальтазар спустились вниз. Доктор надел отменного качества жилетку, а Бальтазар украсил грудь синим галстуком. Их уже поджидали хозяева дома. Отец Берн поспешил навстречу, приветливо улыбаясь, протянул руку сначала доктору, затем – Бальтазару. Мария слегка поклонилась.

                Молодой человек пожал руку священника, одновременно отвечая на поклон стоящей у камина девушки. Мария была довольно недурна собой. Темные волосы обрамляют продолговатое лицо, губы яркие, несколько толстоватые, а глаза насмешливые и, как показалось Бальтазару, хитрые.

                -Прошу, господа, откушать, что послал Господь, - пригласил священник.

                 -Благодарю, - доктор Кислинг отодвинул стул и сел неподалеку от дымящейся кастрюли. Бальтазар пристроился у блюда с куриными желудками.

                Отец Берн, кряхтя, опустился на стул во главе стола. При дневном свете он показался старее, чем накануне ночью. Для завтрака с гостями священник надел полагающееся по сану облачение, которое, нужно сказать, ему совсем не шло.

                Мария осталась стоять.

                -Помолимся, - сказал отец Берн и, сложив руки, быстро прочел молитву. – Аминь.

                -Аминь, - отозвался Бальтазар.

                Доктор беззвучно открыл и закрыл рот: то ли зевнул, то ли хотел что-то сказать, да передумал.

                -Мария, пожалуйста, - кивнул девушке священник.

                Та проследовала от камина к столу (от взора Бальтазара не укрылось, как покачивались при каждом шаге ее спрятанные за льняной тканью бедра), открыла крышку кастрюли. Комната враз наполнилась пряным запахом похлебки. Мария неторопливо разлила похлебку по мискам.

                Бальтазар попробовал первым, на его лице отразилось удовольствие.

                -Бесподобно.

                -Да, Мария отменно стряпает, - без выражения в голосе сообщил отец Берн. – Дочка, присядь с нами, раздели трапезу.

                -Доставьте нам такое удовольствие, - поддержал Бальтазар.

                Мария без улыбки присела на краешек стула, но есть не стала.

                Доктор Кислинг, расправившись с похлебкой, попросил Бальтазара наполнить его миску куриными желудками и съел около дюжины, запивая весьма недурным вином. Насытившись, он отвалился на спинку стула, глядя в окно, за которым виднелась площадь с виселицей. Потерянная Супонь уже не казалась доктору такой неприветливой и мрачной.

                Бальтазар съел несколько желудков и, вытерев губы салфеткой, заявил, что сыт.

                Мария поднялась, начала убирать со стола.

                Отец Берн кашлянул, затем заговорил, обращаясь к доктору:

                -Позвольте полюбопытствовать, магистр, какими судьбами вас с товарищем занесло в нашу деревню?

                Доктор Кислинг удивленно поднял брови.

                -Господин Берн, мне странно слышать именно от вас этот вопрос.

                -Не уверен, что понимаю вас.

                Доктор Кислинг взглянул на Бальтазара, затем вновь обратил взор пылающих за стеклами очков, глаз на священника.

                -Я полагал, что именно к духовному лицу жители деревень в первую очередь обращаются в минуты душевной скорби и смятения.

                -Так и есть, - спокойно отозвался отец Берн. – Только причем здесь Бюро по борьбе с мракобесием?

                -Преподобный, - подал голос Бальтазар, - А разве в вашей деревне не происходило в последние недели нечто необычное и, я бы сказал, жуткое?

                Мария, вернувшаяся на свое место у камина, чихнула.

                -Простите.

                Отец Берн уставился на Бальтазара.

                -Сын мой, дорога жизни полна опасностей и мрака и на ней нас ежесекундно поджидает нечто необычное и жуткое.

                -Мы приехали из-за этого, - насупился доктор и бросил на стол желтый бумажный листок.