Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

• Название: Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: ИД «Русская панорама»
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-93165-132-2

Монография посвящена одной из самых актуальных тем российской и зарубежной науки — проблеме этноса варяжской руси, стоявшей у истоков российской государственности. Подробный анализ источниковой базы показывает, что своими корнями варяжская русь связана со славянским южнобалтийским Поморьем, определявшим в IX–XI вв. жизнь всей Северной Европы. Выявлены иные истоки норманизма, действительное содержание полемики М. В. Ломоносова и Г. Ф. Миллера по варяго-русскому вопросу, принципиальное отличие в понимании сути антинорманизма между исследователями дореволюционного времени и исследователями XX в. Источниковедческая часть работы содержит подробный историографический обзор по вопросу складывания древнейшей нашей летописи Повести временных лет и Сказания о призвании варягов.

Для специалистов-историков и филологов, всех, кто интересуется русской историей.

---

И прежде всего, конечно, они вели торговлю со своими восточноевропейскими сородичами, о чем опять же свидетельствует нумизматика, «наука, — по верной характеристике С. А. Гедеонова, — действующая с математической определенностью»[1496]. В 1968 г. В. М. Потин констатировал, что «огромное скопление кладов» восточных монет «в районе Приладожья и их состав указывают на теснейшие связи этой части Руси с южным берегом Балтийского моря». Специалистами давно установлено «безусловное родство» древнерусских и южнобалтийских кладов и вместе с тем их довольно «резкое» отличие от скандинавских, в том числе и от готландских кладов. Так, если в скандинавских кладах очень высокий процент английских денариев, то в южнобалтийских и русских они составляют «незначительное количество», и в них преобладают монеты германского чекана. По мнению Потина, это свидетельство того, что контрагентами восточных славян в балтийской торговле могли быть только южнобалтийские славяне. Он акцентирует внимание и на том факте, что крупнейшие клады западноевропейских монет Х-ХІ вв. найдены лишь на Южной Балтике и на территории Руси. «Именно через портовые западнославянские города, — подытоживает исследователь, — шел основной поток германских денариев на Русь»[1497] В 1968 г. О. И. Давидан, говоря о посещении Ладоги фризскими и скандинавскими купцами, вместе с тем не исключала и «прямых контактов» ладожан «с областями балтийских славян». Через десять лет Й. Херрман, опираясь на один и тот же тип керамики, известный в южнобалтийском Ральсвике и русской Ладоге, пришел к выводу, что в первой половине и середине IX в. между ними существовали непосредственные регулярные морские связи. Вероятность ранних прямых контактов ладожан с жителями Волина и о. Рюген признает сегодня А. Н. Кирпичников[1498].

Торговые связи Новгородской земли с Южной Балтикой фиксируются не только весьма ранним временем, но и характеризуются своей масштабностью. Специалисты подчеркивают, что до первой трети IX в. включительно «основная и при том сравнительно более ранняя группа западноевропейских кладов обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян»[1499]. В 1998 г. Кирпичников на основе самых последних данных уточнил, что «до середины IX в. не устанавливается» сколько-нибудь значительного проникновения арабского серебра «на о. Готланд и в материковую Швецию (больше их обнаруживается в областях западных славян)»[1500]. И это притом, что начало дирхемной торговли нумизматический материал позволяет сейчас отнести к 50–60-м гг. VIII в.[1501] Из чего следует, что долгое время, почти сто лет эта торговля по существу не затрагивала скандинавов. Но вопреки фактам норманисты продолжают приписывать открытие Балтийско-Волжского пути скандинавским купцам и воинам, утверждать, что «ранний этап восточноевропейской торговли следует рассматривать как норманско-арабский»[1502]. Насколько действительная история расходится с подобными мнениями, понимали норманисты прошлого. Так, в 1903 г. В. И. Ламанский говорил, что начало функционирования знаменитых восточноевропейских торговых путей, по его классификации, греческого и хазарского (до Багдада) абсолютно не связано с викингами. Они, заключал ученый, давно уже были проложены словенами и кривичами, и именно «по их указанию и следам стали ходить затем и скандинавские торговцы». В советское время А. В. Арциховский отмечал, что «первые транзитные торговые пути через Восточную Европу были проложены не скандинавами…». В. Т. Пашуто соглашался с очевидным, «что не норманны создали торговлю Древней Руси…»[1503].

В 1956 г. В. Л. Янин пришел выводу, что торговые связи между восточными и южнобалтийскими славянами осуществлялись непосредственно и являлись «по существу внутриславянскими связями, развивавшимися без заметного участия скандинавов». Недавно А. Н. Кирпичников, хоть и в малой мере, но все же оспорил давний миф о лидерстве викингов в освоении и использовании торговых путей в Восточной Европе в IX–X вв. По его заключению, «доминирующая, посредническая миссия викингов, здесь, думается, не очевидна. Остается предположить, что торговая активность славян была в тот период не меньшей, если не превосходила северогерманскую»[1504]. Но все дело заключается как раз именно в том, что к балтийской торговле скандинавы имели либо опосредованное, либо самое незначительное отношение. Возникнув как чисто славянское явление, объединяющее балтийских и восточных сородичей, она лишь со временем втянула в свою орбиту какую-то часть скандинавов, преимущественно жителей островов Борнхольма и Готланда. В. М. Потин, ссылаясь на нумизматические свидетельства, отмечает, что путь из Южной Балтики на Русь пролегал именно через эти острова, «минуя, — упор делает ученый, — Скандинавский полуостров…». И клады на этих островах, добавляет он, «носят следы западнославянского влияния…»[1505].

И именно этим морским путем шел на Южную Балтику из Руси Олав Трюггвасон, будущий норвежский король. В одноименной саге ее герой, простившись с «конунгом» Гардарики Владимиром и княгиней, «взошел на корабль, и держал путь от берега в море, в Эйстрасальт (Балтийское море. — В. Ф.). И когда он плыл с востока, то подошел он к Боргундархольму (Борнхольму. — В. Ф.) и высадился там на берег, и грабил… и захватил много добра. Олав стоял у Боргундархольма, и поднялся сильный ветер, и началась буря на море, и не могли они там больше оставаться, и поплыли оттуда на юг к берегам Виндланда («Земля виндов», южнобалтийских славян. — В. Ф.)»[1506]. По этому пути, давно «наезженному» ими, еще в середине XII в., до завоевания южнобалтийских славян немцами и датчанами интенсивно ходили новгородские купцы. Так, НПЛ под 1130 г. сообщает, что «в се же лето, идуце и-замория с гот (Готланда. — В. Ф.), потопи лодии 7, и сами истопоша и товар, а друзии вылезоша, н нази; а из Дони (Дании. — В. Ф.) придоша сторови». Затем под 1134 г. в ней сказано, что «рубоша новгородць за моремь в Дони»[1507]. Если сага об Олаве Трюггвасоне в качестве промежуточного этапа пути называет только Борнхольм, то летописец, словно ее дополняя, упомянул и Готланд. На эти же острова, через которые пролегал путь, связывающий Русь с Южной Балтикой, указывают и нумизматические данные. Об этом же пути, несомненно, говорит, называя только его конечные пункты, и Адам Бременский (ок. 1070): от Юмны (Волина) до Новгорода доходят за 14 дней под парусами, сказав, вместе с тем, о присутствии русских купцов в Волине[1508]. Как справедливо заключает А. Г. Кузьмин, «это было время не зарождения, а угасания пути, наиболее интенсивно функционировавшего в ІХ-Х вв.». Само же его сложение историк относит к концу VIII в., когда «города южной Балтики начинают торговать с Востоком через Булгар»[1509].

Какую роль играла торговля русских на Балтийском море, и каков был ее объем даже в ХІІ-ХІІІ вв., когда она уже клонилась к закату, а ее место занимала торговля немцев, видно из следующих факта. В 1157 г. датчане пограбили в Шлезвиге русский флот, в связи с чем русские купцы перестали приходить в этот город. И Шлезвиг сразу же пришел в упадок[1510]. Выше речь шла о тех льготах, которые предоставляли немцы русским, чтобы они не обходили стороной Любек. Сообщение НПЛ под 1165 г. о построении в Новгороде церкви «святыя Троиця Щетициници» ученые рассматривают как свидетельство существования организации купцов, торговавших с Штеттином[1511] (либо ставят в прямую связь с ним[1512]). О том, кто в действительности вел торговлю на Балтике, говорят исландские саги. Так, «Сага об Олаве Трюггвасоне» информирует, что в Англии ее герой выдавал себя за иностранного купца «Али Богатого», вместе с товарищами пришедшего «из Гардарики», т. е. Руси. В другом случае, когда речь идет о трехлетнем пребывании Олава в землях южнобалтийских славян, сага сообщает, что «с тех пор, как он уехал из Гардарики, не пользовался он более своим именем, а называл себя Оли и говорил, что он гардский», т. е. русский. Т. Н. Джаксон эти факты интерпретирует в привычном для норманизма духе: «Прозвище Гардский (gerzkr), образованное от наименования Руси Garpar-Гарды», носят в сагах купцы, плавающие на Русь»[1513]. Исходя из действий Олава, именовавшего себя в пределах славянского Поморья «русским», М. Н. Бережков в 1879 г. заключал, что «новгородский купец не был редким явлением в Вендской земле»[1514].

Совершенно очевидно, что поведение Олава в Англии и Южной Балтике объясняются лишь тем, что на Западе имя гардских-русских было настолько известно и вместе с тем настолько авторитетно, что, назвавшись им, можно было получить так важную в торговых делах защиту и неприкосновенность и, к тому же, спокойно затеряться среди многочисленных русских купцов. В «Саге о людях из Лаксдаля» рассказывается, как Хаскульд на островах Бреннейяр встретил Гилли из Гардов (или Гилли Гардского), т. е. Русского, имя которого все хорошо знали и которого «называли самым богатым из торговых людей». Сам Хаскульд характеризует его как «Гилли Богач»[1515]. Материал обеих саг показывает, что торговля на Балтике и далеко за ее пределами в X в. была сосредоточена в руках русских купцов, которые слыли самыми богатыми из торговых людей и которые носили поэтому в качестве почетных титулов прозвания «Богатый» или «Богач». У скандинавов, как хорошо известно, был иной профиль занятий, в связи с чем, если процитировать слова норманиста О. И. Сенковского, «презрительно относились к купеческому званию»[1516].