Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

• Название: Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
• Автор: Вячеслав Фомин
• Издательство: ИД «Русская панорама»
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-93165-132-2

Монография посвящена одной из самых актуальных тем российской и зарубежной науки — проблеме этноса варяжской руси, стоявшей у истоков российской государственности. Подробный анализ источниковой базы показывает, что своими корнями варяжская русь связана со славянским южнобалтийским Поморьем, определявшим в IX–XI вв. жизнь всей Северной Европы. Выявлены иные истоки норманизма, действительное содержание полемики М. В. Ломоносова и Г. Ф. Миллера по варяго-русскому вопросу, принципиальное отличие в понимании сути антинорманизма между исследователями дореволюционного времени и исследователями XX в. Источниковедческая часть работы содержит подробный историографический обзор по вопросу складывания древнейшей нашей летописи Повести временных лет и Сказания о призвании варягов.

Для специалистов-историков и филологов, всех, кто интересуется русской историей.

---

В 1533 г. новгородско-псковский архиепископ Макарий уведомлял великого князя Василия Ивановича о идолопоклонстве в Водской пятине «около Копории града, и Ладоги града, и Орешка града, и по всему поморию Варяжского моря в Новгородской земле»[1173]. В ноябре 1563 — январе 1564 г. в Москве состоялись переговоры с польскими послами. В записке, читаемой боярами послам, говорится о Прусе, мифическом родоначальнике русских князей, якобы поставившем «многих городов по реку, глаголемую Немон, впадшую в море Варяжское…»[1174]. В 1629 г. в Москву прибыло шведское посольство, которое известило русского царя об успехах антигабсбургской коалиции и попросило у него помощи. В сообщении послов, прозвучавшем в переводе русских толмачей, дважды упомянуто «Варяжское море»[1175]. В царских грамотах датским королям Христиану IV и Фредерику III за 1628, 1656 и 1658 гг. речь также идет о Варяжском море[1176]. В 1670 г. в Густинской летописи с ссылкой на М. Стрыйковского отмечено, что Москва «доселе нарицает Варязким море сие море, иже обливает Шведию и Дунскую землю, и Инфлянты…»[1177]. Самое широкое распространение отмеченной традиции зафиксировано иностранцами. С. Герберштейн для первой половины XVI в. зафиксировал, что русские «сами именуют Варяжским море Балтийское», а П. Петрей в начале XVII в. также констатировал, что русские «Балтийское море зовут Варяжским»[1178].

В отношении сухопутных («горных») путей, по которым в Новгород в 1201 г. могли прибыть загадочные варяги надо сказать следующее. «Горные» пути упоминаются, причем, упоминаются довольно часто в соглашениях Новгорода со своими западными партнерами. Так, впервые о них говорится в договоре 1269 г. Новгорода с Ригой и Любеком: «И дахом 2 пути горьнии по своей волости, а третьи в рецках…». В договоре 1301 г. Новгорода с теми же самыми партнерами, а также с Готландом появилось указание на третий сухопутный путь: «И дахом им 3 пути горьнии по своей волости, а четвертый в речках…»[1179]. Три «горных» пути последнего документа — это Вотский, Лужский и Псковский, исходными пунктами которых со стороны Запада являлись соответственно Ревель, Нарва и южнобалтийские города. Из них самым главным и самым важным был Псковский, связывающий Русь с Южной Балтикой, и сохранивший свое значение во времена Ганзейского союза[1180]. По нему издревле через Литву в Новгород и Псков шли, как отмечают историки, купцы из Любека, Ростока, Стральзунда, Гринсвальда, Штеттина и других городов балтийского Поморья[1181]. О путях «горою и водою», связывающих Новгород с его западными партнерами, говорится в договорах, заключенных в 1323, 1338, 1371, 1372, 1392, 1420, 1421, 1474, 1481, 1493, 1509 и в 1514 гг. В пяти последних случаях указывается, что теперь ведут эти пути только в прибалтийские города «на Юрьев… и на Ригу и к Колывани и на Ругодиво»[1182]. По какому-то из этих названных и давно наезженных путей, связывающих Новгород с его многочисленными контрагентами на Западе, могло явиться посольство, в том числе, конечно, и с Готланда, благо осенью (а именно это время года называет статья 1201 г.) морской путь весьма труден и опасен.

Но, думается, «варяги» 1188 г. никоим образом не связаны с «варягами» 1201 г. Новгородцам приходилось часто воевать и заключать перемирия, причем не только со своими непосредственными соседями, но и со многими западноевропейцами вообще, принадлежавшими, с точки зрения новгородцев, к варяжскому миру. Реальнее всего, что в статье под 1201 г. речь идет о тех западноевропейцах-«варягах», которые захватили районы южной и юго-восточной Прибалтики и старались здесь всемерно закрепиться. Так, в 1186 г. в нижнем течении Западной Двины было образовано «Икскюльское епископство в Руси», в 1198 г. римский папа Целестин III провозгласил северный крестовый поход против язычников, целью которого был захват Северо-Западной Руси. В 1201 г. крестоносцы заложили крепость Ригу, в связи с чем под их контролем оказалась вся торговля по Западной Двине, верховья которой находились в руках полоцких князей. В тот же год епископская резиденция была перенесена из Икскюляе в Ригу, а «епископство Ливония» было отделено от бременской епархии[1183]. Появление на западных рубежах столь энергичного и вместе с тем столь же бесцеремонного и весьма воинственного соседа (пик активности которого падает, надо заметить, на 1201 г.) не могло не вызвать определенной реакции Новгородской республики как по собственному почину (затрагивалась традиционная сфера ее влияния), так и по просьбе полоцких князей и прибалтийских народов, ведших борьбу против агрессии Запада. Поэтому, для улаживания конфликта с новгородцами, уже, возможно, имевшего место, или для их нейтрализации с целью развязывания себе рук в землях прибалтов, могло прибыть в Новгород посольство «варягов» — крестоносцев. Мнение же Е. А. Мельниковой и В. Я. Петрухина, что «варяги» статьи 1201 г. — это собирательное название скандинавов[1184], представляет собой очередную дань норманизму.

В обоих изводах НПЛ под 1204 г. читается «Повесть о взятии Царьграда фрягами», которую подавляющая часть исследователей считает по происхождению новгородской, написанной либо очевидцем падения Константинополя 13 апреля 1204 г., в котором видят Добрыню Ядрейковича, будущего новгородского архиепископа Антония, либо с его слов вскоре по возвращению на родину из путешествия в Царьград между 1200 и 1204 годами[1185]. «Повесть», рассказывая об осаде города войском крестоносцев, сообщает, что «бьяхуть с высокых скал на граде грькы и варягы камениемь и стрелами и сулицами, а с нижьних на град сълезоша; и тако възяша град». После падения Константинополя, говорит автор, «грькы же и варягы изгнаша из града, иже бяхуть остали»[1186]. В варягах, защищавших в апрельские дни 1204 г. столицу Империи, обычно видят датчан и англичан, что, по мысли норманистов, якобы еще раз доказывает скандинавское происхождение летописных варягов. В своих мемуарах видный предводитель Четвертого крестового похода маршал Шампани Жоффруа Виллардуэн, ведя речь о захвате Константинополя в июле 1203 г. (после чего на византийский престол менее чем на год сел Алексей IV Ангел), отмечает, что когда в город вошли послы крестоносцев, то «греки расставили от ворот до Влахернского дворца англичан и датчан, вооруженных секирами». В записках амьенского рыцаря Робера де Клари сказано, что 12 апреля 1204 г. город обороняли «англичане, датчане и греки». На следующий день, продолжает он далее, греческие «духовные лица в торжественных облачениях (там были англичане, датчане и люди других племен) являются процессией в лагерь французов, просят у них милости…»[1187].

Еще Г. З. Байер обратил внимание на тот факт, что термин «варанги» (варяги) фиксируется в византийских источниках очень поздно — под 1034 годом. С. А. Гедеонов установил, что слово «веринг» появляется в сагах около 1020 г., причем они именуют так только тех скандинавов, кто служил в «варангском корпусе» в Византии. Как затем доказал В. Г. Васильевский, термин «варанги» был связан с русско-славянским военным корпусом, присланным Владимиром Святославичем в 988 г. по просьбе Византии. Ученый, рассмотрев все сведения о пребывании варягов в Византии, показал, что славяно-русский элемент варяжского корпуса, из которого он изначально состоял, в 80-х гг. XI в. был заменен западноевропейцами, прежде всего англичанами, но сохранил свое прежнее название варангов-варягов[1188]. Это, во-первых. Во-вторых, среди защитников Константинополя были не только англичане и датчане, но и представители иных европейских народов или, как их в общем назвал де Клари, «люди других племен», которые в русском памятнике названы обобщающим именем «варяги» (в том же смысловом значении использован в «Повести», кстати, и термин «фряги»: в войско крестоносцев входили французы, венецианцы, фламандцы, немцы и другие европейцы). В письме неизвестного рыцаря, участвовавшего в событиях июля 1203 г., рассказывается, что Галатскую башню, расположенную в предместье Константинополя и от которой шла знаменитая цепь, закрывавшая вход в залив Золотой Рог, охраняли и упорно защищали от крестоносцев «пизанцы, генуэзцы, дакийцы и другие…»[1189].

После того, как термин «варяги» с рубежа ХІІ-ХІІІ вв. исчезает из северозападной, новгородской письменной традиции, где он сохранялся дольше всего, летописцы при описании современных им событий, в коих была задействована известная часть западноевропейцев, вместо него (но он остался бытовать в церковной и устной традиции) начинают употреблять абсолютно равнозначное ему слово «немцы». Вместе с тем этим термином наши книжники начинают оперировать при обращении к далекому прошлому своей Родины, в результате чего, как говорилось, летописи начинают выводить Рюрика «из немец». Причем некоторые из них дают примеры как дублирования «варягов» «немцами» («избрашася от варяг от немец три брата с роды своими», Псковская третья летопись), так пояснения «варягов» «немцами» («восташа кривичи, и словяни, и чюдь, и меря на варягы, рекше на немци и изгнаша я за море», Тверской сборник)[1190]. Встречаются случаи и обратной замены «немцев» на «варягов». Так, в Рогожском летописце, известном в единственном списке 40-х гг. XV в., в рассказе под 986 г. о приходе к Владимиру посольств вместо «немцев» (католиков) к князю явились уже «варяги»: «приидоша к Владимиру бохмичи и варязи и жидове»[1191]. В ранних летописях в этом случае сказано иное: «придоша немьци… от папежа» (Лаврентьевская), «от Рима немци» (Радзивиловская), «немци от Рима» (Ипатьевская)[1192].