Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера (СИ)

• Название: Серебро далёкого Севера (СИ)
• Автор: Юрий Циммерман
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Первая книга трилогии "Последняя волшба". Если вы - сторонники чистоты "жанра фэнтези", то мой текст - не для вас. Даже и не начинайте читать! Потому что: 1) В мире "Последней волшбы" очень мало дерутся на мечах, да и вообще на чем бы то ни было. Зато колдуют много и вполне технично, а не меряются тем, кто больше заклинаний по названиям знает. 2) В мире "Последней волшбы" далеко не все мудрецы озабочены сохранением пресловутого равновесия. Ибо любой шаг вперед означенное равновесие с неизбежностью нарушает. Исамое ужасное: 3) В мире "Последней волшбы", в отличие от СССР и книг Профессора, секс есть. И немало. Более того, секс и сексуальность играют огромную роль в процедурах волшебства - точно так же, как это происходит в невымышленных магических практиках народов Земли, будь то шаманство, вуду или античные мистерии. Потому, что сексуальная энергия - сильнейшая из тех, которые движут людьми, и отказаться от ее использования в магических целях означает дать огромную фору своим противникам и соперникам. Если же все вышеперечисленное вас не пугает - добро пожаловать в Круг Земель. Отшельник Юрай и его друзья будут вам рады. Враги, впрочем, тоже...    

---

Поэтому наряд, который выбрала Энцилия для сегодняшнего визита, являл собой классический пример Великого Равновесия, в данном случае между вкусами самой леди и уважения к обычаям храма. Скромное дневное платье вишневого цвета было не слишком светлым, но и не слишком тёмным; а его корокие рукава‑фонарики имели место быть, оставляя плечи прикрытыми – но не доставали при этом волшебнице и до локтя. Также и декольте: если ровнять по меркам великокняжеского двора, то его, можно сказать, и не было вовсе – но ложбинка между полушариями бюста прорисовывалась при этом четко и недвусмысленно, притягивая взор с той же силой, как запах дикого зверя охотничью свору. Завершала же картину маленькая шляпка, с одной стороны – формально прикрывавшая голову согласно традициям храмов Тинктара, но с другой – до невозможности кокетливая и подчеркивающая изящество вполне себе светской прически леди д'Эрве. Одним словом, идеальный баланс сил и интересов, недаром курс "Равновесие в поведении и облачении" был для Энси в студенческую пору одним из самых любимых "светских" предметов, уступая только избранным дисциплинам из числа профильных: трансформациям, стихиеведению и еще, пожалуй, эмоциональной эмпатии.

Тем сильнее было удивление Энцилии, когда она увидела, как одета аббатисса, прислуживавшая им в "кафедральном зале" – а именно туда, в небольшое уютное помещение для высшего клира, отделённое стеной от общей трапезной, привел сейчас монсиньор Вантезе свою гостью. Аккуратно усевшись за небольшой стол с причудливо изогнутыми ножками, волшебница принялась было оглядывать внутреннее убранство залы, но заметив вошедшую с подносом жрицу, уже не смогла более отвести от нее своего взгляда. Высокая, черноглазая и темноволосая, со впалыми щеками и выступающими скулами – служительница Тинктара выглядела властной и загадочной, несмотря на свое теперешнее, более чем прозаическое занятие. И тот ритуальный плащ с капюшоном, в который она была одета, вряд ли заслуживал своего наименования, хотя был темно‑багровым по цвету и накрывал девушку от головы и до пят. Накрывал – да, возможно, но не прикрывал тот плащ абсолютно ничего, ибо пошит он был из кружевной ткани, сквозь которую недвусмысленно проглядывало стройное и ухоженное мускулистое тело жрицы. Такая женщина выглядела способной не только подносить пищу или служить молитвы, но и неутомимо и исступленно утолять плотское желание мужчины – или же, наоборот, хладнокровно нанести ему ножом смертельный удар в сердце. Всё с тем же прилежанием и с той же сноровкой.

– Вас удивляет одеяние сестры Тиорессы?

Прежде чем обратиться к Энцилии с этим вопросом, его преосвященство деликатно дал своей гостье время не только проводить пристальным взглядом служительницу, но и внимательно ознакомиться с богатым выбором принесенных ею пирожных и тортов: приор, со всей очевидностью, досконально изучил кулинарные пристрастия леди д'Эрве. Столь тщательная подготовка еще раз укрепила волшебницу в мысли, что речь идет не о простом светском визите, но приглашение в храм преследует далеко идущие планы. И заставила её быть еще более осторожной и аккуратной в выборе выражений при ответе.

– Не постыжусь признаться, монсиньор: удивляет, – сказала она, слегка помедлив. – Это разительно отличается от того, что можно увидеть на жрицах вашего храма во время религиозных церемоний. Ну, по крайней мере тех немногих, на которых мне доводилось присутствовать.

– Что же, это дает мне прекрасную возможность перейти к тому разговору, ради которого я вас пригласил. Да вы угощайтесь, не стесняйтесь!

Жестом радушного хозяина Вантезе пододвинул блюдо со сладостями поближе к Энцилии.

– Чай, кофий, сбитень, вино?

– О да, благодарю – вина, если не вас не затруднит. Но вы, монсиньор, начали говорить о причинах вашего интереса к моей скромной персоне… Я преисполнена любопытства: неужели дело в нашей неожиданной встрече на вечеринке у Его Высочества? Полагаю, что вы не рассчитывали увидеть меня там в той же самой степени, как и я вас, но вряд ли это могло бы послужить поводом… Если же вы придаете какое‑то значение тому вниманию, которое уделил мне тогда великий князь, то уверяю вас: его увлечения мимолетны и преходящи, и вряд ли он хоть в чем‑нибудь станет прислушиваться к моему мнению.

– Зато, миледи, к вашему мнению склонен прислушаться я, причем по весьма широкому кругу вопросов. Но вернемся к сестре Тиорессе. Яркая личность, не правда ли? Одна из наиболее достойных жриц нашего храма. Являет собой прекрасный пример воплощенного равновесия – между мирским и сакральным, между верой и разумом… Да и между здоровой чувственностью, ведущей к зарождению новой жизни, с одной стороны – и готовностью как принять свою собственную смерть, так и даровать быструю смерть ближнему, со стороны другой.

Настоятель неторопливо подлил себе вина в серебряный, изукрашенный чернью кубок. Храмовое вино, которое Энцилия уже успела к этому времени распробовать, было столь же тёмно‑красным, как ритуальные одеяния жриц Тинктара, и столь же сладким, как речи его преосвященства. И совершенно так же угадывались в этом вине подтекст и коварство. Именно поэтому Энси предпочла переключиться на кофий, тем более что пирожные "от щедрот Тинктара" служили к нему прекрасным дополнением.

– Но если уж мы заговорили о равновесии, – неторопливо продолжил Вантезе, – давайте прежде всего согласимся в том, что именно равновесию мы с вами, миледи, в равной степени и служим. В храме ли, в Обсерватории – в конечном счете не столь уж важно, особенно в годину, когда само это Великое Равновесие дает трещину или оказывается под угрозой. Что же касается Тиорессы и ее сестер по служению… Существует ведь и определенное равновесие между почитанием Армана и служением Тинктару. Если в храмах Старшего Бога…

При этих словах лицо монсиньора на мгновение исказила скептическая усмешка.

– Если в тех храмах все нараспашку, распахнуто всем и каждому, начиная от деталей храмовой церемонии и едва ли не до лона последней жрицы – то служение Тинктару зачастую следует тайными тропами, открытыми лишь для посвященных… И для избранных. Вы ведь и сами наверняка знаете, что Господь Арман традиционно почитается в образе Божественного Старшего Брата. И, как всякий старший брат, он наследует землю и приумножает добро. Отнюдь не случайно, что из прошедших служение Арману получаются рачительные хозяева пастбищ и садов, преуспевающие заводчики и прекрасные управляющие для господских поместий.

Энцилия воспользовалась небольшой паузой в речи Вантезе, чтобы сделать новый большой глоток кофия и положить себе еще одно маленькое пирожное. "О боги, ну почему же маленьких пирожных в конечном итоге всегда съедаешь больше, чем больших?!" Его преосвященство тем временем продолжил свое "размышление вслух", в немалой степени походившее теперь уже на проповедь.

– Господь же Тинктар, как Младший Божественный Брат, обречен на постоянный поиск неизвестного и неизведанного. Образно говоря, на то, что у нас, смертных, зовется "отхожим промыслом". На непрестанное взыскание нового – того нового, что разрушает старое и приходит ему на смену. Именно это и сближает сегодня меня, иерарха культа, с вами, миледи. С чародейкой, искушенной в магических искусствах и предельно далекой от служения богам, если даже не противопоставленной напрямую такому служению. Сближает с вами – и с вашими товарищами, согласно монаршей воле свершающими ныне свой путь в северных пределах Круга.

Энцилия приложила все усилия, чтобы сохранить безучастное выражение лица, но скрыть свое изумление осведомленностью монсиньора о путешествии Юрая и Зборовского ей, судя по всему, так и не удалось.

– Не переживайте, ваша милость: служителям богов открыты многие мирские тайны, но мы умеем оберегать их от непосвященных и профанов столь же крепко, как и наши собственные культовые таинства. Этого же, кстати, я ожидаю сегодня и от вас, многочтимая леди д'Эрве.

На этих словах первосвященник пристально заглянул Энцилиии прямо в глаза, а голос его приобрел еще большую выразительность и твердость.

– То что вы сегодня увидели и, смею надеяться, еще увидите… Это дозволяется видеть и слышать лишь немногим избранным, а уж из числа мирян и тем более магов – так и вовсе считаным единицам. И по всему казалось бы, что вы, волшебница с университетским образованием, предельно далеки от культа Двух Богов, равно как и от служителей его. Однако же пути божественные неисповедимы, и нам не дано объяснить или, тем более, оспорить их выбор: мы можем лишь благоговейно принять его и следовать ему.

Последовавшая за этим небольшая пауза, судя по всему, была призвана придать еще бòльшую значимость следующим словам, произнесенным едва ли не торжественно: