Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера (СИ)

• Название: Серебро далёкого Севера (СИ)
• Автор: Юрий Циммерман
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Первая книга трилогии "Последняя волшба". Если вы - сторонники чистоты "жанра фэнтези", то мой текст - не для вас. Даже и не начинайте читать! Потому что: 1) В мире "Последней волшбы" очень мало дерутся на мечах, да и вообще на чем бы то ни было. Зато колдуют много и вполне технично, а не меряются тем, кто больше заклинаний по названиям знает. 2) В мире "Последней волшбы" далеко не все мудрецы озабочены сохранением пресловутого равновесия. Ибо любой шаг вперед означенное равновесие с неизбежностью нарушает. Исамое ужасное: 3) В мире "Последней волшбы", в отличие от СССР и книг Профессора, секс есть. И немало. Более того, секс и сексуальность играют огромную роль в процедурах волшебства - точно так же, как это происходит в невымышленных магических практиках народов Земли, будь то шаманство, вуду или античные мистерии. Потому, что сексуальная энергия - сильнейшая из тех, которые движут людьми, и отказаться от ее использования в магических целях означает дать огромную фору своим противникам и соперникам. Если же все вышеперечисленное вас не пугает - добро пожаловать в Круг Земель. Отшельник Юрай и его друзья будут вам рады. Враги, впрочем, тоже...    

---

Необычным выглядел и сам здешний гусляр. Ведь по мере того, как путешественники удалялись от Алатырь‑города всё дальше и дальше в белозерскую, а теперь уже и фейнскую глубинку, тем чаще утыкался их взгляд в лица местного типа: темноватые, с мелкими чертами и с густыми бровями, низко нависавщими над маленькими, по преимуществу карими глазами. И мужчины, и женщины того народа, который издревле населял Севфейен, были невысоки и коренасты. Порой казалось, что грянь ветер посильнее – и они накрепко вцепятся в землю своими узловатыми пальцами и коренастыми ногами, подобно тем низким кривым березам, что буквально стлались по фейнским землям.

Сегодняшний же скальд выглядел совершенно по‑другому. Хотя на великана он не тянул, но и в коротышки тоже явно не годился – так, чуть выше среднего роста для уроженца Энгра или Вестенланда. Музыкант был строен и широкоплеч, с длинными тонкими пальцами, уверенно перебиравшими струны гуслей. Его светлые, чуть взъерошенные волосы чуть свисали на лоб, прикрывая серо‑голубые глаза – особенно в паузах между куплетами баллады, когда певец склонялся над струнами, чтобы взять очередной замысловатый аккорд. И самое запоминающееся – это какое‑то наивное, полудетское выражение лица, когда он пел, и это при том, что бард был уже далеко не молод.

Но баллада уже звала и манила дальше, отвлекая от размышлений, и Юрай отдался ее течению.

Там в просторных залах сияет паркет,

Ярок свет. Но – ищи, не ищи, ‑

Ты не сможешь увидеть в том доме, нет,

Ни единой живой души,

Не живет там тролль, не ночует гном,

Ни кота, ни пса, ни щегла…

Даже Смерть сама – не входила в дом,

Стороной его обошла.

Но случится порою, что ночь распахнет

Все врата обители той

И в дверях утонченная дева встаёт,

Изумляя своей красотой.

– Нет, ну ты только посмотри, как ожил его преподобие, – радостно отметил тем временем Зборовский. Душевное состояние спутника в последние дни все больше и больше беспокоило барона. Оттого‑то, кстати, он и настоял на передвижении верхом, а не в карете или повозке: у не слишком привычного к дальним верховым поездкам Юрая уходило много сил на то, чтобы держаться в седле, и оставалось тем самым меньше времени на пустопорожние размышления.

Что‑то постоянно смущало возвращенного к жизни волшебника и не давало ему покоя. И в первую очередь, конечно, сотворенное валькирией кольцо. На каждой остановке Юрай тотчас же снимал свое новое колечко с пальца, и каким только испытаниям его не подвергал! То пробовал на зуб, то внимательно разглядывал при свете солнца и при свете луны, то стучал по кольцу оловянной ложкой и внимательно прислушивался к звукам. А один раз остановился у придорожной кузницы, где меняют подковы лошадям, быстренько столковался с местным кузнецом и, захватив свое кольцо щипцами, осторожно поднес его к огню. В самое пекло, правда, совать не стал, и на том спасибо. Но уж вчера, так вообще выпросил у хозяйки постоялого двора длинную крепкую нитку и, привязав к ней кольцо, принялся опускать его в заполненную водой высокую пивную кружку, на внутренней поверхности которой нацарапал перед этим какие‑то полоски…

– Да уж, – горделиво подумал тогда Зборовский, – назови ты алхимика хоть магом, хоть жрецом, но как алхимиком он был, так и остался. Талант не пропьешь! Другого такого, как наш Юрай, еще поди поищи.

А скальд тем временем всё продолжал свое неторопливое сказание.

Обойди все края, но такой второй

Не сыскать до конца времён.

"Вайниэль" называют ее порой

Те, кто мудростью наделён.

Словно соткано платье из облаков

Пальцы тòнки, черты ясны…

На челе ее – память пяти веков

И свежесть двадцатой весны.

И стоит на пороге, и смотрит вдаль,

Снег искрится в ее волосах,

А в глазах ее – мудрость, и боль, и печаль

О покинутых отчих лесах.

Был ли виной тому талант песнопевца или новый глоток дешевого малоросского вина, но стоило течению баллады дойти до стенаний о прекрасной деве, как мысли барона устремились в родной Вильдор, к пышногрудой и полнощёкой волшебнице с каштановыми волосами, которую он вспоминал почему‑то все чаще и чаще. Странно, ведь до сих пор Зборовский никогда не испытывал недостатка в женском внимании, а уж три дня оголтелого траха с Танькой‑Таннеке вообще на какое‑то время исчерпали его как мужчину, но тем не менее, факт остается фактом: Энцилия заполонила все мысли Владисвета, постоянно приходя во снах, да и днем не отпуская.

Разумеется, барону неоткуда было знать, что леди д'Эрве сумела перенастроить свой изумруд и наладила со Зборовским постоянную, хотя и одностороннюю ментальную связь. Так что, с недавних пор Энси регулярно вчувствовывалась в душевный настрой Влада, в тонус его эмоций. Хотя мыслей его как таковых она читать не могла, но настроение брала сходу, и в результате ей удавалось получать хоть какие‑то известия о пути следования двух энграмцев, об их состоянии – и потихонечку подпитывать энергией. Обо всем этом барон и не подозревал, но присутствие Энцилии в своей судьбе и в своих эмоциях ощущал неотступно. И сам не знал теперь, как к этому отнестись – порадоваться или же, наоборот, мысленно развернуться и сбежать на все четыре стороны….

А гусляр тем временем продолжал повествовать о таинственной деве, хозяйке призрачного дома в свейнских горах.

Постоит, помолчит, и уйдет опять,

И на годы замкнется дверь…

Мне случилось однажды ее увидать,

Вот и жизнь не мила теперь.

Ведь, вдохнув единожды звёздный свет

Из ее голубых очей,

Я отравлен навек, и покоя нет

В череде бессонных ночей.

Я скитаюсь кругами по Кругу Земель,

Разбирая свой путь с трудом…

О эльфийская дева, о Вайниэль!

Как войти мне в твой призрачный дом?

Сам Юрай сейчас тоже размышлял о женщине, хотя и о другой. О той загадочной и непостижимой, что нежданно ворвалась в его жизнь и накрепко воцарилась там. О своей самодержице и государыне, но вместе с тем – о своей целительнице и, что уже не лезло ни в какие ворота, своей любовнице: о ее владетельном высочестве Тациане Энграмской.

До сих пор, с самого начала путешествия Юрай старательно гнал от себя все мысли и воспоминания о той последней вильдорской ночи. Тут думай, не думай, а ничего не придумаешь. Ну да, разумеется, его безумно влекло к Тациане, и от ночи с ней бывший деревенский алхимик не отказался бы, даже имея такую возможность. А уж отказать самой Великой Княгине не посмел бы тем более. С другой стороны, подобные приключения чаще всего заканчиваются на плахе, под топором палача. Воистину прав был поэт, сказавший некогда: "Минуй нас, боги, пуще всех печалей и царский гнев, и царская любовь!"

Тем более не смел Юрай забыть и ту истину, что открылась ему в шестом шаккаре познания, в ослепительно‑белом сиянии таинственного цветка – и в столь же белом одеянии княгини. Тогда, в наивысший миг колдовского соития с Энцилией и Зборовским, Юрай отчетливо увидел то, чего на следующий день так и не сумел утаить от князя: последней ступенью долгого пути, ведущего к исчерпывающему воплощению и утверждению в Круге Земель и во всей вселенной шестой стихии, станет именно магический акт, которому в низком плане будет сопутствовать телесное соединение его, Юрая, и причем именно с Тацианой. Но, во‑первых, до этого еще дожить надо, и не просто дожить, а разобраться с шестым металлом и шестой планетой, и если по поводу первой задачи у него еще и были какие‑то мысли, то как подступиться ко второй, оставалось полнейшей загадкой. Во‑вторых же, для этого грядущего волшебства было совершенно не обязательно думать о княгине каждый день и вожделеть ее каждую ночь! А Юрай в последнее время, после своего "пробуждения" у Всесвята, занимался по преимуществу именно этим.

Те же проблемы, судя по всему, были и у скальда, как раз подходившего к завершению своей баллады.

Ни вино, ни красотки, ни смертный бой

Не спасут от этой тоски –

Хоть молчи, как рыба, хоть волком вой,

Хоть вампиром точи клыки.

Не найти покоя – уж видно, такой

Мне богами прочерчен путь.

Так что пей, бродяга, играй и пой!

Но однажды когда‑нибудь,

Обойдя все страны и берега,

Размотав серебро души –

Я вернусь в Фанхольм, я уйду в снега

В направлении свейнских вершин.

Бородатый гном заметёт мой след,

И – на счастье или на беду –

На порог того дома, которого нет,

Я в свой смертный час упаду.

Именно в этот миг, с окончанием песни, до размякшего волшебника дошла, достучалась наконец та фраза, та строка баллады, на которую ему следовало бы обратить внимание сразу же, едва услышав: "О эльфийская дева!" И, пока певец раскланивался под одобрительные выкрики посетителей и под хвалебный стук кружками по столам, Юрай наклонился к Зборовскому: