Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл

• Название: Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл
• Автор: Л.И.Шинкарев
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2016

---

жих глаз. Ганзелка дозвонился до дома, попросил жену и бабушку (ее маму)

спуститься в подвал, найти в шкафах кое-какие письма, сжечь их.

«Нужна была связь с миром; на соседнем заводе радиопередающих

устройств рабочие помогли быстро собрать аппаратуру. Пришли люди с

чешского радио Камила Моучкова и Гонзович (не помню имени), стало воз-

можным слать телеграммы, общаться с другими странами. Потом офицеры

КГБ будут недоумевать, как нам удавалось говорить, с кем хотели, когда они

перекрыли все линии связи. Они просто не знали: железнодорожники предо-

ставили съезду ведомственную связь; обычно по ней передают транспорт-

ную информацию, но для нас сделали исключение, и наши сообщения пошли

в Германию, и Францию. Со Словакией я говорил по линии связи энергоси-

стемы. Через пару фраз я спрашивал: “Ты меня понял?” – “Понял”. – “Могу

продолжать?” – “Продолжай…” Я ничего в технике не понимал, но вокруг бы-

ли рабочие, и все получалось. Скоро в столовой оборудовали настоящую ра-

диостудию, и можно было выходить в эфир прямо из зала заседаний. Рабо-

чие нам приносили хлеб, сосиски, чай, кофе, сахар…»

При выборах ЦК первыми назвали Дубчека, Черника, Смрковского,

Шпачека, Шимона, Кригеля, вывезенных в Советский Союз. Никто не знал,

что с ними, представляли занесенные снегами сибирские лагеря. Делегаты,

люди неверующие, как многие потом признавались, молили Бога, чтобы дал

их товарищам в Москве все выдержать и сохранить достоинство.

В ЦК избирали совесть нации, хотя именно этих людей советская пресса

относила к вождям «контрреволюции»: Иржи Гаека, Ота Шика, Иржи Пели-

кана, Эдуарда Гольдштюккера… Теперь от высочанских избранников будет

зависеть, сохранит ли партия решающее влияние в обществе. Как ни мало

было времени и как ни хорошо все знали друг друга, каждую кандидатуру

обсуждали. Спор разгорелся вокруг имени Иржи Ганзелки. Все зачитывались

книгами путешественников, теперь работающих с ними рядом на съезде, но

смущал партийный стаж, по сравнению с другими небольшой. И все же Ган-

зелку избрали членом ЦК, а Мирослав Зикмунд предложил вместо себя Ка-

рела Павлиштика, доктора философии; с ним согласились.

«Работу съезда, – будет вспоминать Шилган, – закончили в двенадца-

том часу ночи. Утром люди должны вернуться к рабочим местам. «Докумен-

ты знаете?» – спрашивал я. «Знаем!» – «Разъезжайтесь, и пусть предприятия

работают, дети ходят в школу, жизнь продолжается. Мы должны себя вести

как нормальные граждане. Это наша страна, и мы отвечаем за то, чтобы все

шло обычным путем. А с войсками не будем иметь никакого дела, для нас

они не существуют. Ну, расходимся, друзья. Всего доброго!»

Во время перерыва к Иржи Ганзелке подошла сотрудница Министер-

ства внутренних дел, протянула написанный от руки список: двенадцать фа-

милий. Первым значился Ганзелка, за ним Эдуард Гольдштюккер, всех не за-

помнил. В министерстве, говорила девушка, шло совещание консервативных

сил, они утвердили этот список, указанных в нем лиц предписывалось аре-

стовать в любом месте, где бы ни находились. Рядом с Ганзелкой стоял Ми-

рослав Зикмунд, но вчитаться не удавалось, девушка торопилась передать

листок в президиум. Шилган огласил список и предложил названным в нем

делегатам пока не выходить в город, оставаться на заводской территории;

здесь охрану несла народная милиция и рабочие отряды, а руководил ими

полковник Генерального штаба чехословацкой армии, известный военный

теоретик, участник съезда, избранный членом ЦК. Для Ганзелки и Зикмунда

в этом было что-то ирреальное: находиться под защитой вооруженных

охранников в родной Праге, где в 1947 году ликующий город провожал обо-

их в первое путешествие по Африке. . Приехали!

Ночевали в конструкторском бюро, в кабинетах инженеров, технологов,

конструкторов. Появились железные кровати, кто-то устраивался на полу,

положив под голову папки с бумагами. С утра 23 августа Ганзелка и несколь-

ко других членов нового ЦК сели работать над документами съезда. Все

мысли были о том, где сейчас Дубчек, Черник, Смрковский, другие товарищи.

Пока не вернулся Дубчек, руководить всей работой поручили Шилгану.

На следующий день в Прагу пришла московская «Правда». Высочанский

съезд был назван «незаконным контрреволюционным сборищем». Кремль

требовал от чехословацкого руководства все решения съезда аннулировать.

Делегаты читали о себе несусветные вещи. Их не задевала грубая работа –

насмотрелись! – все желали только быстрейшего возвращения лидеров пар-

тии, а дома как-нибудь разберемся.

Иржи Ганзелка с другими членами ЦК работал над письмом Людвику

Свободе. Президенту советовали, пока он в СССР, не принимать окончатель-

ных решений, а быстрее вернуться, почувствовать ситуацию. Но передать

письмо президенту станет возможным только по возвращении в Прагу.

Мирослав Зикмунд и его семья (жена, мать жены, сын) вечером 20 авгу-

ста вернулись, напомню, после отдыха на Адриатике в Готвальдов (Злин), в

свой дом с садом и выходящей на улицу каменной тумбой. Ночью он услы-

шал о вторжении войск, увидел в темном небе самолеты, а утром позвонили

друзья, тоже избранные делегатами съезда, и сообщили, что съезд будет

чрезвычайным и надо выезжать; он рассовал по карманам нужные бумаги, а

партийный билет спрятал в носок, чтобы не нашли при обыске.

В ночь с 21 на 22 августа Зикмунд и его спутники неслись на машинах в

Прагу. Всю дорогу молчали. Оказаться в оккупированной стране было невы-

носимо. Добравшись до Высочан, оставили машины на окраинной улице и

пешком пошли к заводской проходной. На улицы вышли рабочие патрули,

готовые сопровождать делегатов к месту. Зикмунда поразила четкая органи-

зация: у проходной дежурили машины Красного креста и люди в белых хала-

тах – это были участники съезда, – под видом медицинских работников они

развозили по нужным адресам принятые документы. Их озвучивали по ра-

дио и передавали в редакции газет.

Утром 23 августа перед возвращением домой Зикмунд пошел пешком к

зданию пражского радио. «На Виноградах кошмар: везде танки, переверну-

тые трамваи, полыхает огонь. Фасад Национального музея на Вацлавской

площади изрешечен пулями. Похоже, стреляли из автоматов очередями. По-

чему? Зачем? Чтобы лишний раз задеть наши национальные чувства? У меня,

как у всех чехов, огромное уважение к этому историческому зданию, постро-

енному сто лет назад, гордости европейской архитектуры. Памятники наше-

го прошлого чем провинились? На танках советские солдаты. “Зачем вы

пришли?” – спрашиваю. Солдат держит у бедра автомат, рука на спусковом

крючке. Если ему что-то не понравится, он может нажать на крючок.

Солдаты просят у прохожих воды. На площади жарко, а тут еще танко-

вая гарь. Никто не двигается с места. Жалко несчастных солдат, но это форма

сопротивления, одна из немногих, доступная людям. Потом переводчик

наших книг на русский, хорошо нас знавший, скажет мне с укоризной: что же

вы были такие безжалостные, не дали солдатам попить. Я отвечу ему: “Это

ваши генералы должны были дать им воду”. Мы понимали, что не отзывать-

ся на просьбы попить безжалостно. Танки стояли без горючего, солдаты бы-

ли без хлеба и без воды, сердце болело на них смотреть. Но как иначе чехи

могли выразить свою к интервентам ненависть?

Стою на Вацлавке, слышу странные звуки: то ли стук, то ли звон. Люди

достают из карманов ключи, связки железных ключей, бьют ключами о клю-

чи, и над площадью, над головами стоит тупое громыхание. Солдаты пе-

реглядываются, не зная, как реагировать. То была старая католическая тра-

диция: когда кто-то умирал, прихожане в костелах били ключами о ключ,

напоминая об отошедшей душе. На занятой танками площади одновремен-

ное перезвякивание ключей имело свой смысл: уйдите!» 38

Всю обратную дорогу домой, в Южную Моравию, Мирослав Зикмунд

обдумывал, что предпринять. В Готвальдове стояли танки; жерла орудий

смотрели на гостиницу «Москва», на здание телеграфа, на корпуса знамени-

тых обувных фабрик Томаша Бати, переименованных в предприятие «Свит».

Дома он написал обращение к советским друзьям, а утром следующего дня

приятели повели в оперный театр, в оборудованную там нелегальную ра-

диостудию. Когда пробрались через декорации к закутку со студийной тех-

никой, радисты включили передатчик. Зикмунд достал текст, стал торопли-