Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл

• Название: Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл
• Автор: Л.И.Шинкарев
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2016

---

дайте ей мой самый нежный привет. Пусть всегда будет твердой и стойкой, и

пусть не останется наедине со своей великой любовью, которую я всегда

чувствую. В ней еще так много молодости чувств, и она не должна остаться

вдовой. Я всегда хотел, чтобы она была счастлива, хочу, чтобы она была

счастлива и без меня…» 3

Счастлива ли она?

Густа просит мой блокнот и пишет по-русски:

«Дорогой Леня, я вижу перед моими глазами Юлиуса Фучика, которого

знала очень близко. Это был человек, от роду предназначен стать журнали-

стом. Во время встреч с рабочими Юлек убедился, что, работая в качестве ре-

волюционного журналиста, он должен быть честным, не может писать не-

правду, несмотря на то, что это иногда, но всегда только временно, выгодно.

Журналист трудно приобретает доверие читателей, а легко его теряет. У

Юлека я убедилась, что революционный журналист не смеет быть поверх-

ностным, что он должен глубоко проникать в каждую проблему, о которой

он хочет в газетах с читателем говорить. Он должен быть твердо убежден во

мнении, которое публикует. Так он может заинтересовать читателя и приоб-

рести его. Ваша Густа Фучикова, которая желает Вам от всего сердца много

успехов в Вашей журналистской деятельности. Прага, Чехословакия, в янва-

ре 1965 г.» 4.

«…Он должен быть честным, не может писать неправду…» Но ведь не-

правду пишут чаще всего непреднамеренно, в уверенности, что это и есть

правда. Ситуация для совестливого журналиста трагичная.

Один вопрос даже в молодости возникал у меня при чтении фучиков-

ских очерков о СССР. Он с восторгом писал о людях Страны Советов, массо-

вом энтузиазме, он не хотел, не видел смысла уводить читателей в сторону

от прекрасного – он в это верил – переустройства мира. Пусть другие пишут

о голоде в деревнях, бесправии, политических процессах, пусть копаются в

трудностях тридцатых годов. Этот подход не для коммунистического агита-

тора. Но все же, как причина сомнений, как предмет тайных разговоров с

близкими, со своей любимой, – он знал, что на самом деле происходит в СССР

тридцатых годов? У него были в Москве друзья, ему шептали про страхи, что

ночью за тобою придут, он понимал, что это за процессы над «врагами наро-

да»? Представлял, сколько у тюремных ворот женщин с детьми, жаждущих

узнать, что с их мужьями? Намекал он на это в письмах? Или, возвращаясь,

вышептывал жене о том, что разрывало сердце и о чем он не мог, не позво-

лял себе писать?

Спросив об этом, я испугался.

У Густы расширились зрачки, она стала тяжело дышать.

– Не было у вас тридцать седьмого года! Вы сами все придумали! Поче-

му не успокоитесь?!

При воспоминании об этих минутах у меня до сих пор пылает лицо. Кто

за язык тянул? Вывести из себя вдову национального героя! Я же с юных лет

ее боготворил, переписывался с ней и преклоняюсь, как перед Лаурой или

Беатриче, какой она была, мне казалось, Юлиусу Фучику. Как я позволил себе

быть таким бестактным и жестоким!

Наконец, Густа успокоилась.

Было неловко нам обоим.

Прощаясь, мы обнялись, обещая не терять друг друга.

Но больше не встретились.

Я слышал, что в августе 1968 года Густу Фучикову видели среди тех, кто

прятался в советском посольстве в те дни, когда там собирались создавать

«рабоче-крестьянское правительство». Говорят, она трудно передвигала но-

ги, как когда-то в концлагере Равенсбрюк, только без железной кружки на

поясе.

А я вижу, хочу ее видеть, как на старой фотографии, в черном берете,

красивой и веселой, в обнимку с белозубым Юлеком, сидящей на выступе

скалы где-то в пронизанных светом Татрах, когда они были молоды и луч-

шее в жизни казалось впереди.

За полгода подготовки к военной операции наметились три варианта

управления Чехословакией после ввода союзных войск.

Основной вариант предложили «здоровые силы»; они надеялись в ре-

шающую ночь стать большинством в президиуме ЦК и взять власть в свои

руки. Чужие армии пусть стоят на площадях, ни во что не вмешиваясь, но

своим присутствием, готовым к бою видом отрезвляют горячие головы,

обеспечивают общий покой. Может быть, не сразу, после коротких дискус-

сий, но мирную передачу власти поддержат все, утомленные нервными пе-

регрузками: партия, парламент, народ.

Идея выглядела беспроигрышной.

У советского посольства был свой верный круг: Василь Биляк, Алоис

Индра, Драгомир Кольдер, Антонин Капек, Олдржих Швестка, Йозеф Ленарт

– люди честолюбивые, бескорыстные, по натуре разные, гордые поддержкой

Москвы, казавшейся более важной для их судьбы, нежели близость с рефор-

маторами. Всего-то и надо было: в историческую ночь склонить на свою сто-

рону двух-трех колеблющихся, получить перевес голосов. Замысел казался

безупречным, но существовал запасной вариант, на случай, если ночные

ожидания не оправдаются и перевеса голосов не будет. Власть переходит к

«рабоче-крестьянскому правительству», жесткой структуре с единым пар-

тийно-государственным кулаком. Эта идея, говорил мне С.В.Червоненко,

«возникла у чехов где-то ближе к августу. Они подали эту идею, но не разра-

батывали. Я как посол значения ей практически не придавал. Нам не следо-

вало вмешиваться и решать, какое должно быть правительство, это вопрос

чисто чехословацкий» 5. В августовскую ночь, когда «здоровым силам» на за-

седании президиума не удалось стать большинством, под утро в зал заседа-

ния вошли офицеры советской и чехословацкой безопасности забрать Дуб-

чека, Смрковского, Кригеля, Шпачека. На вопросы заседавших, кого они

представляют, чекисты назвали «революционный трибунал» и «революци-

онное рабоче-крестьянское правительство во главе с Алоисом Индрой» 6.

Эти структуры были в планах.

Только 22 августа, когда Дубчек и его соратники оказались вне страны,

в советском посольстве начали обсуждать, кого включить в состав новой

власти. Выбор невелик: кандидаты из прежнего руководства, привезенные в

посольство на бронетранспортерах, были здесь – Биляк, Кольдер, Индра,

Швестка, Павловский, Якеш… Все среднего и старшего возраста, для боль-

шинства карьерный взлет позади, перед каждым мучительный выбор между

интересами нации и «интернациональным долгом». Страдая от невозможно-

сти соединить несоединимое, они полагались на посольство. В их сознании

оно ассоциировалось с исторической надеждой на славянское единство. Кто

же всех объединит, если не Великая Россия?

Из претендентов на власть Червоненко выделял троих.

Биляк, по его словам, «будучи местным украинцем, с одинаковым ува-

жением относился как к чехам, так и словакам. Его считают напористым, и

это правда, он доводит до конца все, за что берется. Его откровенность ино-

гда принимают за жесткость; он может быть резким в оценке шагов, кажу-

щихся ему опрометчивыми, в том числе с нашей стороны. Он не относился к

тем, кто одобряет все советское без разбора. Когда затрагиваются интересы

Чехословакии, он неумолим, строго следит за тем, чтобы Судеты снова не

оказались у немцев. Иногда чувствует себя ущемленным: ему кажется, что по

внутреннему потенциалу и динамизму он заслуживает более высокого по-

ложения, чем то, которое занимал».

Индра «твердо придерживается социалистического выбора, это бес-

спорно, но не каждый раз готов возглавить борьбу за этот выбор. Он, мне

кажется, тоже жил с уверенностью, что в полной мере пока не востребован.

Он сильно пережил ввод войск, у него было шоковое состояние, он вышел из

строя, и когда чехословацкая делегация после подписания “Московского

протокола” возвращалась в Прагу, он еще с месяц оставался в Москве подле-

читься. Может быть, сказалась нервная и физическая изношенность. В окру-

жении Индры рассчитывали на него как на первое лицо в стране. Непредви-

денные ситуации, возникшие с вводом войск, и невостребованность Индры

могли сбить его настрой».

Ленарт – «это боец с мягким характером. Человек в высшей степени

честный, всегда стремящийся к компетентности в том деле, которым зани-

мается. Он вполне заслуженно занимал высокие посты, особенно во времена

работы в Словакии. Думаю, лучшую кандидатуру на пост первого секретаря

ЦК словацкой компартии трудно было придумать. В рамках федерального

правительства он мог бы возглавить Национальное собрание или занимать

другие посты, вплоть до президента республики. Он честно служил стране и