То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки

• Название: Западный край. Рассказы. Сказки
• Автор: То Хоай
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

---

Она не ответила сыну. Кто сказал ей об этом? Когда? Она и впрямь не упомнит, кто поведал ей, будто король воротился из Лаоса в Наданг.

— Нгиа недавно был там, — сказал Кхай, — и ничего подобного не заметил.

— Откуда партийцу об этом знать? — возразила Зианг Шуа. — Односельчане говорят только промеж себя. Ну, и нас, стариков, конечно, не опасаются. Они говорят, не надо, мол, нам от Правительства ни соли, ни керосина. У короля са и мео полным-полно керосина да соли, есть у него и самоход-автомобиль, и двенадцатиглавый самолет.

Видя, что мать снова заладила свое — про чудеса и духов, Кхай сказал твердо:

— Земляки из Наданга поднимались на днях сюда за керосином и солью. Так что вам, мама, нечего бояться.

Но Тхао Кхай ее не понял. Она, в общем, не очень-то испугалась. Просто Зианг Шуа любила сына и хотела с ним поделиться новостью, к тому же она была обеспокоена его уходом. Сейчас, сидя против него, глядя в его ясное, спокойное лицо, она ничего не боялась. Но таков уж стариковский нрав — вечно они о чем-то тревожатся и волнуются. Сколько горя и бед выпало на долю Зианг Шуа! Но несчастья не сломили ее. Зианг Шуа дождалась Революции. И сказать по правде, вера ее в Революцию давно уже пересилила страх перед королем и чинами, а заодно и перед нечистой силой.

— Да я вовсе и не боюсь, — сказала Зианг Шуа, — ничего я не боюсь. Но когда ты уходишь, сынок, на душе у меня неспокойно.

В Наданге, случалось, пошаливали бандиты из Лаоса, добиравшиеся и до Финша. Они убивали людей. И Зианг Шуа волновалась не зря.

Но Кхай словно не замечал ее волнения.

— Правительство научило меня лечить болезни. — Он хотел, чтоб мать поняла его. — И я не могу допустить, чтоб умирали люди. Ведь сынишка старосты Панга при смерти.

— У Панга болен мальчонка? — спросила она.

— Ага.

— Тогда собирайся поскорее, сынок, — сказала Зианг Шуа.

С той поры как Кхай воротился в Финша, матери и поговорить с ним толком не довелось. Дом что ни вечер был полон гостей. А днем девушки из соседних деревень — шли ли они за хворостом или на дальнюю пашню — непременно делали крюк, чтобы пройти мимо двери Зианг Шуа. Каждой хотелось словно бы ненароком заглянуть в дом пригожего парня, вернувшегося с военной службы.

Скачет ручей с камня на камень.
Чем же, о юноша, лакомилась твоя матушка,
Что ты уродился пригож лицом,
как серебряная монета?..

Зианг Шуа не могла нарадоваться на молодца-сына, приворожившего девушек со всей округи.

Кхай сказал еще несколько слов, чтоб успокоить мать, перебросил через плечо ремень винтовки, взял сбрую и вышел седлать коня. Зианг Шуа глядела ему вслед. Сердце ее тревожно сжалось, на глаза навернулись слезы.

Она мечтала: настанет день и Тхао Ниа тоже вернется домой. Он будет, подобно Кхаю, пригож лицом, словно серебряная монета. И девушки со всей округи, куда бы они ни шли, за хворостом ли или на дальнюю пашню, непременно сделают крюк и пройдут мимо ее дверей, чтобы взглянуть на него хоть краешком глаза.

VI

Над Финша светила луна.

В начале лета по ночам, ярус за ярусом, громоздятся тучи и влажно-золотые полотнища лунного света ложатся на леса, на долины с чужедальними деревнями, на поля, распростертые по уступам гор.

Внизу все утопало в молчании. Казалось, на всей земле только и есть что селенье Финша, забравшееся высоко-высоко, к самому небу. Только свирель какого-то загулявшего парня переливалась в лунном мареве. Сверкающая луна повисла прямо над головой; казалось, протяни руку, и дотронешься до нее — точь-в-точь как в старинных сказках, что рассказывают старики.

Потом вдруг загудел самолет. Парни и девушки — сидя подле дверей, они играли на свирелях и распевали песни — видели, как самолет, словно огромный ворон, пролетел под луной.

Все сразу поняли: самолет этот американский. Люди уже давно наслышаны были про двенадцатиглавую крылатую машину, поэтому никто не испугался — самолеты здесь были не в диковину.

— Эй ты, пугало, — пошутил кто-то, — спустись-ка да присядь на минутку!

А старики, разбуженные гулом моторов, говорили:

— Вот он, враг-то, так и кружит над головой!

И долго еще беспокойно ворочались с боку на бок.

Потом самолет загудел снова. Он возвращался, черной тенью прорезая лунный свет.

Парни разбежались по домам, а там, накинув на себя что под руку попало, бросились бежать туда, где самолет вроде сделал круг.

* * *

Ранним утром всей деревней выходили в поле.

Ми услышала, как из тумана донесся чей-то голос, но самого человека не было видно. Да и слова его звучали невнятно. Ми побежала к меже — узнать, в чем дело.

Соседи пропалывали кукурузу. Листья на деревцах жен[51], поднявшихся вровень с кукурузой, уже начинали краснеть. На огуречных плетях распустились не ко времени ярко-желтые цветы. Последние тыквы, медно-красные с алыми пятнами, похожи были на дурные плоды эклон[52].

Кукуруза в этом году уродилась плохо. Хилые стебли ее совсем поникли. Во втором месяце года буря побила, а местами вырвала с корнем еще не окрепшие ростки: не успели листья разрастись как следует, проливные дожди прибили кукурузу к земле, и она так и не оправилась. Вот сорняки и заглушили ее. Каждая семья, не щадя сил, выпалывала траву и распахивала новые делянки под соевые бобы. Мео — народ бывалый, умеют глядеть вперед, земля у них никогда не пустует: кукуруза не уродилась — бобы выручат.

Вскоре Ми вернулась на поле и передала матери диковинную весть: прошлой ночью в деревне, что стоит за горой, поймали диверсанта, сейчас его ведут сюда, в Комитет.

— Диверсант, это кто такой? — спросила Зианг Шуа.

— Диверсант, — ответила Ми, — это враг. Он спрыгнул на парашюте ночью, когда прилетал самолет.

— A-а, верно, ночью и я слыхала шум. Выходит, он вроде как разбойник?

— Это янки, — сказала Ми, — засылают к нам диверсантов, чтоб все здесь разрушить.

— Та-ак, не перевелись, значит, еще разбойники и разрушители? Убить его — и делу конец!

Весть про диверсанта передавали из уст в уста, и сердца людей загорались гневом. Все двинулись к Комитету. Всадники скакали галопом, следом спешили запряженные быками повозки. Ребятишки подхлестывали быков, стараясь поспеть за лошадьми. Колокольцы на шеях у быков громко звенели, усиливая гомон и шум, огласивший горные пашни.

Комитет помещался в доме, где недавно продавали соль.

В одной комнате стоял стол из струганых досок и две длинные скамьи, в другой — расстелена циновка, чтоб дежурному или приезжающим по всяким делам было где переночевать. На стене висел календарь. Из его обложки был склеен незамысловатый «ящик» для писем и документов. В углу, где сходились две плетеные стены, наклеен был присланный недавно из Райотдела культуры большой плакат с изображением девушки в головной повязке и блузе, какие носят белые мео, и широкой юбке с цветастой каймой, как у красных мео. Деревенские жители утверждали: «Барышня эта ни капельки не похожа на наших девчат».

Вокруг Комитета собралась толпа. Опоздавшие, желая узнать, что происходит в доме, старались протолкаться вперед. Вдруг из толпы выбрался какой-то парень, бледный, ни кровинки в лице. Увидав поднимавшуюся по тропе Зианг Шуа, он крикнул:

— Послушайте, Зианг Шуа, он говорит: «Я из семьи Тхао!»

— Кто?

— Да он же!.. Он!

— Неужто парашютист? — удивилась Ми.

А парень продолжал:

— Говорит: «Я из семьи Тхао!..» Так и сказал: «Я из семьи Тхао!..»

Наконец крикун убежал прочь.

Мп поддержала под руки мать, вдруг опустившуюся на камень у обочины.

«Кто это?.. Где он? Неужто вернулся Тхао Ниа, ставший после смерти тигром, Тхао Ниа, спасенный и воскрешенный людьми са близ речки Намнгу? Но как же он обернулся парашютистом? Нет, не может быть… Или он умирал снова, еще раз? Тут не знаешь, что и подумать…»

Зианг Шуа подошла к дверям Комитета. Люди, столпившиеся возле дома, увидав ее, закричали:

— Зианг Шуа идет!

— Зианг Шуа!..

И расступились. Ми, все так же поддерживая мать, вошла с нею в дом.

На скамье сидели председатель Тоа и товарищ Нгиа. Лица их были серьезны и строги — совсем как у судей. Нгиа быстро взглянул на вошедших, но не улыбнулся им, как всегда. Взгляд его был суров, и Зианг Шуа, сама не зная почему, почувствовала, как сжалось сердце. Вспомнились ей черные дни, когда она с детьми, покинув деревню, бежала от людей в лес.

Перед председателем Тоа и Нгиа на земляном полу сидел какой-то человек. Он как две капли воды походил на тех солдат-парашютистов, что стояли когда-то в здешней крепости. Комбинезон его был раскрашен полосами и пятнами, словно незнакомец натянул на себя сброшенную удавом кожу. Волосы завивались, как ракушки, и кольцами закручивались возле ушей.