Алексей Салмин - Буря на Волге

• Название: Буря на Волге
• Автор: Алексей Салмин
• Издательство: Татарское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

Эта книга о трудной жизни простых волжан до революции, об их самоотверженной борьбе за Советскую власть в годы гражданской войны.

---

— Вчера получила, пишет, что в госпитале лежит, раненый.

— Беда, беда, много нынче раненых едет. И когда она только кончится? У нас тоже двое на позиции. Митрий-то пишет, что в обозе, а вот от Федора и писем нет... Ну с богом!

— Прощайте, — сказала Ильинична и направилась с Сережей домой.

— Вот мы и к своей горенке пришли. А ну, поднимай, поднимай ножки-то, — входя на маленькое крылечко, говорила Ильинична.

— Теперь я буду жить у тебя. Ты холосая, сахалу даесь. А как тебя звать? — лепетал малыш.

— Бабушкой будешь звать, а хочешь — мамой.

— Нет. Я тебя буду звать мамой, ты холосая.

— Ну, шагай, сынок, через порог-то, — открывая дверь, проговорила Ильинична.

С приходом малыша в дом Ильинична почувствовала, как в ее душе разливается радость.

Глава четвертая

Потекли короткие пасмурные дни января. Засвистали ветры, заплясала метель, наметая громадные снежные бугры. Надя, укутавшись в пуховый платок, отправлялась по утрам в магазин, а вечером, продрогшая, возвращалась домой, сидела в своей комнате и под завывание ветра в печной трубе занималась чтением. Читала она много, все, что попадало под руку.

На этот раз ей посчастливилось получить у подруги роман неизвестного автора. Книга была сильно потрепана, не имела ни начала, ни конца. Но Лена уверяла, что и этой-то «растрепе» и описана жизнь самой Нади. В романе говорилось о том, как богатая городская девушка полюбила деревенского парня-рыбака и, несмотря на преграды, чинимые родителями, все-таки она стала счастлива.

- Да, она была права, — проговорила Надя, закрывая книгу.

Она мысленно уносилась в прошлое: ей вспомнились летние вечера с сизой дымкой и радужными закатами солнца, первая встреча с Чилимом, ночная рыбалка. Все это живо припомнилось ей. Вот тихо покачивается на волнах их лодка, осколок лупы поплыл в небесную синеву, купаясь своим отраженьем в волнах, а она слушает ласковые слова любимого. Но где же, где же в эту непогоду скрывается ее Вася? Почему он не пишет?

В середине января в дом Белициных явилась комиссия для осмотра помещения под госпиталь. В нёй главным лицом оказался поручик Подшивалов. Он важно расхаживал по просторным комнатам и своими пожеланиями, советами совсем очаровал хозяйку.

— Вот что, хозяюшка, — говорил он, — мебель, которая получше, нужно прибрать, припрятать куда-нибудь, эти мужланы могут ее попортить.

— Лишнее-то все приберем, — соглашалась хозяйка и думала: «Какой он хозяйственный и как понимает всему цену. Вот такого бы рассудительного человека бог дал мне в зятья!»

С этого дня Подшивалов, как ответственное лицо, стал частым гостем в доме Белициных. Хотя с Надей и не удавалось ему поговорить по душам, ее мамашу он уже сумел уговорить.

— Все-таки, как ни говорите, Екатерина Матвеевна, а хозяйство у вас большое, наверное, трудно справляться? — с льстивым сочувствием спросил однажды Подшивалов.

— Что поделаешь, Владимир Петрович, и рада бы иметь в доме порядочного мужчину, помощника, вот такого, как вы, да где его найдешь? — вздохнула Белицина.

— Эх, Екатерина Матвеевна, я-то бы с удовольствием, только вот Надежда Михайловна со мной не желает дружить...

— Ну, ничего, я с ней поговорю, а вы со своей стороны тоже. С двух-то сторон, пожалуй, осилим...

— Вот это верно, мамаша! Надо наступать с фронта и с тыла, тогда противник определенно сдастся, — улыбаясь, произнес поручик.

— Вот, вот, займись-ка, батюшка, по-военному, — сказала Екатерина Матвеевна, провожая Подшивалова.

В это время показался дворник с диваном.

— Екатерина Матвеевна, куда прикажете вынести?

— Какой ты бестолковый, Агафон! Я же сказала, что все сложить в кладовку! — сердито крикнула Белицина.

— Виноват, я плохо слышу,  — схитрил дворник.

Когда Надя возвращалась из магазина, встретившийся дворник шепнул ей о происходившем разговоре матери с поручиком. За ужином Надя сидела с насупленными бровями и молчала.

— Ты чего, Надюшка, какая кислая? Нездоровится, что ли? — спросила мать.

— Просватывайте скорее, пока не умерла! — повысив голое, сказала Надя.

— На что это ты сердишься? К ней сватается порядочный человек, а она, знай, нос воротит. Что, я тебя на худые дела, что ли, толкаю? Надо же когда-то замуж выходить?

— Вот чего, мама, ругаться у меня нет никакого желания, так же как и выходить замуж. А если будете надоедать с этим усатым котом, то так и знайте, вы больше меня здесь не увидите!

После этого разговора Екатерина Матвеевна приумолкла, видимо, побаивалась, что Надя и в самом деле может выполнить свою угрозу. Но все же мать не теряла надежды. Она ждала, что со временем у ее дочери заговорит женское чувство одиночества, которое хорошо было известно ей самой после похорон мужа. И она решила ждать этого момента.

Шел уже сентябрь 1915 года, а ожидаемые матерью чувства так и не приходили к Наде. У Нади была другая забота. Часто, идя в магазин и обратно, она заходила на яблочный базар, узнавала у однодеревенцев Чилима, пишет ли он матери. Но люди, занятые своим делом, мало интересовались чужими письмами и сказать ей ничего не могли.

Однажды в праздничный день мать сказала Наде:

— Знаешь чего, дочка, говорят, на базаре очень много яблок появилось. Сходила бы с Агафоном да принесла корзинку.

— Ладно, схожу, — нехотя отозвалась Надя.

Подходя к яблочному базару, Надя с дворником увидели пестро, по-праздничному разряженную публику, сновавшую среди корзин, коробов и всяких ящиков.

Покупатели торгуются, шумят, спорят, ругаются. С треском откусывают спелые анисы, полосатые боровинки и желтые, соком налитые антоновки. Недалеко от края стоит старичок с седенькой бородкой и маленькими быстрыми глазами, в рваном кафтанишке и такой же шапчонке. Перед ним небольшой коробок желтых яблок. Пыхтя и отдуваясь, проходит мимо барин; он только что слез с пролетки, расстегнул серый сюртук, показав ослепительной белизны жилет, поправил фетровую шляпу и вразвалку пошел среди торгующих.

— Какие яблоки продаешь, старик? — спросил барин.

— Черно дерево, барин! — ответил тот, снимая шапку.

— А почем пуд?

— Два рубля, барин!

— Нет, брат, не обманешь. Ты врешь, старик: это не черное дерево, черное дерево по четыре рубля, — и барин поплыл, как тюлень, дальше.

— Ах ты, пузо... — ворчит старик и, кряхтя, взваливает короб на спину. Обойдя сторонкой, снова встает в ряд торгующих.

— Что за яблоки продаешь, старик? — проходя, спрашивает тот же барин.

— Черно дерево! — отвечает старик, нахлобучивая шапку.

— А почем пуд?

— Четыре рубли!

— Вот это верно! Вот это я понимаю! Это действительно черное дерево! — восклицает барин, радуясь своей находке.

Заметив этот торг, наблюдательный Агафон говорит Наде:

— Глянь-ка, барышня, видать, барину богатства отпущено вдоволь, а вот ума-то бог пожалел...

— Я это давно знаю, что умом не по богатству награждают, — ответила Надя и повернула к женщине, стоявшей около трех корзин, наполненных алым анисом.

— Здравствуй, Семеновна! — радостно сказала Надя.

— А ты гляди-ка, знакомая, — заулыбалась женщина,— Чего это вы, али яблочков купить пришли? Пробуйте-ка моих, очень спелые.

Откусив яблоко, Надя задумалась, и поплыли перед глазами живые, яркие картины прошлого: впереди с узелком идет Семеновна, а с обеих сторон дороги колышется спелым колосом рожь, высокая, по самую грудь. Вспомнилась долина с шумящим вязом и зеленым орешником. И встал перед глазами Нади улыбающийся Вася. Все это пролетело, пронеслось в одно мгновенье.

- Может быть, вот эту, побольше, корзину возьмете? — спросила Семеновна, спугнув сладкие грезы Нади.

— Унесешь? — спросила она дворника.

— Ну вот еще! Две унесу, — улыбнулся Агафон. Но когда он взглянул в глаза Наде, улыбка слетела с его лица: он увидел слезы. Агафон крякнул, взваливая корзину с яблоками на спину, и, не оглядываясь, зашагал к дому. Надя осталась расплачиваться за яблоки.

— Семеновна, ты недалеко живешь от Федоры Ильиничны, может быть, слыхала, получает ли она письма от Васи?

— Да что ты, милая! Надысь я самого его видела в деревне. Забежал к матери на денек. На позицию, слышь, их везли, а он спрыгнул с поезда и зашел повидаться с матерью

— Когда он был?

— Да как тебе сказать, с неделю, чай, уже прошло.

Глаза у Нади затуманились, руки задрожали. Наскоро она рассчиталась с Семеновной, пожелала ей счастливо расторговаться и тихой походкой отправилась домой. И все время сверлила голову мысль: почему же он к ней не зашел? Ведь он был в городе...

Дворник передал хозяйке яблоки и уже сидел в своей конуре.

— Слушай, дядя Агафон, — войдя в сторожку, заговорила Надя.— Ты не видел, не заходил ли к нам солдат на прошлой неделе? Знаешь, такой высокий, плечистый.