Алексей Варламов - Шукшин

• Название: Шукшин
• Автор: Алексей Варламов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03827-1

Судьба Василия Макаровича Шукшина (1929–1974) вобрала в себя все валеты и провалы русского XX века. Сын расстрелянного по ложному обвинению алтайского крестьянина, он сумел благодаря огромному природному дару и необычайной воле пробиться на самый верх советской общественной жизни, не утратив корневого национального чувства. Крестьянин, рабочий, интеллигент, актер, режиссер, писатель, русский воин, Шукшин обворожил Россию, сделался ее взыскующим заступником, жестким ходатаем перед властью, оставаясь при этом невероятно скрытным, «зашифрованным» человеком. Как Шукшин стал Шукшиным? Какое ему выпало детство и как прошла его загадочная юность? Каким образом складывались его отношения с властью, Церковью, литературным и кинематографическим окружением? Как влияла на его творчество личная жизнь? Какими ему виделись прошлое, настоящее и будущее России? Наконец, что удалось и что не удалось сделать Шукшину? Алексей Варламов, известный прозаик, историк литературы, опираясь на письма, рабочие записи, архивные документы, мемуарные свидетельства, предпринял попытку «расшифровать» своего героя, и у читателя появилась возможность заново познакомиться с Василием Шукшиным.

знак информационной продукции 16+

---

Вспоминал съемки последнего шукшинского фильма и «местный житель» Василий Белов, прибывший по такому случаю из своей Тимонихи в окрестности Белозерска:

«…ощущалась какая-то подкожная грусть, я видел его нутряную усталость. Картина, видимо, совсем его вымотала. В штабе съемочной группы в Доме колхозника он поспешно распорядился, кому что делать, раздраженно объяснился с нерадивым мосфильмовским работником. <…> Ощущалась не только физическая усталость Макарыча, но и моральная. Он был раздражен политикой “Мосфильма” в отношении “Калины красной”. То пленку дают второсортную, то плохую аппаратуру. То слишком долго не проявляют отснятый материал, а затем торопят снимать и требуют план. Кое-кто из актеров не приехал. Саботажники проявлялись внутри сложившегося съемочного коллектива. <…> Кому-кому, а уж Макарычу-то было понятно, какое крушение потерпел российский корабль. Тоска стыла в глазах Шукшина, когда он снимал документальные кадры в деревне под Белозерском… <…> На другом берегу озерка стояла заброшенная церковка. Мы съездили туда на лодке. Макарыч выбрал для этого время. Вот и тот пригорок, на котором пластался от горя шукшинский герой. Пластался, по сути, не персонаж “Калины”, а сам Шукшин…

В заулке между двумя избами снимали незначительный эпизод. Заболоцкий со своей камерой нервничал, стоял на стреме, а Макарыч застопорил съемку, ему чем-то не понравился сценарный текст. “Придумай мне диалог, надо две-три живых фразы!” — обратился он ко мне и объяснил, что надо было переделать в разговоре родителей Любы. Я отказался. Тогда Макарыч сел на крылечко соседнего дома с карандашом и рабочей тетрадью. (Да, он на ходу придумывал во время съемок новые сценарные диалоги, сочинял новые эпизоды.) Все отошли в сторону. Ждали. Он сидел минуты две, не больше, черкал что-то в тетради. Затем порывисто встал, поговорил с двумя актерами, с оператором. И вдруг скомандовал: “Начали. Пошел!”

Все это было любопытно, однако мало меня заражало. Послонялся я немного по деревне, поглазел на скучную съемочную площадку. К этому времени Заболоцкий в двух дублях снял эпизод. Макарыч сказал мне: “Давай хоть снимемся на память… Когда еще будет такая возможность!” Он кивнул фотографу Гневашеву, и мы уселись на фоне дровяной поленницы».

Так была сделана одна из самых замечательных русских фотографий XX века. На лицах этих людей не видно ни усталости, ни раздражения, ни внутренних противоречий, которые скоро дадут о себе знать и омрачат писательскую дружбу. Все очень органично, тепло — все так и останется в истории.

А еще останутся лаконичные строки Виктора Астафьева, в которых создан облик Шукшина (чем-то перекликающийся с воспоминаниями Глеба Панфилова): «Во время съемок “Калины красной” он бывал у меня дома в Вологде. Сидел он за столом, пил кофе, много курил. И меня поразило некоторое несоответствие того, как о нем писали… Его изображали таким мужичком… Есть такое, как только сибиряк — так или головорез или мужичок такой… И сами сибирячки еще любят подыграть… Так вот, за столом передо мной сидел интеллигент, не только в манерах своих, в способах общения, но и по облику… Очень утонченное лицо… В нем все было как-то соответственно. Он говорил немного, но был как-то активно общителен… У меня было ощущение огромного счастья от общения с человеком очень интересным… Вот такой облик во мне запечатлелся и таким запечатлелся навсегда…»

А Шукшин написал Белову об Астафьеве пророчески сбывшиеся в судьбе Виктора Петровича строки: «Вите Астафьеву — привет. Скажи ему мой совет: пусть немного обозлится».

ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ

«Калину красную» принимали, как водится, не без трудностей, но по сравнению с «Печками-лавочками» все же легче, хотя, по свидетельству Фомина, первоначальная версия производила более сильное впечатление. «Сырой, еще кое-как сложенный материал, местами даже с неотработанными дублями, со всем неизбежным съемочным мусором меня тогда просто потряс. И признаюсь, даже больше, чем потом готовый, сложенный фильм. В нем было больше фона, подробностей, лиц, деталей городского и деревенского быта. Бесподобно был снят Заболоцким сам старинный Белозерск — адская смесь дивной красоты древних русских храмов, божественной природы и мерзопакостной советской наглядной пропаганды с ее повсюду торчащими лозунгами типа “Коммунизм неизбежен” и “Народ и партия едины”».

«Наступил день просмотра Генеральной дирекцией, — вспоминал и сам кинооператор, Анатолий Заболоцкий. — После просмотра в директорском зале перешли в зал соседний. Н. Т. Сизов — во главе стола. Слева от него все официальные головы. Справа — Л. В. Канарейкина, Шукшин, ведущая картину редактор И. А. Сергиевская, съемочные работники. После представления замысла, не выражая отношения к материалу, уклончиво поговорил заместитель главного редактора В. С. Беляев. За ним жарко — С. Ф. Бондарчук, по его слову выходило: “Есть правда жизни и правда искусства. Правда жизни в материале набрана, а вот есть ли искусство, надо еще разобраться”. Я увидел, как запрыгали руки Макарыча на полированном длинном столе и брызнули слезы[53]. Сизов затянулся сигаретой. Пауза была зловещей. Сизов дымит, Шукшин трясется, остальные застыли, недвижимы. Затянувшуюся паузу разрядил зам. главного редактора студии Леонид Нехорошев, и видно было — материал задел его душу… Кто-то говорил еще заступно… В завершение сам Сизов поддержал материал, сделав конкретные замечания, и предложил высказаться Шукшину. Тот страстно бросился отстаивать образ Прокудина, обращаясь, как будто к единственному, от кого зависит судьба фильма, Сергею Федоровичу, и так проникновенно говорил, что повлажнели глаза Бондарчука. Когда закончилось обсуждение, уже на ходу Сизов поздравил Шукшина, бросив ему: “На днях попробуем показать картину руководству. Поедешь со мной. Я думаю, нас поддержат. А ты с таким же задрогом, как с Сергеем сейчас, поговоришь там”. В директорской прихожей Шукшина обнял и отвел в нишу Бондарчук, и они наперебой объяснялись. Вася поманил меня и представил Сергею Федоровичу, и говорил ему, что будет со мной “Разина” снимать, просил помощи… Сергей Федорович кивал и смотрел сквозь меня. Они долго еще возбужденно говорили между собой. Вскоре начались просмотры один за другим. На “Мосфильме” резко выступали против картины режиссеры Озеров, Салтыков; редакционная коллегия Госкино предложила поправки, которые можно было сделать, только сняв фильм заново… И вот посмотрели фильм на дачах и слышно стало — кому-то понравился. Сделав сравнительно немного купюр, Шукшин сдал картину, сам того не ожидая. Вырезал из текста матери слова о пенсии (“Поживи-ка ты сам на 17 рублях пенсии!”). Вырезал реплику “Живем, как пауки в банке. Вы же знаете, как легко помирают”, и еще какие-то».

Последняя реплика была вырезана даже не по требованию редколлегии Госкино — ее она прошла, — а по личной просьбе Сизова, о чем рассказывала летом 2014 года в Сростках во время шукшинского фестиваля автору этой книги редактор «Калины красной» Ирина Александровна Сергиевская. Фразу «Вы же знаете, как легко помирают» Егор Прокудин произносил сразу после того, как, одетый в роскошный халат[54], он входил в банкетный зал на встречу с «готовым к разврату» народом. При этом камера делала ближний план, так что глаза Шукшина пронзительно смотрели на зрителя, в какой бы точке зала он ни находился. Что крамольного узрел здесь Сизов, сказать трудно, но отказать этому человеку Василий Макарович не мог не столько по службе, сколько по дружбе: он чувствовал себя в долгу перед ним за поддержку и защиту. А Сизов, можно предположить, хотел уберечь Шукшина не от начальственного гнева, но от силы более могущественной — от смерти, которая в глазах его героя стояла, он испугался того же, чего боялся и сам Шукшин, когда отбирал кадры с собственной гибелью в финале картины. По рассказу Сергиевской, Василий Макарович выбрал тот дубль, где было хоть какое-то движение — ветер шевелил волосы умирающего Егора…

А вот была или нет на самом деле кремлевская дача, как высшая приемочная инстанция и спасительница иных советских фильмов, действительно ли смотрел фильм и всплакнул сентиментальный Леонид Ильич Брежнев или на «Калину красную» наложился миф о другом легендарном шедевре — «Белом солнце пустыни» Владимира Мотыля, сказать теперь трудно. Документы говорят о том, что 19 ноября 1973 года полнометражный цветной со скрытым кашетированием фильм был сдан на студию, а в заключении Художественного совета Первого творческого объединения было сделано в высшей степени одобрительное заключение за подписью художественного руководителя С. Ф. Бондарчука, и никаких противоречий между правдой жизни и правдой искусства в нем не отмечалось. Напротив: «В. Шукшину и его съемочной группе… удалось создать волнующее произведение искусства, вызывающе глубокое размышление о жизни и о человеке… Художественный совет первого творческого объединения, высоко оценивая фильм “Калина красная”, принимает его и выражает благодарность съемочной группе за досрочную сдачу картины, хорошие производственно-экономические показатели в работе».