Борис Акунин - Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век

• Название: Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-082554-7

Семнадцатый век представляется каким-то потерянным временем, когда страна топталась на месте, но в истории Российского государства этот отрезок занимает совершенно особое место, где спрессованы и «минуты роковые», и целые десятилетия неспешного развития. Наиболее тугим узлом этой эпохи является Смута. Это поистине страшное и захватывающее зрелище – сопоставимый по масштабу кризис в России повторится лишь триста лет спустя, в начале XX века. Там же, в семнадцатом веке, нужно искать корни некоторых острых проблем, которые остаются нерешенными и поныне.

Книга «Между Европой и Азией» посвящена истории третьего по счету российского государства, возникшего в результате Смуты и просуществовавшего меньше столетия – вплоть до новой модификации.

---

Пожарский руководил боями на Сретенке и Трубе, где восставшие горожане дрались упорнее всего и добились наибольшего успеха. Подавив сопротивление в других районах города, поляки в конце концов перебили и почти всех людей Пожарского, который был тяжело ранен и еле живым вывезен в Троице-Сергиевский монастырь.

Москва пылала три дня и выгорела дотла. Оставшись без крова, значительная часть населения разбрелась кто куда, и теперь восстания в тылу можно было не опасаться. Наместник установил нечто вроде «военного положения» и под этим предлогом навел страх на русскую знать, остававшуюся в столице. Именно тогда был посажен под арест патриарх Гермоген, а одного из членов Семибоярщины, князя Андрея Голицына, даже предали смерти.

Поляки прочно укрепились в Китай-городе и в некоторых ключевых башнях Белого города (внешнего кольца городской стены). Выбить их оттуда было бы непросто.

Но предводители ополчения и не собирались штурмовать укрепления. У них было не так уж много людей (один из современников говорит о шести тысячах, и эта цифра выглядит правдоподобно).

К тому же не было единого руководства. Каждая из двух частей армии подчинялась своему командующему, а те не очень ладили между собой.

С апреля 1611 года началась странная, вялотекущая осада. Дрались нечасто, в основном у белогородской стены, за которую поляки особенно не держались.

Положение осложнялось тем, что в начале июня у Москвы появилась еще одна сила: подошел Ян Сапега со своей пятитысячной ратью, встал на Поклонной горе и по своему обыкновению начал торговаться – обещал поддержать того, кто больше заплатит. Земцы и рады были бы перекупить командира вольного воинства, но они могли только обещать расплату в будущем, а в распоряжении Гонсевского имелась царская сокровищница. Это и решило дело.

Сапега стал действовать заодно с гарнизоном, что сильно ухудшило положение ополченцев. Они больше не могли блокировать Москву, но у поляков все равно не хватало продовольствия, и Гонсевский отправил Сапегу в поход за припасами. Последний с удовольствием повиновался – грабить было интереснее, чем сражаться.

Воспользовавшись этим, а также тем, что подошли серьезные подкрепления, осаждающие предприняли 5 июля попытку взять город. Ляпуновцы штурмовали Китай-город – и были отбиты. Заруцкий выбрал более легкую цель – загородный Новодевичий монастырь и благополучно захватил его.

Это стало последним успехом Первого ополчения. Вскоре разразился кризис.

Причина была в споре из-за первенства. Восставшие попытались создать альтернативу скомпрометированной Боярской думе, для чего образовали «Совет всей земли», некий временный орган, который по идее должен был представлять все русские области, а на деле состоял из выборных от разных отрядов ополчения. Возглавили совет Ляпунов, Заруцкий и Трубецкой, причем лидирующее положение среди «троеначальников» занимал первый. Под его влиянием «Совет всей земли» принял ряд постановлений, выгодных дворянству: о возвращении беглых крестьян прежним владельцам, о запрете пришлым людям занимать начальные должности в городах и уездах. Оба указа очень не понравились казачеству. Первый – потому что многие казаки сами были беглыми; второй – потому что закрывал им путь к выслуге.

Еще одним камнем преткновения стал вопрос о престолонаследии. Тогдашние люди не могли себе представить государство без государя, но здесь столкнулись разные интересы. Все были против Владислава и тем более Сигизмунда, однако казаки стояли за «русского царя», имея в виду сына Марины Мнишек, земцы же «Воренка» категорически не хотели и предлагали в цари шведского королевича, надеясь одолеть поляков с помощью шведского оружия.

22 июля 1611 года в казачьем стане поднялся шум. По рукам ходило перехваченное письмо, в котором Ляпунов приказывал рязанским властям истреблять всех казаков, если те будут разбойничать.

Явился Прокофий, стал уверять, что письмо фальшивое. Один из атаманов, не слушая, зарубил главу ополчения саблей.

С этого момента напряженные отношения между двумя частями войска перешли в открытую вражду. «Троеначалие» превратилось в «двоеначалие», поскольку у земцев не было другого вождя, способного занять опустевшее место, но ляпуновские дворяне не желали подчиняться Заруцкому с Трубецким и начали разъезжаться по домам.

К августу в армии остались главным образом казаки, а тут еще вернулся Ян Сапега. Поляки напали с двух сторон, прорвали блокаду и заставили ополченцев отступить. Сапега провез в город обоз с продовольствием. (Это, правда, стало последним свершением знаменитого военачальника – через несколько дней он заболел и умер.)

Еще одним ударом для русских стал рейд литовского гетмана Яна Ходкевича, который в конце сентября привел в Москву подкрепление и встал на зимние квартиры к северу от города, угрожая осадному лагерю.

Войско Заруцкого, лишившись земского элемента, по своим повадкам мало чем отличалось от польских захватчиков – так же грабило и бесчинствовало. К концу года от национально-патриотического движения осталась одна оболочка. Правительства из «Совета всей земли» не получилось, а остатки ополчения для оккупантов угрозы больше не представляли. Следовало ожидать, что весной, дождавшись подкреплений, поляки разобьют казачьи таборы и отгонят их от Москвы.

Шведская оккупация и новый Лжедмитрий

Первое ополчение не только потерпело поражение в борьбе с поляками, но и создало для несчастной страны еще одну проблему: инициировало новую оккупацию.

За месяц до гибели Прокофий Ляпунов убедил-таки «Совет всей земли» отправить послов с приглашением к шведскому королевичу занять русский престол и с просьбой о военной помощи.

Я не упоминал Якоба Понтуссона Делагарди со времени Клушинской битвы, где от него ушли все наемные отряды, но это не означает, что генерал два года бездействовал.

С уцелевшим контингентом шведских воинов Делагарди отступил к северу, в Новгородчину и дождался подкреплений от своего короля.

Возвращаться домой шведы не собирались, потому что, по условиям договора с царем Василием, в уплату за военную подмогу им была обещана крепость Корела. Однако ее гарнизон отказался выполнять волю свергнутого Шуйского.

Делагарди осадил непокорный город, увяз под ним на целых полгода, но в конце концов принудил защитников к сдаче.

К этому времени, весной 1611 года, московское царство уже принадлежало Сигизмунду, заклятому врагу Карла IX, и шведский король рассматривал Русь как вражескую территорию. Значит, можно было не останавливаться на Корельском уезде, а занять пограничные земли, которые в наступившем хаосе никто не оборонял.

Шведские отряды двинулись в разных направлениях: на Кольский полуостров, к Белому морю, а Делагарди пошел прямо на Новгород.

Там, на подступах к древнему городу, с генералом и встретились посланники Первого ополчения.

Якоб Понтуссон Делагарди. Неизв. художник

Предложение, которое они привезли, оказалось для шведов очень кстати. Стороны быстро договорились. К соглашению присоединились и новгородцы, которым воевать со шведами было страшно, да и непонятно зачем. Чем шведский король хуже польского? А иной альтернативы, казалось, и нет.

Распад большого государства всегда дает толчок сепаратистским настроениям. Видя кризис центра, окраины начинают думать, что им будет проще решить свои трудности самостоятельно. К тому же в Новгороде жила память о былой автономии и прежних вольностях.

В договоре, заключенном 17 июля 1611 года, пока еще не говорилось об отделении Новгородского края от России, там всего лишь шла речь о поддержке шведского кандидата на трон и признании власти генерала Делагарди, но вскоре новгородцы пошли и дальше. Это произошло, когда избавившиеся от Ляпунова «двоеначальники» Заруцкий с Трубецким отказались признавать подписанный документ – они ведь изначально были за «Воренка», а не за шведского королевича.

Тогда Новгородчина – а это был весь северо-запад страны – уже без оговорок отдалась Карлу, пустила шведские гарнизоны в свои крепости и фактически отделилась от России.

Еще более драматические события происходили по соседству, на Псковщине, которая вообще отказывалась признавать чью-либо власть. Псковичи в свое время прогнали воевод царя Василия, не подчинились Семибоярщине, не присягнули Владиславу. На область нападали то поляки гетмана Ходкевича, то «лисовчики» (так называли мародеров полковника Лисовского, который существовал сам по себе и жил грабежами). Управлялся Псков советом горожан во главе с дьяком Иваном Луговским, «добрым мужем в разуме и сединах».

И вот, в июле 1611 года, как раз во время переговоров Делагарди с новгородцами и ляпуновцами, к Пскову явился в очередной раз чудесно воскресший царь Дмитрий. Этот проходимец вошел в историю под именем Лжедмитрия III.