Борис Вахтин - Портрет незнакомца. Сочинения

• Название: Портрет незнакомца. Сочинения
• Автор: Борис Вахтин
• Издательство: Журнал «Звезда»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7439-0149-4

В книге представлена художественная проза и публицистика петербургского писателя Бориса Вахтина (1930–1981). Ученый, переводчик, общественный деятель, он не дожил до публикации своих книг; небольшие сборники прозы и публицистики вышли только в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Тем не менее Борис Вахтин был заметной фигурой культурной и литературной жизни в 1960–1970-е годы, одним из лидеров молодых ленинградских писателей. Вместе с В. Марамзиным, И. Ефимовым, В. Губиным, позднее — С. Довлатовым создал литературную группу «Горожане». Его повесть «Дубленка» вошла в знаменитый альманах «МетрОполь» (1979). По киносценарию, написанному им в соавторстве с Петром Фоменко, был снят один из самых щемящих фильмов о войне — телефильм «На всю оставшуюся жизнь» (1975). Уже в 1990-е годы повесть «Одна абсолютно счастливая деревня» легла в основу знаменитого спектакля Мастерской Петра Фоменко.

---

Вглядываясь в механизмы возникновения тоталитаризма в различных человеческих сообществах, Вахтин очень заинтересовался страшной трагедией в Гайяне, где религиозный лидер Джим Джонс в 1978 году заставил — вынудил — 900 своих последователей покончить с собой и отравить детей. Каким образом тысяча свободных американцев добровольно отдалась под власть одного фанатика, уехала за ним в полудикие джунгли и там послушно выпила несколько котлов с ядом — эта драма стала темой его отдельного исследования «Гибель Джонстауна» (1979).

Суммируя свои размышления о русской истории, Вахтин написал в 1978 году (эссе «Человеческое вещество»): «Всемирно-историческим достижением нашего народа <…> является то, что не погиб он окончательно ни нравственно, ни физически, а уцелел в обстоятельствах, казалось бы, безвыходных, потеряв многие миллионы жизней в братоубийственной войне, в войнах, голоде, холоде. Уцелел вопреки, а не благодаря своим вожатым, вождям, руководству, которые были — хуже некуда. И то, что уцелел, — это чудо, равного которому я в истории не знаю».

Роль политико-исторического мыслителя отличается от роли ученого-естествоиспытателя. Ученый говорит: «Гелий обязательно поднимет дирижабль в воздух; призма обязательно разложит белый луч на семь цветов радуги; ракета вырвется из атмосферы, если достигнет нужной скорости». Мы слушаем пророчества ученого и уважаем его за то, что эти пророчества «сбываются».

Роль — задача — исторического мыслителя в другом. Он — дозорный на корабле, стоящий на бушприте — повисший на верхушке мачты — и предупреждающий нас об опасности впереди: «Рифы! Воронка! Мель! Пороги! Шторм!» А дальше уже все будет зависеть от рулевых, от гребцов, от тех, кто натягивает паруса, выкачивает воду из трюма: расшифруют ли они его сигналы, захотят ли отбросить свои повседневные хлопоты и раздоры и дружно схватиться за весла, за штурвал, за канаты.

Есть некая символичность в том, что фамилия «Вахтин» так созвучна русскому слову «вахтенный». И независимо от того, какое место займет он в ряду русских прозаиков и русских политических мыслителей, уже сегодня можно с уверенностью утверждать: свою «вахту» он отстоял достойно.

Игорь Ефимов

Пенсильвания, февраль 2010

Художественная проза

ТРИ ПОВЕСТИ С ТРЕМЯ ЭПИЛОГАМИ

ЛЕТЧИК ТЮТЧЕВ, ИСПЫТАТЕЛЬ

1. Начало

В нашем доме живут я, женщина Нонна, летчик-испытатель Тютчев, потомственный рабочий Вахрамеев, бывший солдат Тимохин, мальчик Гоша и еще прорва всякого народа числом пятьдесят квартир, и в некоторых по две-три семьи из трех и более человек.

Вокруг нашего дома стоят другие дома с аналогичным положением, образуя двор с деревьями посредине.

Под деревьями благодаря субботнику есть стол и две скамьи для домино.

У нас много выдающихся жителей, например, наш писатель Карнаухов, хрупкая мексиканка в советском подданстве, художник Циркачев, знаменитый борец за мир Мартын Задека, например.

И о каждом жителе можно рассказать полное собрание сочинений.

2. А почему у него одна рука?

В нашем дворе бывает часто такой пережиток, что отправляются пройтись, сложившись, а иногда и за счет одного, в случае, если есть.

И пройдясь, счастье имеют в виде занятости самими собой, выясняя насчет дружбы и все говоря по правде, но только чтобы не обижаться.

Конечно, это дело — дрянь, но бывает часто именно так и даже еще и так, что идут назад по параболе или же короткими перебежками, падая вперед друг за другом.

Конечно, это не дело, но пусть осудит тот, кто таким способом не передвигался и по утрам к новой жизни не возрождался, как Озирис, чувствуя в организме поправку от болезни и пробуждение свежих сил, включая нравственные намерения. Тот, а не я.

— А почему у него одна рука?

Так спросил у бывшего солдата Тимохина старик-переплетчик, когда они возвращались домой по параболе через незнакомую улицу.

И бывший солдат Тимохин сказал:

— Дело прошлое, но, правду говоря, только ты, старик, не обижайся, потому что ты лично тут ни при чем, это верно тебе говорю, но было ранение — и доктор руку отрезал, только ты-то не обижайся.

Старик-переплетчик упал на радиатор и сказал такси:

— Поехали.

Его оттащили, так как он упал без очереди, а желающих имелось много. И потом была в жизни пауза, а еще потом в другой незнакомой улице старик-переплетчик весело говорил Тимохину:

— Граждане, милиционер, понимаешь, он мне ухо оторвал, сам посмотри.

И показывал ухо, которое было совершенно целое, а также паспорт, требуя убедиться.

А солдат Тимохин сказал, продолжая:

— Встречались мы с ним потом, он в деревне у нас дачу снял, мы рыбу ловили, клевало, говорил, вот как получилось, солдат, только ты не обижайся, по правде сказать.

3. Актриса Нелли

Актриса Нелли в западном плане имеет глаза бархатные, как абрикосы, длинные ноги и трепет при виде летчика Тютчева в кожаной куртке.

— Здравствуйте, Федор Иванович, — говорит она на закате, когда возвращается летчик. — Сегодня у меня друзья и очень будет весело.

— Здравствуйте, — говорит летчик Тютчев, испытатель, и проходит мимо.

И актриса Нелли прижимается всем своим трепетом к кому-нибудь другому, наблюдая вдали кожаную куртку.

— Я устала от бестебятины, — кружит она голову в западном плане, и у нее бывают друзья и очень шумно, потому что она талантлива и снимается в картине, изображая итальянскую безработную, и мы все пойдем смотреть.

А летчик Тютчев сидит у мексиканки, которая является его мексиканкой, и пьет не что-нибудь, отнюдь, а желтый чай, отдыхая от полета над Россией, бережный, будто отогревая за пазухой, под курткой, а его товарищ, костлявый молчаливый пилот, который всегда при нем, как тень, как утренняя тень, вдохновенно глядит в потолок, наслаждаясь счастьем друга.

4. Летчик Тютчев в агитпункте

Он делился опытом в агитпункте, говоря:

— Много раз я делал вынужденные посадки, когда пурга вокруг самолета тысячу километров налево и направо, и пассажиры мои начинали мерзнуть и проявлять свое нутро, делясь у кого чем было поесть, так что нутро у них обнаруживалось такое, что лучшего в пургу ждать не приходится. Обнаруживалось нутро лучше, чем в повседневной жизни, чего никак нельзя было предположить в заурядных обстоятельствах.

Так говорил летчик Тютчев, вкладывая в свои слова громадный жизненный опыт.

И агитпункт трещал по швам от толпы, приходившей послушать летчика Тютчева, потому что он делился громадным жизненным опытом.

— Какой-нибудь пижон, — говорил летчик Тючев, — вместо того, чтобы метаться от страха и задавать бессмысленные вопросы про то, когда кончится пурга, как от него ожидали нормальные люди, вылазит наружу и идет охотиться, чтобы всем было что поесть, пока они перетерпят бедствие.

— А что это такое — пижон? — спрашивали из зала не с подковыкой, а подобострастно.

— Пижон, — говорил летчик Тютчев со знанием дела, — это тот, кто всего хочет, но ничего не умеет. И вот такой человек в исключительных обстоятельствах шел охотиться на медведя, и в этом-то и есть сила нашего общества.

И секретарь райкома в этом месте начинал кивать головой, соглашаясь и одобряя, а зал хлопал как один человек.

— Как же назвать эти поступки, неожиданные и удивительные? Как назвать это одним соразмерным словом, чтобы прозвучало оно, это слово, как выстрел спасательной экспедиции?

— Назвать «здорово», — предлагали из зала. — Назвать «молодец»!

— Это слово, — говорил летчик Тютчев, — это слово — чудо, товарищи, чудо.

Громадный опыт у нашего летчика-испытателя Тютчева, прямо дух захватывает.

— А где чудо, там и странности. И первая необъяснимая странность та, что нутро, проявившее себя в пургу любовью, дружбой и товариществом, в заурядном быте такими сторонами поворачивает себя редко, и далеко не ко всем подряд, а большей частью к родным и знакомым. И вот, думаю я, чтобы такую странность растолковать наглядно и с прямотой, требуется, думаю я, писатель, потому что он имеет проницательность во всех отношениях.

О чем только не рассказывал летчик Тютчев на своих выступлениях в агитпункте: и о пурге, и о пижонах, и медведях, и самолетах, и о прочитанных книгах. И зал ломился от слушателей, набитый битком, как жизнь летчика Тютчева — событиями.

5. Как надстроили наш дом

Художник Циркачев появился среди нас не от рождения, а в силу обстоятельства.

Большие люди собрались где-то на совещание и постановили построить на крыше нашего дома мастерскую для художника с окном-стеной, с окном-витриной, с окном на восток. Большие люди так решили, чтобы развивать искусство, и мастерскую построили, для чего перекопали двор, меняя водопровод, разрушили асфальт на улице и расчистили речку машиной, которая чавкала по ночам, переливая грязь в баржи.