Георгий Бабат - Магнетрон

• Название: Магнетрон
• Автор: Георгий Бабат
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Техническая литература
• Год: 1957

Магнетрон, о котором идет речь в данной книге, — это прибор размером с кулак. Его медная оболочка заключает в себе разреженное пространство, где с огромной скоростью движутся электронные вихри. Чтобы организовать это вихревое движение электронов, прибор помещают между полюсами сильного магнита или электромагнита. Отсюда название — магнетрон. Этот прибор вырабатывает очень короткие — сантиметровые — радиоволны.

Сантиметровые волны могут пройти сквозь туман, облака, дымовую завесу. При помощи таких волн можно в любую погоду и ночью обнаружить объект, удаленный от места наблюдения на десятки километров; можно очень точно измерить расстояние до этого объекта, определить его местоположение. Место по латыни — «локус». Определение местоположения отдаленных предметов при помощи радиоволн называется радиолокацией.

Радиолокация имела важное значение для многих наземных, морских и воздушных сражений во время Отечественной войны 1941–1945 годов. Мы хотим здесь рассказать об одном из этапов развития радиолокационной техники в период 1934–1935 годов.

Работая, над этой книгой, мы пользовались, помимо собственных воспоминаний, различными литературными источниками: комплектами советских и зарубежных технических журналов, рядом советских и зарубежных монографий, посвященных магнетронам и другим вопросам, затронутым в нашей книге.

Однако наша работа ни в коей мере не является исчерпывающей историей магнетрона. Мы ограничили себя рассказом только об узком круге тесно связанных между собой лиц. Это отнюдь не умаляет значения многих других исследований, как у нас в Союзе, так и за рубежом.

---

Общительный характер Ронина способствовал тому, что в работу над магнетроном включились многие отделы лаборатории. Но чем большее число людей принимало участие в этом деле, тем холоднее становился к нему Муравейский. Когда Веснин обращался к нему за советом, Михаил Григорьевич отвечал:

«Созовите сначала долгий парламент — сто голов, сто умов… Решать такие дела рекомендуется конструктору единолично. При чем тут я?.. У семи нянек дитя без глаза…»

И, только основательно поломавшись, он вникал в суть разбираемого вопроса.

С тех пор как в бригаде появился Ронин, старшему инженеру стало казаться, что его меньше уважают, смеются над ним исподтишка за то, что он не так хорошо знает высшую математику, не умеет разглагольствовать о космосе и распаде атомного ядра. Досаднее всего было Муравейскому наблюдать, как почтительно прислушивалась к высказываниям Ронина Наташа Волкова.

— Отгадайте загадку, — сказал ей однажды Муравейский: — «Здесь тетрадь, там блокнот, а посреди бумажной свалки — длинная палка». А это что такое, — продолжал он, забавляясь возмущением Наташи: — «Взгляд далекий, голос медный, из себя бледный, а как встанет, до неба достанет»… Если бы вы только знали, какие еще бродят по заводу варианты!

— И знать не хотим!

— Нет, позвольте, это очень интересно, — раздался звучный голос Ронина. — Скажите какие?

— Не обращайте внимания, Арнольд Исидорович! — вспыхнула Наташа.

— Интересно все же, — продолжал Ронин, — до какой степени может дойти остроумие нашего уважаемого начальника.

Подобные стычки повторялись часто. И сочувствие окружающих было, увы, не на стороне начальства.

В лабораторном зале теперь много говорили о перспективах промышленного применения ультракоротких волн, об электронных ускорителях, о передаче энергии электромагнитным лучом. Эти и еще многие другие вопросы возникали в связи с работой над магнетроном.

— И мне хотелось бы позволить себе роскошь заниматься тем, чем мне приятно, — говорил Муравейский старику Болтову, который часто приходил в бригаду побеседовать с Рониным, поглядеть на опыты Веснина. — Но, Петр Андреевич, поймите меня. В то время, когда одни всецело отдаются высоким мыслям, кто-то должен заботиться также и о выполнении плана.

— Я считаю себя обязанным работать прежде всего для повседневных нужд производства, а не только для того, чтобы остаться в памяти потомков, — заявлял Михаил Григорьевич Кузовкову в ответ на его восторженные речи все о том же магнетроне.

Подобные высказывания старшего инженера бригады очень оскорбляли Юру Бельговского, и он спешил найти сочувствие у Нины Филипповны Степановой. Их столы стояли рядом.

— Нина Филипповна! — возмущался Юра. — Разве мы не работаем?

— Ну вот еще! — смеялась Степанова. — Стоит ли обижаться на то, что ваш труд признали ценным для будущих поколений?

— Да нет же! — кипел Юра. — Ведь Михаил Григорьевич заявляет, будто мы все заняты высокими мыслями.

— А вы напишите в многотиражку опровержение, что высоких мыслей у вас нет, что вас оклеветали.

Но однажды не выдержала и сама Нина Филипповна. Это случилось как-то вечером, когда она дежурила по лаборатории. Муравейский тоже задержался в тот день: он писал отчет по бригаде за квартал.

— Нечего сказать, — ворчал он, — хороши дела! Один с сошкой, а семеро с ложкой.

«Уж если говорить правду, то именно вашим орудием, Михаил Григорьевич, чаще является ложка, нежели сошка», — хотела сказать Нина Филипповна. Но, как всегда, сдержав первый порыв, она ответила со свойственным ей спокойствием:

— Не знала я, что составление отчета — это пахота, а выполнение работ, на основании которых отчет пишется, — это орудование ложкой.

— Муха тоже пахала… на рогах у вола, — проворчал в ответ начальник бригады, который злился из-за того, что ему приходится так поздно задерживаться в лаборатории.

— Михаил Григорьевич, — встала со своего места Степанова, — в каждом доме свои обычаи. Вот фирма «Радиокорпорейшен», например, отпечатывает номера патентов на коробках, в которые упаковываются готовые изделия. На упаковке лампы-желудя номеров так много, что не остается ни одного чистого уголка. Руководители фирмы, вероятно, думают, что это внушительно, а мне это кажется смешным. Ведь помимо этих нескольких десятков фирменных патентов при производстве крохотной лампы-желудя применяются сотни приемов и методов, разработанных вовсе не фирмой «Радиокорпорейшен» и даже не в США, а в других странах — у нас, например… Эпоха вещей, создаваемых индивидуально, кустарно, давно миновала. Вне коллектива нет ни науки, ни производства… Все мы бываем по очереди и мухами и волами. То тащим сошку, то стоим с ложкой.

Ее приятный голос и спокойная манера говорить несколько утихомирили Муравейского. Он смотрел на Степанову и думал:

«Хорошо будет тому, кто на ней женится! С такой подругой можно два века прожить — ровный характер, ясный ум, приятная внешность. Ей недостает, для того чтобы нравиться, только одного: желания понравиться. А впрочем, что я о ней знаю?»

— Я вас очень хорошо понял, Нина Филипповна, — снова начал он. — «К чему ваши декларации, товарищ Муравейский, ваши мелкие счеты?» — хотите вы сказать. Не так ли? Благодарю вас за головомойку. Холодный душ — дело полезное. Это протрезвляет. Конечно, я ворчал зря. Я и сам понимаю, что готовая вещь появляется в результате многочисленных технологических операций, и чем сложнее вещь, тем большее количество людей ее создает. И все же мы говорим: «стиль производства», «марка завода». Следовательно, этим самым официально признают индивидуальные отличия в однотипной продукции… Каждый творческий коллектив непременно вносит нечто свое, свой почерк, свою манеру, в принятый к исполнению проект; назовите это коллективом «икс» или «игрек» или печатайте на коробке патенты, а все же роль личности в истории никем пока не отрицается.

— Ваши личные заслуги, Михаил Григорьевич, — смеясь, отвечала Степанова, — мы все признаем.

— И магнетрон, которым мы все так увлечены, — продолжал Муравейский, — тоже не более как продукция нашего завода.

— Согласна. Но если бы не было на заводе Веснина и Ронина…

— Не унижайте себя! Лучше скажите: если бы не было нас с вами…

— То был бы кто-нибудь другой!

— Только Ронин и Веснин незаменимы, да?

— Если бы это было так, то как могло бы существовать человечество?

Оживленное этой полемикой лицо Нины Филипповны показалось Муравейскому тонким, одухотворенным, даже красивым. Он уже не жалел, что пришлось остаться после звонка. Он прочел Степановой вслух несколько мест из отчета и внимательно выслушал предложенные ею поправки. Внося исправления в текст, Михаил Григорьевич сказал:

— Если бы вы знали, Нина Филипповна, тяжелую историю моей жизни! Когда-нибудь, при соответствующих условиях, я вам все расскажу. Я родился, как говорят, между молотом и наковальней. Я голым вступил в этот мир, я человек, который сам себя создает. В хороших руках я становлюсь податливым, как воск. При желании из меня не так уж сложно было бы вылепить сносного человека. Но, увы, до сих пор не нашлось желающих этим заняться.

Прозвенел телефон. Нину Филипповну вызвали к дежурному по заводу. Она застегнула портфель и вышла.

Несколько мгновений Муравейский смотрел на ее опустевший стол, на стул, на спинке которого только что висел се жакет.

— Симпатичный индивидуум! — вздохнул Михаил Григорьевич. — Умна, скромна, хорошо воспитана… Эх, — тряхнул он вдруг головой, — опомнитесь, Мишель! Это дело от вас никуда не уйдет. Если не останется в жизни ничего лучшего, здесь-то вы уж всегда успеете пришвартоваться.

Генератор сантиметровых волн создан

В начале октября наступил момент испытания нового магнетрона. Все помнили первое испытание, помнили, как кинулись к шторам Костя Мухартов и Юра Бельговский, как затемнили окна, чтобы можно было разглядеть тусклое свечение газа в неоновой лампе.

Результат испытания нового прибора поразил всех. На сравнительно большом расстоянии от вывода энергии засияла ослепительным блеском лампочка накаливания. А когда Ваня Чикарьков поднес к выводу энергии швейную иглу, то она раскалилась докрасна и с ее ушка и острия взвились огненные факелы. Вывод энергии оперли на пластинку эбонита, который считается очень хорошим изолятором для токов низкой частоты. Через несколько секунд эбонит стал дымиться, а затем вспыхнул и загорелся. Заменили эбонит стеклом, но и оно раскалилось и начало плавиться.

Измерили длину волны. Оказалось 9 сантиметров. Измерили полезную колебательную мощность. Получилось 300 ватт.

— Э-э, Владимир Сергеевич, — заикаясь от волнения, начал Кузовков, — это чудо! Настоящее чудо! Создан прибор небывалой мощности.