Георгий Бабат - Магнетрон

• Название: Магнетрон
• Автор: Георгий Бабат
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Техническая литература
• Год: 1957

Магнетрон, о котором идет речь в данной книге, — это прибор размером с кулак. Его медная оболочка заключает в себе разреженное пространство, где с огромной скоростью движутся электронные вихри. Чтобы организовать это вихревое движение электронов, прибор помещают между полюсами сильного магнита или электромагнита. Отсюда название — магнетрон. Этот прибор вырабатывает очень короткие — сантиметровые — радиоволны.

Сантиметровые волны могут пройти сквозь туман, облака, дымовую завесу. При помощи таких волн можно в любую погоду и ночью обнаружить объект, удаленный от места наблюдения на десятки километров; можно очень точно измерить расстояние до этого объекта, определить его местоположение. Место по латыни — «локус». Определение местоположения отдаленных предметов при помощи радиоволн называется радиолокацией.

Радиолокация имела важное значение для многих наземных, морских и воздушных сражений во время Отечественной войны 1941–1945 годов. Мы хотим здесь рассказать об одном из этапов развития радиолокационной техники в период 1934–1935 годов.

Работая, над этой книгой, мы пользовались, помимо собственных воспоминаний, различными литературными источниками: комплектами советских и зарубежных технических журналов, рядом советских и зарубежных монографий, посвященных магнетронам и другим вопросам, затронутым в нашей книге.

Однако наша работа ни в коей мере не является исчерпывающей историей магнетрона. Мы ограничили себя рассказом только об узком круге тесно связанных между собой лиц. Это отнюдь не умаляет значения многих других исследований, как у нас в Союзе, так и за рубежом.

---

— Магнетрон, — говорил между тем Веснин, — называют часто лампой, хотя он совсем не дает видимого света. Но в этом названии есть смысл. Магнетрон — это своеобразный светильник. Он дает волны, которые свободно проходят через дым, туман. Теперь предстоит только собрать эти сантиметровые волны в луч…

Мысли матери были далеки от этого луча, который должен был быть всевидящим, от лампы, которую строил ее сын.

Лариса Евгеньевна надеялась, что, добившись согласия Петрова на операцию, она если снова не встанет на ноги, то хоть, по крайней мере, сможет лежать до ожидаемой кончины в клинике, не связывая своей болезнью детей.

Ей хотелось пойти к Петрову одной, без сына. Но она не придумала еще, как деликатнее высказать это свое желание. Она смотрела на соцветия флоксов, на лепестки фиалковой лилии, которые Веснин держал у себя на столе под стеклом, и ей казалось, что все годы его ученья она была недостаточно внимательна к нему.

«Я слишком много времени отдавала школе. Они выросли без меня, мои милые дети…»

Однажды зимней ночью Лариса Евгеньевна вспомнила, что дверь школьной оранжерейки прикрывается недостаточно плотно. Уходя, она забыла предупредить сторожа о том, что надо повесить одеяло на дверь. Она вскочила с кровати, оделась и побежала ночью в школу. Муж в это время дежурил у себя в палате. Это было в гражданскую войну, во время одной из перемен властей в городе. Володе было тогда шесть лет. Когда Лариса Евгеньевна вернулась, все трое ребят стояли босые в одних рубашонках в передней у входной двери и горько плакали. Оказывается, Володя ночью проснулся, позвал мать и, не услыхав ответа, отправился к ее кровати. Увидев, что матери нет, он закричал и разбудил сестер… К счастью, никто из детей тогда не простудился.

— Чему ты смеешься? — удивился Веснин, оборвав свой рассказ о «нашем магнетроне, самом мощном в мире на сегодняшний день». — Что тебя так насмешило?

— Ты удивительно похож ка своего деда, штаб-лекаря Веснина. Когда мы с твоим папой после венчания приехали из церкви, дед еще в передней встретил нас рассказом об одном редком медицинском случае у себя в госпитале, а в продолжение обеда угощал рассказами о еще более интересных случаях из области гнойной хирургии.

Веснин рассмеялся, и они смеялись теперь вместе, как смеются очень близкие люди, любящие и понимающие друг друга.

Импульсы и паузы

Утром Веснин получил письмо от академика Мочалова. Александр Васильевич просил его непременно связаться с Детскосельской ионосферной станцией.

В области, которая нас интересует, — писал Мочалов, — там много сделано. Вам нельзя работать, не зная того, что уже достигнуто ими. Соответствующее официальное распоряжение направлено Евгению Кузьмичу Горбачеву, и копия на завод.

Когда с содержанием письма ознакомился Муравейский, он сказал Веснину:

— В данной ситуации, как и во многих других случаях моей жизни, я слышу, как пепел Клааса стучит в мое сердце: здесь пахнет плесенью. Мочалов не Горбачева к нам направляет, чтобы тот поучился у нас, а вас, Вольдемар, посылает к Горбачеву, чтобы именно вы посмотрели на достижения этого мужа ума и совета. Так вы лично, как частное лицо, и посмотрите. Что же касается меня, то старшему инженеру лаборатории одного из ведущих заводов страны неудобно ронять престиж своего предприятия.

Веснин отправился с письмом Мочалова к Дымову.

— Мне ничего не известно относительно распоряжения, о котором пишет Александр Васильевич, — сказал Дымов. — Сегодня же я выясню этот вопрос в дирекции.

В конце дня Дымов говорил Кузовкову

— Вот, полюбуйтесь, — сказал Аркадий Васильевич, протягивая бумагу со штампом Научного отдела Главного управления электрослаботочной промышленности. — Это отношение бродит по заводу уже третью неделю. Мочалова срочно направили в Лондон на конференцию по радиовещанию, но он не забыл о вас и нашел время дать распоряжение Горбачеву. В управлении нашей промышленностью теперь произошла крупная реорганизация — вместо Треста слабых токов теперь создано Главное управление, но и это не задержало письма… А Константин Иванович, получив эту бумагу, вместо того чтобы переслать ее в лабораторию, наложил, изволите ли видеть, резолюцию: «В плановый отдел: сообщите, какие есть взаимные претензии у завода к ионосферной станции». Те ответили, что «все договоры завода с ионосферной станцией выполнены», и переслали бумажку в бухгалтерию. Оттуда ее вернули со справкой: «Все взаимные расчеты закончены». Тогда Константин Иванович наложил новую резолюцию и снова метнул этот мяч, на сей раз в отдел внезаводской инспекции… Это издевательство и по форме и по существу! — с горячностью продолжал Дымов. — Нужно совершенно не уважать себя, чтобы унизиться до таких мелких, мелочных каверз!

Дымов тут же позвонил на ионосферную станцию, вызвал Горбачева и соединил его с Весниным.

Директор ионосферной станции сказал Веснину, что Александр Васильевич Мочалов уже сообщал ему об опытах, предпринятых в лаборатории завода. Горбачев пригласил Веснина приехать на ионосферную станцию в один из ближайших дней:

— Поездом с Витебского вокзала полчаса езды, а затем не больше пятнадцати минут ходу. Если вы свободны числа, скажем, восемнадцатого, в первой половине дня, то это было бы хорошо.

И только придя с работы домой, Веснин вспомнил, что как раз в эти часы 18 октября его мать должна пойти к профессору Петрову.

Лариса Евгеньевна нашла, что все случилось весьма кстати:

— Признаюсь, только боязнь обидеть тебя мешала мне попросить у тебя разрешения пойти к врачу одной. Ведь это смешно — идти к врачу, старинному своему знакомому, за ручку с сыном, словно какая-то неграмотная старуха из глухой тайги. Неловко даже перед Иваном Петровичем…

Лаборатория Горбачева помешалась в одноэтажном красном кирпичном домике с крутой шиферной крышей. Первое, что увидел Веснин, войдя в помещение, был тот самый злополучный высоковольтный выпрямитель, который он проектировал, когда начинал работу в бригаде Муравейского.

Горбачев, заметив взгляд Веснина, сказал несколько смущенно, даже как будто извиняясь:

— Мы так и не смогли применить этот выпрямитель по его прямому назначению. Он должен был работать в передвижной установке. Место было оставлено точно по размеру. Из-за этих выступающих ручек выпрямитель туда не влезал. Аркадий Васильевич Дымов рассказал мне, — продолжал Горбачев, — что этот заказ причинил вам массу неприятностей. Я очень сожалею, что оказался их невольным виновником.

Улыбка у Горбачева была широкая, открытая. Но она исчезла, прежде чем Веснин успел улыбнуться в ответ, точно Горбачев спохватился, что, пожалуй, по этому поводу улыбаться не следует.

Веснин достал из портфеля чертежи магнетрона, характеристики, протоколы опытов и стал рассказывать Горбачеву о том, что было сделано. в лаборатории завода в области сантиметровых волн.

Евгений Кузьмич слушал очень внимательно.

Веснин говорил с жаром, смело, ожидая, что Горбачев, так же как и он сам, изумится, будет восхищен, узнав, что магнетрон дает мощность в триста ватт.

— А вы у себя на заводе не измеряли то время, в течение которого возникают и устанавливаются высокочастотные электромагнитные колебания в магнетроне при его включении? — спросил Горбачев, когда Веснин на мгновенье остановился, чтобы передохнуть.

Веснину этот вопрос показался странным и не относящимся непосредственно к обсуждаемой теме о видении в темноте, сквозь дым и туман. Он сказал, что не интересовался временем возникновения колебаний и не думал даже, что эта величина может иметь какое-либо отношение к предполагаемому применению магнетрона.

Горбачев слушал все так же внимательно. Левой рукой он пощипывал бородку.

— Я считаю, — бойко продолжал Веснин, — что интересующее вас время для магнетрона никак не больше тысячных долей секунды. Во всяком случае, это время настолько мало, что не вызовет никакой ощутимой задержки при включении в работу любой установки с магнетроном.

Веснину показалось, что на лице Горбачева появилось выражение одобрения.

— Никто из зарубежных исследователей на такой волне не получал более одного ватта, — со счастливой улыбкой снова начал Веснин, — и вряд ли этот наш рекорд — триста ватт — будет скоро побит.

Горбачев снял пенсне, потер веки пальцами и спросил:

— А есть ли все-таки перспективы к дальнейшему увеличению мощности… скажем, в тысячу или ну хотя бы в сто раз?

Он снова надел пенсне и, видя, что Веснин глядит на него с недоумением, добавил:

— Конечно, не в режиме непрерывной работы, а в импульсном с высокой скважистостью.