Георгий Бабат - Магнетрон

• Название: Магнетрон
• Автор: Георгий Бабат
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Техническая литература
• Год: 1957

Магнетрон, о котором идет речь в данной книге, — это прибор размером с кулак. Его медная оболочка заключает в себе разреженное пространство, где с огромной скоростью движутся электронные вихри. Чтобы организовать это вихревое движение электронов, прибор помещают между полюсами сильного магнита или электромагнита. Отсюда название — магнетрон. Этот прибор вырабатывает очень короткие — сантиметровые — радиоволны.

Сантиметровые волны могут пройти сквозь туман, облака, дымовую завесу. При помощи таких волн можно в любую погоду и ночью обнаружить объект, удаленный от места наблюдения на десятки километров; можно очень точно измерить расстояние до этого объекта, определить его местоположение. Место по латыни — «локус». Определение местоположения отдаленных предметов при помощи радиоволн называется радиолокацией.

Радиолокация имела важное значение для многих наземных, морских и воздушных сражений во время Отечественной войны 1941–1945 годов. Мы хотим здесь рассказать об одном из этапов развития радиолокационной техники в период 1934–1935 годов.

Работая, над этой книгой, мы пользовались, помимо собственных воспоминаний, различными литературными источниками: комплектами советских и зарубежных технических журналов, рядом советских и зарубежных монографий, посвященных магнетронам и другим вопросам, затронутым в нашей книге.

Однако наша работа ни в коей мере не является исчерпывающей историей магнетрона. Мы ограничили себя рассказом только об узком круге тесно связанных между собой лиц. Это отнюдь не умаляет значения многих других исследований, как у нас в Союзе, так и за рубежом.

---

— Эти лампы не нашего завода? — спросил он.

— Мы вели длительные переговоры с заведующим отделом генераторных ламп вашей лаборатории Виктором Савельевичем Цветовским, — отвечал Горбачев, — и узнали от него массу полезных сведений о достопримечательных погребениях Александро-Невской лавры, о подробностях гибели корабля «Черный принц».

— Страсть Цветовского к изучению кладбищ и аварий неизлечима, — подтвердил Веснин.

— Но строить для нас импульсные триоды, — продолжал Горбачев, — Цветовский отказался. Он говорил, что невозможно выполнить наши технические условия. Пришлось нам самим конструировать эти лампы. Когда я потом показал их Аркадию Васильевичу Дымову, он сказал мне: «Вы жуткий нахал».

Веснин засмеялся — так не вязалось выражение «жуткий нахал» с обаятельной скромностью Горбачева. Но Дымов все же имел некоторые основания так говорить: дерзость технической мысли в конструкции этих ламп восхитила Веснина.

— До этого никто не решался ставить активные катоды при высоких анодных напряжениях, — рассказывал Горбачев. — Но у меня другого выхода не было. Мы, кроме того, дали очень малые зазоры между электродами лампы. Это усложнило изготовление…

— Простите, — перебил Веснин. — Эти спаи, я вижу, сделаны вручную. У нас на заводе применяют заварку на станке.

— Да, конечно, мы кустари, — сказал Горбачев. — Вы работаете на заводе, у вас заводской, индустриальный подход. Но мы не дошли еще у себя до технологии. Нам трудно было охватить все сразу, когда мы занялись импульсными лампами… Между лампой непрерывного действия и импульсной такая же разница, как между бензиновым мотором и пулеметом. И тот и другой — двигатели внутреннего сгорания, и тот и другой действуют за счет расширения раскаленных газов. Но скважистость их работы разная. Винтовка при выстреле развивает мощность около трех тысяч киловатт, а тяжелое дальнобойное орудие развивает в момент выстрела несколько миллионов киловатт. Пуля движется в канале ствола винтовки полторы тысячных секунды. При стрельбе с темпом один выстрел каждые пять секунд скважистость будет около одной трехтысячной, а средняя мощность, развиваемая винтовкой, будет равна 1,2 киловатта.

— Данные нашей установки приближаются к данным винтовки, — подхватил Угаров. — Наша средняя мощность — около киловатта, а пиковая мощность генератора — больше тысячи киловатт. Только частота повторения у нас в тысячу раз более высокая, чем темп стрельбы у винтовки. Мы стреляем по цели электромагнитными импульсами двести раз в секунду.

«Частота повторения, — произнес про себя Веснин. — Еще один новый термин, который я слышу впервые, за которым стоят многочисленные опыты и расчеты…»

— Евгений Кузьмич, — спохватился Угаров, — наш самолет уже в воздухе. Вот это его отметка.

— Передайте ему, чтобы он запустил ответчик.

Угаров приблизил к себе микрофон, укрепленный на складной, суставчатой подставке, и произнес несколько раз:

— Фиалка, я Роза, включайте радиус!..

Импульс на экране трепетал, пульсировал, переливался.

— Обратите внимание, Владимир Сергеевич, — сказал Горбачев: — самолет делает вираж, и эффективная поверхность цели меняется в больших пределах.

— Я думаю, тут сказывается модуляция винтом, — добавил Угаров.

Понятие эффективная поверхность цели также не было знакомо Веснину, но он постеснялся спросить, что оно означает. Горбачев заметил немой, невысказанный вопрос и стал объяснять, стараясь говорить так, чтобы это объяснение не выглядело обидным, назойливым.

— Включаю радиус! — послышался басок из громкоговорителя на пульте над микрофоном.

И тотчас на экране рядом с отраженным импульсом самолета возник яркий двойной зигзаг.

— Вот этот «довесок» и является условным сигналом я свой, — сказал Горбачев.

Угаров передал пилоту распоряжение изменить кодировку, и импульс на экране стал мигать разными ритмами. Потом пилот докладывал, что он изменяет мощность ответчика. Угаров регулировал свою аппаратуру, записывал показания в журнал, запрашивал данные у пилота, и из громкоговорителя звучал басок, диктовавший условные обозначения и цифры режимов.

— Нам очень повезло с этим молодым человеком, — сказал Горбачев: — он старый радиолюбитель. Его обучал еще Дубов, нынешний начальник главка, когда сам был простым радистом. С пилотом, который знает и чувствует радиотехнику, нам легко, находить общий язык.

Когда измерения с самолетом были закончены и пилот сообщил, что идет на посадку, Веснин в третий раз за этот день попытался сострить:

— Я пришел к конструкторам прожекторов, — сказал он, — предлагать лучину в качестве источника света.

— Если бы можно было создать импульсный магнетрон, то все же интересно было бы проверить его возможности, — ответил Горбачев.

— Заводу дорого обошлись эксперименты с магнетроном, — сказал Веснин, — а если теперь начинать все сначала… Когда в удаче нет уверенности… Переделать магнетрон на импульсный не проще, чем из примуса сделать пулемет…

Быстрым движением руки Горбачев снял пенсне и разразился милым, искренним смехом.

— Из примуса пулемет! — смеясь, повторил он.

Веснин невольно вспомнил еще один чеховский портрет из альбома матери. Чехов был изображен там совсем молодым, с близоруким, добрым и наивным взглядом.

— «Нельзя быть под гипнозом цены», — сказал Горбачев, становясь вновь серьезным, — вот слова, которые я услыхал от Сергея Мироновича Кирова, когда мы ему показывали эту нашу станцию. Сергей Миронович поставил перед нами задачу создать такую аппаратуру, чтобы ее можно было установить и на корабле и даже на самолете. Наш летчик-испытатель сказал, что невозможно поместить существующую аппаратуру на самолет. Мне казалось тогда, что мы и так затратили на свои опыты слишком много денег. Вот тогда-то Сергей Миронович и сказал: «Нельзя быть под гипнозом цены. Каждая первая вещь дорога и неудобна. Первые лампочки накаливания горели тусклее керосиновых, а стоило электроосвещение много дороже, чем керосин. Цена часа работы лампы накаливания равнялась цене нескольких пудов хлеба. За пять лет стоимость электрического освещения была снижена в десятки раз».

Если бы Горбачев хоть чем-нибудь выразил свое торжество, Веснину было бы легче. Он отвлекся бы от переживания своей неудачи с магнетроном переживанием личной обиды на Горбачева.

Но в каждом слове, жесте, интонации Евгения Кузьмича чувствовалась искренняя доброжелательность и, что было ужаснее всего для Веснина, даже жалость. В этой жалости Горбачева Веснин читал свой приговор. Работы над импульсными приборами ведутся уже давно. Имеет ли он право все начинать снова только потому, что намеревается работать с волнами более короткими, чем у Горбачева?

— Давайте объединим усилия, — предложил Евгений Кузьмич. — Мне поручено развернуть здесь вакуумную лабораторию. Переходите с завода к нам. Это можно оформить через Дубова.

— Это невозможно, — возразил Веснин. — Я в большом долгу перед своим заводом. Теперь мне нельзя уходить.

На этом они расстались.

В поезде из Детского Села в Ленинград Веснин чувствовал себя усталым, как никогда еще в жизни, измученным, разбитым физически. Вся его работа над многорезонаторным магнетроном казалась ему теперь совершенно ничтожной.

«Я вообразил себя Робинзоном на необитаемом острове. А в действительности, в то время как я развивал перед Рубелем бредовые идеи, рисовал диски и подковки, в ряде лабораторий уже были проведены серьезные опыты, получены важные результаты…»

Веснин вспоминал проекты своих телеграмм Рубелю и повторял про себя:

Генератор создан зпт мощность один ватт зпт колебания устойчивые тчк

И вот получена мощность в сотни ватт. Но о телеграмме нечего думать. Нечем хвалиться.

«Почему я ухватился именно за генератор? Дурак, дурак… Во всей этой проблеме радиообнаружения генератор вовсе не самое основное… Горбачев вел свои работы уже в 1928 году. Студенецкий был совершенно прав, когда говорил на совещании, что область техники сверхвысоких частот — это не Клондайк и не Эльдорадо… Он прав был, предупреждая меня перед докладом, что нечего мне упоминать о видении в темноте, сквозь дым и туман… И нечего было мне обижаться на анекдот о деревянном велосипеде… „Читать надо“, — говорил старик и был прав. Читать-то я читал, да ровно ничего не вычитал».

И он еще раз со жгучим стыдом вспоминал воспроизведенный в статье Горбачева рисунок экрана с двумя выбросами — импульсами.

Но в то же самое время, как он убеждал себя в бесплодности дальнейших попыток работы над магнетроном, мысль его искала всё новые и новые способы решить те задачи, что поставил Горбачев.