Ирэн Фрэн - Клеопатра

• Название: Клеопатра
• Автор: Ирэн Фрэн
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02392-7

О необыкновенной и трагической жизни одной из самых удивительных и загадочных женщин в истории человечества — царицы Клеопатры создано немало замечательных произведений. Книгу Ирэн Фрэн выделяют из этого достойного ряда яркая образность и предельная историческая достоверность.

---

Значит, опять вызов. Он должен попытаться осуществить невозможное. Спровоцировать судьбу — быть может, в последний раз. В сентябре император составил свое завещание. Понял ли он, после Мунды — этой битвы, исход которой висел на волоске, — что отпущенное ему время уже сочтено? Или, может, в разгар борьбы, как полагали некоторые, почувствовал искушение совершить самоубийство? Думал ли он, из-за участившихся в последнее время болезней, что его гложет какой-то тайный недуг? Мы этого не знаем. Цезарь хранил в тайне содержание завещания и для пущей сохранности поместил этот документ в абсолютно недосягаемое место: в храм Весты.

И вот тогда самые сокровенные надежды Клеопатры совпали с худшими опасениями римлян: она была убеждена в том, что диктатор завещал Восток Цезариону.

Разумеется, это означало, что она не хочет видеть ничего, кроме своей мечты, — но ведь и Рим, в ту же эпоху, не желал видеть ничего, кроме своего страха. И при этом все верили, что Цезарь неуязвим, что он умрет не раньше, чем станет владыкой мира, мирового круга.

Кто посмеет бросить камень в Клеопатру? Все вокруг нее· разделяли эту веру в неуязвимость диктатора — вплоть до Антония, великолепного воина, которого Цезарь, после краткого периода охлаждения между ними, вновь возвысил до ранга второго человека в государстве. За десять недель до октябрьского триумфа, в августе, по дороге в Нарбонн, куда Антоний выехал, чтобы встретить Цезаря, его, Антония, известили о готовящемся заговоре.

И он, этот славный Антоний, доверенное лицо Цезаря (а в настоящее время, можно сказать, его тень), человек, который не пропускал ни одного вечера в Трастевере, ничего не захотел слушать. Несмотря на то, что прекрасно знал римских аристократов, со всеми пружинами их поведения и комплексами, несмотря на свою превосходную интуицию, умение разбираться в людях и в ситуациях, Антоний принял сообщение о заговоре за очередной пустой слух — и не предупредил Цезаря, вообще никого не предупредил.

Это был способ доказать самому себе, что он ничего не боится; не боится и самого страха, пусть даже в худшем его обличье, — страха увидеть Цезаря убитым накануне завершения дела всей его жизни.

Абсолютное молчание, презрение к темным слухам: но ведь и египетская царица вела себя точно так же. И уже одно это объединяло Антония и Клеопатру — в то время, когда они были едва знакомы, обменивались при встречах обычными любезностями и не могли даже вообразить дальнейшие перипетии сценария, который властно влек их к тому, что оба они в первый момент воспримут как крушение мира: к смерти Цезаря.

КАНУН КОНЦА МИРА (октябрь 45–15 марта 44 г. до н. э.)

А между тем окончание драмы было вопросом уже не месяцев, а недель. Продолжив театральную аналогию, можно сказать, что каждый из персонажей работал на приближение развязки. Вплоть до тех темных сил, которые управляют Вселенной.

Началось все с того, что восемнадцать месяцев назад, когда Цезарь поднимался на Капитолий, у его триумфальной колесницы сломалась ось — непосредственно перед храмом Фортуны; потом ритм появления знамений ускорился и сами они умножились; тем не менее, согласно хронистам этого «объявленного убийства», сама жертва упорно не замечала столь очевидных предвестий.

По мнению историков (начиная с Николая Дамасского и кончая Плутархом и Дионом Кассием), которые на протяжении трех последующих веков составляли подробные описания тех странных дней, смерть Цезаря произошла в полном соответствии с неумолимым законом, управляющим, как они считали, судьбами трагических героев: ни одно важное событие не нарушает ход индивидуального бытия без того, чтобы боги заранее не предупредили человека о неминуемости этого события. Люди, как бывает в театральных пьесах, со страхом наблюдают эти знамения, но оказываются не в состоянии их расшифровать, ибо убежать от судьбы нельзя и она, безжалостная, не снимает печати со своей тайны.

Древние историки скрупулезно составили для нас каталог знамений, предвещавших покушение. Если им верить, в течение всей зимы, предшествовавшей убийству Цезаря, сама природа, в ее целостности, вопияла о том, что должно произойти. Всякий раз, когда авгуры вспарывали утробы жертвенных животных, чтобы по внутренностям прочитать будущее, плоть этих животных оказывалась больной или деформированной: какие-то органы отсутствовали, другие были чудовищно увеличены. Люди замечали на небе странные вспышки света, блуждающие в атмосфере химеры; были еще одинокие птицы, спускавшиеся на Форум средь бела дня, — верный знак того, что смерть скоро поразит кого-то и в тот фатальный миг никто и ничто его не спасет. Священные кони Цезаря — те самые, на которых пять лет назад он пересек Рубикон и которых затем посвятил богу этой реки, — тоже, казалось, предчувствовали надвигающуюся трагедию: они отказывались что-либо есть и бродили по полям, днем и ночью проливая потоки слез.

Даже древнейшие святилища Города не избежали эпидемии дурных предзнаменований: особенно странный феномен наблюдался в Регии[70], где хранился, вместе с анналами Рима, щит, который, согласно преданию, упал с неба семь веков назад, во времена царя Нумы. Говорили, что от этого щита зависит судьба Рима. Чтобы его не украли, Нума повелел выковать одиннадцать точно таких же щитов; их все сложили в глубине святилища, вместе с другим оружием, которое, как считалось, принадлежало богу Марсу. Так вот, той зимой, когда знамения следовали за знамениями, некоторые люди клялись, будто, бог весть по какой таинственной причине, много раз видели и слышали, как все эти предметы вооружения колотились друг о друга.

Потом, утверждают хронисты, поскольку римляне все еще не могли расшифровать смысл посланий небес, боги решили высказать свою волю ясно: когда Цезарь подарил своим ветеранам землю в Капуе, поблизости от Неаполя, те, начав восстанавливать этот город, обнаружили гробницу Капия[71], его первооснователя. Помимо костей и нескольких древних сосудов они откопали бронзовую табличку с текстом, написанным по-гречески. Текст содержал более чем очевидную угрозу: «Когда потревожен будет Капиев прах, тогда потомок его погибнет от руки сородичей и будет отмщен великим по всей Италии кровопролитием».

Итак, гибель Цезаря была предрешена; за ней должна была последовать гибель Рима. Катаклизм. Среди этого вороха знамений с тревожным постоянством вновь и вновь упоминается огонь: например, некоторые уверяли, будто видели, как огненные шары пересекали небо из конца в конец; или будто вдруг сталкивались нос к носу с людьми, пылающими, как живые факелы, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись. Другие римляне утверждали, что прямо в городе, в присутствии множества свидетелей, рука одного солдата непонятным образом воспламенилась, но, казалось, это не причиняло человеку никакого страдания, и потом на коже его не видели ни малейших следов ожога[72].

Все эти огненные феномены явно предвещали какое-то скорбное событие — очевидно, намекали на погребальные костры. Если не на что-то еще более ужасное: например, на то, что Рим погибнет в судьбоносном пожаре, как Троя восемь веков назад. А может — почему бы и нет — на вселенский пожар, который, как полагали некоторые, станет концом мира.

* * *

Что касается Трастевере, то там жизнь не изменилась. Ребенок потихоньку рос; по вечерам часто устраивались званые обеды; гостей в садах Цезаря было больше, чем прежде. За одними царица следила издали, с другими пыталась познакомиться поближе. Мы не знаем, проникали ли тревожные слухи (вместе с приглашенными) в ее дом; не знаем, просила ли она своих астрологов, когда в садах вновь становилось тихо и безлюдно, понаблюдать за ночным небом и расшифровать его знаки.

* * *

Prodigia, так это называется по-латыни: необыкновенные факты, предшествующие событиям, которые тоже являются беспримерными и никогда впоследствии не повторятся. Понятно, что рассказы об этих «знамениях» по большей части были придуманы уже после убийства Цезаря и потом распространялись — часто вполне чистосердечно — античными историками: ведь последние не допускали и мысли о том, что судьбами народов управляют какие-то иные законы, кроме законов трагедии, а потому, даже подозревая, что такого рода анекдоты могли быть сфабрикованы, они не решались полностью их отбросить.

Тем не менее мы не должны считать их рассказы о неделях, предшествовавших убийству Цезаря, просто нравоучительными выдумками. Воображение — во все неспокойные эпохи и во всех обществах, еще близких к традиционным, — оказывает сильное влияние на восприятие событий, и этот репертуар фантасмагорических явлений, даже если он был составлен post factum, может раскрыть нам некоторые истины.

Истины, непереносимые для человека, — и, значит, такие, которые невозможно сформулировать. Сам латинский язык сознается в этом своем бессилии: убийство Цезаря в нем часто квалифицируется термином infandum[73], первое значение которого — «невыразимое», «несказанное». И в самом деле, пытаясь разобраться в этом убийстве, мы вступаем в сферу семейных тайн — под «семьей» в данном случае имеются в виду римские аристократы, которые все были теснейшим образом связаны друг с другом неизбежными узами браков, адюльтеров, наследственных дел, займов, хищений, ненависти, альянсов и контральянсов (расплывчатых и имеющих самую разную природу). И первая из этих тайн, столь упорно хранимых, состоит в том, что, в продолжение дюжины недель, предшествовавших убийству, почти все аристократы знали: Цезарь подвергается очень большому риску быть убитым.