А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

• Название: De Secreto / О Секрете
• Автор: А. Фурсов
• Издательство: Товарищество научных изданий КМК
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: ISBN 978-5-9907838-2-9

Сборник научных трудов логически продолжает сборники «De Conspiratione/О Заговоре» (М., 2013) и «De Aenigmate/О Тайне» (М., 2015). В представленных работах исследуется ряд скрывающихся за завесой секретности событий XIX–XX вв. Речь идёт о событиях мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы.

---

«За десять лагерных месяцев, — пишет Л. Сараскина о А.И. Солженицыне, — он успеет основательно проштудировать несколько учебников по физике, вчитается в Макса Борна, увлечётся теорией относительности Эйнштейна»[828].

Таким образом, назвавшись «ядерным физиком», А.И. Солженицын не только не забыл об этом, но и начал знакомиться с «ядерной физикой».

Более того, как явствует из книги Л. Сараскиной, «в конце мая» 1946 г. А.И. Солженицыне писал жене: «У нас тут имеются сведения, что при СНК создано специальное 1-е управление под руководством Берия, которое ни на что не взирает в борьбе за создание атомной бомбы. Нужен заключённый — его освобождают и посылают туда, куда им требуется»[829].

Все письма заключённых передавались на волю в незапечатанном виде и проходили перед отправкой проверку. Как же из лагеря могло уйти письмо, в котором упоминалось совершенно секретное «1-е управление» и фигурировала фамилия его первого начальника Л.П. Берия?

Более того, поскольку решение о создании упоминаемого А.И. Солженицыным управления имело совершенно секретный характер, оно было известно только очень узкому кругу лиц, ещё уже был круг лиц, которым было известно, что общее руководство по созданию советской атомной бомбы действительно возглавляет Л.П. Берия. Каким же образом всё это знал заключенный А.И. Солженицын, который находился в лагпункте, занимавшемся обычным строительством, и вряд ли знал даже фамилию начальника своего СМУ (строительно-монтажного управления)?

А дальше случилось неожиданное. «Моя лагерная жизнь, — писал Александр Исаевич, — перевернулась в тот день, когда я со своими скрюченными пальцами (от хватки инструмента они у меня перестали разгибаться) жался на разводе в плотницкой бригаде, а нарядчик отвёл меня от развода и со внезапным уважением сказал: “Ты знаешь, по распоряжению министра внутренних дел…”»[830].

Это произошло 18 июля 1946 г., когда с Калужской заставы А.И. Солженицына снова перевели в Бутырку[831]. «Через две недели (30 июля), — пишет Л.И. Сараскин, разумеется, со слов своего героя, — его вызвали на Лубянку. Снова был знакомый цикл — с боксами, коридорами, банями и прожарками»[832].

«Допрашивал меня какой-то в штатском; — вспоминал А.И. Солженицын, — но так как полковник перед ним вертелся, мне стало ясно, что в штатском был генерал. Он спросил, занимался ли я атомной физикой. Я отвечал: с общими вопросами знаком, физмат кончал. “А с какими вопросами?” Я нарисовал принципиальную кривую, которая показывает, где какие возможности атомной бомбы существуют, где нет, по атомным весам, по физическим элементам. Он понял, что я не вру. Поинтересовался: “А экспериментальный опыт имеете?” Я признался, что эксперимента не знаю. “Хорошо”. Лубянка отпустила с миром»[833].

Получается, что А.И. Солженицын неслучайно зубрил физику.

Однако приведённый разговор, конечно, выдумка. Как уже отмечалось, чтобы установить, занимался ли А.И. Солженицын в студенческие годы атомной физикой, достаточно было обратиться к его диплому, в котором значилось, что он закончил физмат по специальности «математик» и уже по одной этой причине никакого экспериментального опыта в атомной физике не имел и не мог иметь. А вести пустые разговоры с ним никто бы не стал.

Однако сам факт пребывания А.И. Солженицына летом 1946 г. на Лубянке и разговор с ним о ядерной физике заслуживает внимания. Получается, что летом 1946 г. рассматривалась возможность привлечения его к атомному проекту. А поскольку Александр Исаевич не имел к ядерной физике никакого отношения и это прекрасно было известно на Лубянке, речь могла идти об использовании его прежде всего в качестве секретного сотрудника.

До 1945 г. строго засекреченные работы в этом направлении вели два учреждения: Радиевый институт в Ленинграде и ФИАН в Москве. Ни одно, ни другое учреждение к числу «шарашек» не принадлежали. Однако в 1945 г. сотрудничать с Советским Союзом в создании атомной бомбы согласились некоторые немецкие физики-атомщики (как из числа военнопленных, так и живших в Германии). Среди них — Манфред Ардене, Густав Герц, Роберт Доппель, Хайнц Позе, Николаус Риле, Карл Циммер, Макс Штеенбек и др.

20 августа 1945 г. для объединения деятельности и ускорения работ по созданию атомной бомбы был создан Специальный комитет под председательством Л.П. Берии и ПГУ при Совмине СССР под руководством бывшего наркома боеприпасов Б.Л. Ванникова[834].

20 января 1946 г. приказом НКВД в рамках этого ведомства было создано специальное 9-е управление для руководства использованием иностранных специалистов, которое возглавил А.П. Завенягин.[835]

«В своем отчёте Сталину 23.12.46 г. И.В. Курчатов сообщал, что всего в 9-м Управлении МВД СССР работает 257 немецких специалистов. Из них 122 доставлены из Германии, а 135 из лагерей для военнопленных» [836].

При участии этих учёных и было создано несколько атомных шарашек[837]: «на заводе № 12 (директор докт. Риль) в Ногинске — 14; в Институте “Г” (директор проф. Герц) в Сухуми — 96; в Институте “А ” (директор Арденне) в Сухуми —106; в Лаборатории “В” (проф. Позе) в г. Обнинске — 30»?

Сколько времени А.И. Солженицын пробыл на Лубянке, мы не знаем. Но известно, что именно здесь произошло его знакомство с Николаем Васильевичем Тимофеевым-Ресовским (1900–1981).

Известный русский биолог-генетик, он долгое время работал в Германии, стал невозвращенцем, был причастен к германскому атомному проекту. «13 сентября 1945 года Тимофеев-Ресовский был задержан опергруппой НКВД города Берлина, этапирован в Москву и помещён во внутреннюю тюрьму НКГБ. 4 июля 1946 г. Военная коллегия Верховного суда РСФСР приговорила его к 10 годам лишения свободы по обвинению в измене Родине»[838].

Н.В. Тимофеев-Ресовский вспоминал: «Завенягин и Курчатов хотели в атомную систему меня забрать вместе с моими старшими немецкими сотрудниками: физиком Циммером, радиохимиком Борном, радибиологом Качем. Завенягин для меня готовил объект на Урале»[839].

Среди прочих учреждений, которые должно было возглавить руководимое А.П. Завенягиным управления, находился «институт Б»[840]. Он должен был разместиться в Челябинской области, причём ремонт помещений для него планировалось завершить к 1 июня 1946 г.[841]

Директором института был назначен А.К Уралец, Н.В. Тимофееву-Ресовскому планировалось доверить руководство Радиобиологическим отделом[842]. Выявленные документы свидетельствуют, что А.П. Завенягин обратился к наркому государственной безопасности В.Н. Меркулову с просьбой по завершении следствия передать Н.В. Тимофеева-Ресовского в распоряжение только что созданного 9-го Управления НКВД 4 февраля 1946 г. и тогда же получил согласие наркома[843].

Поэтому в Бутырской пересыльной тюрьме Н.В. Тимофеев-Ресовский ждал распоряжения о направлении его на Урал.

Уже один тот факт, что «ядерный физик» А.И. Солженицын «случайно» оказался в одной камере с человеком, который участвовал в германском атомном проекте и которого именно в это время планировалось привлечь к советскому атомному проекту, заслуживает особого внимания. Однако совпадения на этом не заканчиваются.

По свидетельству А.И. Солженицына, Н.В. Тимофеев-Ресовский организовал в камере своеобразный семинар по обмену научными знаниями и профессиональным опытом[844]. Поэтому, когда появился Александр Исаевич, ему тоже было предложено провести беседу. Виктору Когану запомнилось, что будущий писатель познакомил их с техникой звуковой артиллерийской разведки[845]. А.И. Солженицын утверждает, что темой его выступления был рассказ об одной только что вышедшей книге.

«Тут я вспомнил, — писал он, — что недавно в лагере была у меня две ночи принесённая с воли книга — официальный отчёт военного министерства США о первой атомной бомбе. Книга вышла этой весной. Никто в камере её ещё не видел»[846].

Речь идёт о книге Т.Д. Смита «Атомная энергия для военных целей. Официальный отчёт о разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США» (276 с.). Она увидела свет в США 12 августа 1945 г.[847], сразу же привлекла к себе внимание НКГБ[848], немедленно была переведена на русский язык, 10 ноября сдана в набор и 30 января 1946 г. подписана к печати[849]. К 26 февраля 1946 г. тридцатитысячный тираж был отпечатан в типографии НКВД[850]. После этого необходимо было произвести фальцовку и переплёт, а также дать отлежаться каждой книге под прессом. Для этого требовалось не менее двух недель. Поэтому к читателям книга могла пойти только во второй половине марта. 12 тыс. экземпляров предполагалось распределить «через Академию наук, Наркомпросс, Комитет по делам высшей школы и КОГИЗ», остальные 18 тыс. направить в свободную продажу[851]. Учитывая, что для этого требовалось соблюсти определённые формальности, можно утверждать, что до библиотек книга могла дойти в лучшем случае в конце марта — начале апреля. Если взять ещё время на обработку новой литературы, то читателям она могла стать доступной никак не ранее апреля 1946 г.[852]'