А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

• Название: De Secreto / О Секрете
• Автор: А. Фурсов
• Издательство: Товарищество научных изданий КМК
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: ISBN 978-5-9907838-2-9

Сборник научных трудов логически продолжает сборники «De Conspiratione/О Заговоре» (М., 2013) и «De Aenigmate/О Тайне» (М., 2015). В представленных работах исследуется ряд скрывающихся за завесой секретности событий XIX–XX вв. Речь идёт о событиях мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы.

---

Но даже если взять в качестве примера одну из самых распространённых внутриполостных операций — удаление аппендицита, то, как говорится в «Большой медицинской энциклопедии» 1975 г. издания, «через 2–3 часа после операции больному разрешается поворачиваться в постели». При нормальном заживании «на 2-3-й день» «больному разрешается вставать», «на 8-9-е сутки» он «может быть выписан из стационара»[953].

Могу подтвердить это как человек, перенесший такую операцию. 29 апреля 2014 г. у меня был удалён запущенный аппендицит. Первая операция оказалась не совсем удачной, поэтому 3 мая пришлось оперировать вторично. 8-го меня планировали выписать, но из-за неожиданно повысившейся температуры от этого отказались, утром 12-го, на девятый день после второй операции, швы сняли и меня выписали.

Можно было бы допустить, что операция у А.И. Солженицына прошла неудачно или имела осложнения. Но тогда он обязательно поведал бы об этом со страниц «Архипелага» или «Теленка», а может быть, не один раз напомнил бы об этом в своих интервью. Если же вплоть до самой смерти хранил на этот счёт молчание, значит, никаких проблем не было. И действительно, 1 марта 1952 г. он писал жене, что операция «прошла благополучно и осложнений не дала»[954].

Уже одного этого достаточно, чтобы поставить нарисованную А.И. Солженицыным картину под сомнение. Между тем, как явствует из того же письма от 1 марта, удалённая у А.И. Солженицына опухоль находилась не в брюшной полости, как уверял он позднее, а в «паху»[955]. Этот факт подтверждается и некоторыми другими данными[956]. Поэтому, заявляя, что он носил в себе опухоль с большой мужской кулак, которая выпятила живот, А.И. Солженицын просто напросто дурачил своих читателей.

Но если опухоль (даже величиной с большой мужской кулак) находилась не в брюшной полости, а в паху, она не только не могла «выпятить» и «искривить» живот, не только не «давила и смещала смежные органы», но и не требовала сложного хирургического вмешательства.

И действительно: «Операция, — писал А.И. Солженицын жене 1 марта 1952 г., — длилась около получаса под местной анестезией»[957].

И для такой операции потребовалось привозить хирурга из другого лагеря! И после такой операции А.И. Солженицын неподвижно лежал в послеоперационной[958]. И после такой, успешной прошедшей операции через неделю, 19-го, он «едва мог ноги спускать с кровати»[959]. Это, конечно, развесистая клюква, которой «великий писатель» так любил кормить своих доверчивых поклонников.

Для сравнения: первая моя операция на аппендицит длилась более двух часов, вторая — ещё полтора часа, на следующий день после первой операции я начал вставать, сначала ходил по палате, потом по коридору, постепенно увеличивая расстояние и продолжительность прогулок, на пятый день после второй операции стал делать зарядку.

Уже после того, как вышла в свет моя книга «Солженицын: прощание с мифом», у меня тоже в паху была удалена опухоль, причём подготовка к операции, заключавшаяся в сдаче необходимых анализов, потребовала всего двух приходов в поликлинику. Операция, как и у А.И. Солженицына «длилась около получаса» и тоже «под местной анестезией», после чего я собственными силами на общественном транспорте добрался до дома (это заняло у меня более часа), два или три раза являлся на перевязку, через пять дней с меня сняли бинты, и я отправился на работу.

Исходя из всего сказанного, считаю возможным утверждать, что А.И. Солженицыну нечего было делать в больнице две недели до операции и две недели после неё, а затем еще как минимум полторы недели находиться на «бюллетене». Если он действительно пробыл в больнице и на «бюллетене» почти полтора месяца, то находился в лагере на особом положении и держали его в больнице не из-за операции, а чтобы уберечь от возможной расправы[960]'.

В связи с этим заслуживают внимания некоторые другие факты, содержащиеся в «Архипелаге», в частности тот факт, что после больницы А.И. Солженицын не вернулся в свою бригаду. По его утверждению, последний год пребывания в лагере он работал литейщиком[961]. Однако, как обратил внимание B.C. Бушин, бывший литейщик только четверть века после этого узнал, что такое вагранка[962].

Рассказывая о строительстве Беломоро-балтийского канала, в первом издании «Архипелага» (1974 г.) А.И. Солженицын писал о том, что там многое делась вручную. Не хватало колёс для тачек и «и тачечные колёса тоже отливают в самодельной вагранке»[963]. Однако вагранка — это «шахтная печь для плавки чугуна, а также для обжига руд цветных металлов»[964]. Получить металл, необходимый для изготовления колес, в вагранке было можно, но отливать в ней металлические изделия невозможно.

После выхода этой книги в свет бывшему литейщику указали на допущенную им ошибку. Поэтому во втором издании он исправил её так: «И тачечные колеса тоже отливают из самодельной вагранки»[965]. Если быть точным, то колеса, конечно, отливали из расплавленного металла, причём не прямо из вагранки. Да и «самодельная вагранка» звучит не очень удачно.

Проработав год в литейном цехе, А.И. Солженицын плохо представлял не только, что такое вагранка, но и что такое литьё.

«Солженицын, — пишет со слов своего героя Л. Сараскина, — не вернулся на должность бригадира, чтобы не быть на виду, сам попросился в литейное производство, подсобником, и попал на тяжёлую физическую работу, в жаркий цех. Там, полагал Солженицын, он и заработал метастазы: вдвоём с напарником приходилось носить литьё, по 75 килограммов на каждого, и разливать его в формы». По 75 кг на каждого, т. е. 150 кг на двоих.

Оставляя для онкологов вопрос о влиянии переноса тяжестей на появление и развитие метастазов, нельзя не обратить внимания на такую деталь как «литьё», без которой так же нельзя представить металлургический процесс, как и без вагранки.

Если исходить из приведённых выше слов, получается, что литьё — это расплавленный металл. Я был в литейном цехе один раз на экскурсии. Поэтому, не имея на этот счет личного опыта, вынужден обратиться к справочной литературе, в которой мы может прочитать: «Литьё — технологический процесс изготовления заготовок (реже — готовых деталей) заключающийся в заполнении предварительно изготовленной литейной формы жидким материалом». «Литьём называют также продукцию литейного производства, художественные изделия и изделия народных промыслов, полученные с помощью литья».

Какое же «литьё» носил с напарником Александр Исаевич? Поскольку «технологический процесс» сразу же следует исключить, речь может идти только о продукции литейного производства, т. е. о предметах, получаемых с помощью литья. Но каким образом им удавалось «разливать» их в формы, об этом мы уже никогда не узнаем.

Как тут не вспомнить незабвенного автора «Гаврилиады» Ляписа Трубецкого, который писал: «Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом»[966].

Однако дело не в том, насколько «великий писатель» владел русским языком, а в том, где Александр Исаевич провёл свой последний год в ГУЛАГе и чем действительно занимался. Неужели человек, 12 месяцев проработавший в литейном цехе, пусть даже подсобным рабочим, так и не усвоил, что такое вагранка и литье?

Реабилитация

В 1956 г. с А.И. Солженицына была снята судимость, после чего он подал на реабилитацию[967].

«Летом в Москве, — пишет А.И. Солженицын, — я позвонил в прокуратуру: как там моя жалоба? Попросили перезвонить — и дружелюбный простецкий голос следователя пригласил меня зайти на Лубянку потолковать»[968]. Голос следователя был дружелюбным потому, что после XX съезда КПСС началась реабилитация необоснованно репрессированных. «14 июня 1956 года, — говорится к книге К.А. Столярова, — помощник Главного военного прокурора полковник юстиции Прохоров обратился в КГБ с просьбой выполнить некоторые следственные действия, необходимые для принятия решения по жалобам Солженицына»[969]. Это дело было поручено капитану КГБ Орлову, от прокуратуры его курировал подполковник юстиции Горелый[970].

По всей видимости, именно с капитаном Орловым и встретился А.И. Солженицын на Лубянке 6 июля 1956 г.[971] В первом издании «Архипелага» Александр Исаевич так описывает свой разговор со следователем: «Он даже смеётся над моими остротами 44-го года о Сталине. “Это вы точно заметили”. Он хвалит мои фронтовые рассказы, вшитые в дело, как обвинительный материал. “В них же ничего антисоветского нет. Хотите — возьмите их, попробуйте напечатать”. Но голосом больным, почти предсмертным я отказываюсь»[972].

Во втором издании «Архипелага» этот разговор изображён несколько иначе: «Он даже смеётся над моими остротами 44-го года о Сталине. “Это вы точно заметили”. Всё ему ясно, всё он одобряет, только вот одно его забеспокоило; в “резолюции № 1” вы пишете: “выполнение всех этих задач невозможно без организации”. То есть, что же, вы хотели создать организацию?