А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

• Название: De Secreto / О Секрете
• Автор: А. Фурсов
• Издательство: Товарищество научных изданий КМК
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: ISBN 978-5-9907838-2-9

Сборник научных трудов логически продолжает сборники «De Conspiratione/О Заговоре» (М., 2013) и «De Aenigmate/О Тайне» (М., 2015). В представленных работах исследуется ряд скрывающихся за завесой секретности событий XIX–XX вв. Речь идёт о событиях мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы.

---

На основании собственного опыта могу сказать, что тогда для работы с подобными документами требовался специальный допуск (на архивном жаргоне — форма). В зависимости от степени секретности он имел разные номера. Так, для работы с дореволюционными документами можно было обойтись формой № 4. Для работы с советскими документами требовалась как минимум форма № 3. Использованные А.И. Солженицыным материалы вряд ли можно было получить без формы № 2 или № 1. В тех учреждениях, в которых велись засекреченные исследования, допуск давался первым отделом, в остальных — отделом кадров. В любом случае его можно было получить только с разрешения КГБ.

Чем выше была секретность, тем сложнее было получить допуск, тем строже контролировалась работа исследователя. Все делавшиеся в спецхране выписки из документов просматривались работниками архива, которые имели право по своему смотрению полностью или же частично изымать сделанные исследователем записи, что делалось с помощью ножниц или чёрной туши. Причём категорически запрещалось фиксировать в выписках из документов архивные шифры. К тому же сама рабочая тетрадь с выписками на руки исследователю не выдавалась и пересылалась по месту его работы соответственно в первый отдел или в отдел кадров.

Как же спецхрановские архивные материалы оказались в распоряжении А.И. Солженицына? Предположим, что он работал в ЦГАОР. Но тогда нужно признать, что к этим материалам он был допущен с разрешения КГБ. Более того, тот факт, что ему удалось сделать выписки из документов с указанием архивных шифров, следует рассматривать как свидетельство того, что для него в архиве были созданы особые условия. В противном случае необходимо констатировать, что выписки из архивных материалов специального хранения он получил из чужих рук. Но если бы это было сделано кем-то из исследователей или архивных работников на свой страх и риск, то его личность была бы установлена сразу после выхода в свет «Архипелага», а за этим обязательно последовали бы санкции. Однако, насколько известно, никто из исследователей и сотрудников ЦГАОР в связи с этим не пострадал. Не нашёл отражения данный факт и в «Пятом дополнении» к «Телёнку» — «Невидимки». Более того, этот «доброжелатель» там даже не упомянут.

И в том случае если А.И. Солженицын сам работал в спецхране, и в том случае, если спецхрановские материалы были получены им из чужих рук, оказывается, что КГБ не только был в курсе работы писателя над «Архипелагом», но и содействовал ей.

Имел А.И. Солженицын доступ и к другим закрытым материалам.

В «Телёнке» он рассказывает, что «свои люди» были у него и «в спецхране Ленинки»[1031]. Я не буду демонизировать работников спецхрана (по своему опыту могу сказать, что там были разные люди), но все они не только проходили проверку КГБ, но и находились в двойном подчинении. Поэтому их либерализм имел чётко очерченные границы. В своё время в той же Ленинке мне, уже кандидату наук, члену КПСС, было отказано в выдаче книги Л.Д. Троцкого «Моя жизнь», несмотря на то, что все необходимые для этого формальности мною были соблюдены.

А.И. Солженицын вспоминал, что его поклонники работали и «каком-то библиотечном партийном фонде, да где? На площади Дзержинского, прямо против Большой Лубянки! И что за фонд! Из каких-то полузапретных, но всё ещё не уничтоженных книг, так что была у них возможность списывать якобы уничтоженные, а на самом деле не уничтожать, — мне, например, давать… И один раз настояли они — посетить их прямо там, в фонде, походить вдоль полок»[1032].

Причём даже после 1965 г., когда на руках уже были и «Пир победителей» и другие его антисоветские вещи. Когда в ЦК КПСС уже было известно, что он пишет «Архипелаг».

Отмечая факт слежки КГБ за ним и близкими к нему лицами, А.И. Солженицын привёл в журнальном издании «Телёнка» (1991 г.) следующий факт: «В марте 1972 г. как-то раз доброхоты в одном учреждении, где прохожий гебист положил портфель и отлучился в другую комнату, с отчаянной смелостью заглянули в портфель, успели перекопировать и передать мне:

«I отдел 5 Управл. КГБ при СМ СССР — Широнину; Ленинград, УКГБ — Носыреву. 6 марта вечерним поездом из Москвы в гор. Ленинград в сопровождении "НН" выезжает жена "Паука" — Решетовская Наталья Алексеевна. Просим Вас дать указание продолжить мероприятие “НН” в отношении Решетовской, выявлять посещаемые адреса. В Ленинграде Решетовская ориентировочно пробудет до 19 марта. Зам. начальника Управления КГБ ген-майор Никишкин»[1033].

Названными им «доброхотами» были, если верить ему, «двое парней в Радиокомитете на Новокузнецкой»[1034].

Как же приведённый документ мог оказаться в портфеле «прохожего гебиста» в Москве на Новокузнецкой? Ведь он был направлен в Управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Конечно, в Москве в 5-м Управлении КГБ должен был отложиться отпуск этого документа (его копия). Но подобное письмо, имевшее оперативный характер и относившееся к числу совершенно секретных, никто не имел права положить в портфель и вынести из здания ни на Лубянке, ни на Литейном. Да кому и зачем его нужно было таскать в портфеле?

Можно было бы допустить, что по наивности А.И. Солженицын стал жертвой чьей-то мистификации. Однако обращает на себя внимание, что в опубликованном документе совершенно точно названы фамилия начальника Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области Д.П. Носырева, а также работника 5-го Управления КГБ B.C. Широнина и допущена неточность лишь в передаче фамилии заместителя начальника этого управления, которого звали не Никишкин, a B.C. Никашкин. Я не знаю, как с этим обстоит сейчас, но в былые времена эти фамилии в телефонных справочниках не печатали. Поэтому они были известны только лицам, работавшим в КГБ или же близким к этому учреждению.

Но самое главное в другом: в документе приведена оперативная кличка, под которой А.И. Солженицын действительно проходил по наружному наблюдению и которая в те времена принадлежала в стенах КГБ к числу совершенно секретных, — «Паук»[1035]. Это значит, что даже если рассматриваемый документ представляет собою мистификацию, всё равно к ней были причастны органы госбезопасности.

Но зачем и кому нужна была такая мистификация?

Была ли А.И. Солженицыным опубликована копия подлинного документа или его подделка, ещё предстоит выяснить. Предстоит выяснить и то, с какой целью она была ему передана. Однако в данном случае более важным является другое — отсутствие в опубликованном тексте фамилии упоминаемого в нём агента наружного наблюдения, вместо которой значится «НН» и обозначенное подобным же образом название проводимого «в отношении Решетовской» «мероприятия»[1036]'. Этого не могло быть ни в оригинале, ни в копии документа. Не могло этого быть и в том случае, если бы он была подделан.

Но тогда следует признать, что фамилия агента наружного и название операции были исключены при публикации самим Александром Исаевичем.

Получается, что «Паук» даже в 1991 г. в далёком Вермонте, предавая этот документ огласке, соблюдал интересы ведомства!!!

Невероятно, но факт.

Оказывается, и ведомство блюло интересы своего непримиримого противника. 3 июля 1990 г., когда А.И. Солженицыну ещё не было возвращено гражданство, КГБ уничтожил «путём сожжения» все 105 дел «оперативной подборки на “Паука”», а затем через С.П. Залыгина ему были переданы материалы, «относящиеся к его первому аресту в 1945 г. и его реабилитации в 50-е годы»[1037].

Итак, мы рассмотрели несколько эпизодов биографии А.И. Солженицына, которые свидетельствуют не о противоборстве, а о сотрудничестве между ним и КГБ[1038]'.

В связи с этим особого внимания заслуживает письмо А.И. Солженицына, которое он направил из ссылки Н.А. Решетовской 12 сентября 1953 г. (обращаю внимание на дату): «Знаешь ли ты, моя девочка, что твой выход замуж есть пока единственная неудача в моей жизни»[1039].

А как же арест? А восемь лет неволи? Неужели все это было для А.И. Солженицына мелочью по сравнению с верностью жены? Обращаемся к тому же письму и читаем далее: «Если я не испорчу своей жизни её концом, то я жизнью прожитой удовлетворён. Кульминация уже, вероятно, позади»[1040].

Вдумайтесь в приведённые слова. Это писал человек, которому шёл 35-й год. Человек, с отличием закончивший университет, успешно прошедший войну и оказавшийся за колючей проволокой, пишет: «Я жизнью прожитой удовлетворён». И это после восьми лет заключения. Невероятно!

Удивляет и то, что он, оказавшийся на краю земли, в заброшенном казахском посёлке, считал, что «кульминация уже, вероятно, позади». Это значит, что осенью 1953 г. находящийся в бессрочной ссылке А.И. Солженицын и, казалось бы, не имевший никаких оснований для надежд на перемену в своей судьбе, готовился к какой-то развязке.