Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

17/ 30/ XI, 1923

Вечер(«Тень упала на белые стены…»)

Тень упала на белые стены,
Косяком уползла в потолок….
Завтра синее платье надену,
Руки спрячу под тёплый платок.

Знаю, будет неряшливо платье
И растрёпаны пряди волос.
Всё равно: в этом сером Сфаяте
Только холод, туман и хаос.

Дождь стучит в черепичную крышу,
Я не слушать его не могу!
В круглом зеркале завтра увижу
Очертанья неискренних губ.

Тень от полки, где свалены книги,
Чернотой неподвижной легла.
Знаю, странен мой облик двуликий
Разделённой души пополам.

Молча день наступающий встречу,
Буду ждать перед этим окном,
Если надо — весёлые речи
Разбросаю, не помня — о чём.

А потом, как всегда одиноко.
В непонятной тоске, не дыша,
Над испытанным томиком Блока
Человеческой станет душа.

Вечер бросит небрежные блики
В зачарованную темноту,
И проснётся мой образ двуликий
В соловьином звенящем саду.

1/ XII, 1923

«Заткнула пузырёк чернильный…»

Заткнула пузырёк чернильный,
Закрыла синюю тетрадь,
Откинула рукой бессильной
Волос растрёпанную прядь.

И от стены до тёмной двери
Отмеривала пять шагов,
И долго не хотела верить
В глухую тайну вечеров.

Но разноцветными стихами
Заговорила темнота,
И сказка о Прекрасной Даме
Упала в душу навсегда.

Лучей играющих — не надо,
Не надо прожитого дня!
Дрожит вечерняя прохлада,
Минуты тянутся, звеня.

В вечернем, тающем тумане
Легко и жить, и умирать.
Меня, наверно, не обманет
Перо и синяя тетрадь.

5/ XII, 1923

«Над таблицей логарифмов…»

Над таблицей логарифмов,
Над латинскими словами,
Над починкою бушлатов
День прошёл, как сон.
В голове стучали рифмы,
Мысли падали стихами
И вились лучи заката
В звонкий перезвон.

Так — от утреннего кофе
Скука до звонка в двенадцать,
И безделье от обеда
До шести часов.
Как размеренные строфы,
Жизнь не может изменяться,
И уводит в даль от света
В холод вечеров.

Дни, как белые страницы,
Залиты бесцветной ложью,
Скрыты в шёпоты и шумы…
Только вечер свят.
Час, когда дрожат ресницы,
Руки сжаты колкой дрожью,
Голова в упрямой думе
Падает назад.

Взгляд бесцелен, пальцы сжаты,
Нервно вздрагивают плечи,
Звонкие стихотворенья
Шепчет темнота.
Под туманами Сфаята
День грядущий злобу мечет.
В омуте грехопаденья
Только ночь свята.

5/ XII, 1923

«Лампа под зелёным абажуром…»

У муки столько струн на лютне,
У счастья нету ни одной.

Н. Гумилёв

Лампа под зелёным абажуром
Разливает неподвижный свет.
Вечерами холодно и хмуро,
Смысла им и оправданья нет.

Но едва заветные страницы
Тронет чуть дрожащая рука —
Ниже опускаются ресницы,
Снова возвращается тоска.

У неё так много звонких песен,
Столько окрылённых небылиц!
Тёмный вечер мы проводим вместе
В сумраке задумчивых страниц.

И когда она уходит снова
В час, когда светлеет темнота, —
Мне даёт магическое слово
Боль души и яркие цвета.

5/ XII, 1923

Жребий («Бросать свой взгляд в бездонность чьих-то глаз…»)

Бросать свой взгляд в бездонность чьих-то глаз,
Срывать улыбку с неподвижных губ…
Мне всё равно, что будет в этот час:
Я больше ярких слов не берегу.

Не вслушиваясь в путаную речь,
Сжимая пальцы неподвижных рук, —
В изгибах голоса, в дрожанье плеч
Угадывать смятенье и испуг.

А ночью думать, думать без конца,
И рвать зубами скомканный платок,
И вспоминать движение лица
На перекрёстках каменных дорог.

И в холоде тяжёлокрылых снов
Испытывать неназванную ложь,
И бросить в омут равнодушных строф
Небрежный взгляд и колющую дрожь.

7/ XII, 1923

«Хочу, чтобы смелым и юным…»

Хочу, чтобы смелым и юным
Мучительно сердце боролось,
Чтоб тронул заветные струны
Глухой, изменившийся голос.

Чтоб вихрем промчались недели,
Украшены жуткой игрою,
Чтоб искрой глаза заблестели,
А, может быть, — скрытой слезою.

Хочу в этих гаснущих бликах
Прочесть несказанную повесть,
А после — упорно и дико
Дразнить беспокойную совесть.

Хочу, чтобы руки дрожали
Глухой, неизведанной дрожью,
Чтоб голос срывался печальный,
С умолкнувшим странно-несхожий.

Рассерженной, чёрною кошкой
По сердцу скоблить и пророчить,
Чтоб там, за туманным окошком
Горел огонёк до полночи.

А после испуганной мышью
В красивой печали зарыться,
Чтоб вновь опускались ресницы,
Всё тиши, всё тише и тише.

9/ XII, 1923

«Тихо я склонилась над работой…»

Тихо я склонилась над работой,
Билась в пальцах лёгкая игла.
Я стихами говорила что-то,
А о чём — сама не поняла.

Было сердце острой болью сжато,
Я о ней старалась поза. быть,
Ставила нелепые заплаты,
Поминутно обрывала нить.

В стену мне уже ни раз стучали,
Звали, чтобы я туда пришла,
Но боюсь, что о моей печали
Скажет непослушная игла.

Подожду ещё одна немного,
Всё равно — за дверью дождь и тьма.
Может быть, рассеется тревога
Над знакомым почерком письма.

Этот вечер будет неизменным,
Как в каком-то гаснущем бреду…
Всё равно… Потом пальто надену,
Волосы поправлю и пойду.

Знаю, что там людней и светлее,
Там не трудно мне весёлой быть…
А о том, что сердце холодеет,
Никому не нужно говорить.

17/ XII, 1923

«Лёгкий запах никотина…»

Лёгкий запах никотина.
Держит твёрдая рука
Деревяшку мундштука.
Чуть качаясь, паутина
Опустилась с потолка.

Взгляд открытый и задорный,
Морщится насмешкой лоб…
Разговоры за столом…
С галуном его погоны
Блещут ярко и светло.

Ни печали, ни страданья
В чуть расширенных зрачках:…
Лёгкий запах табака…
Медленное колебанье
Синего воротника.

21/ XII, 1923

Сфаят. Сцены в трёх картинах

КАРТИНА ПЕРВАЯ
Около полудня. День хмурый. Налево — небольшой барак-камбуз. Перед ним несколько кадет носят кадки. Вдали, за бараками, видны долины, канал, озеро. За озером — горы. Над ними вырисовываются очертания Загуана. Над обрывом, на котором начинаются масличные рощи, стоят двое. Около бараков ходят фигуры, тяжело перешагивая через лужи. Бродят утки и куры. На верёвке развешено бельё. Сфаят — беженский лагерь около Бизерты.
ОНА
Сегодня ясно виден Загуан,
Хоть тучами затянуто полнеба,
А из долины тянется туман…
Вы были в городе?
ОН
Нет, не был.
ОНА
А будете?
ОН
Погода… не того…
И выйти не успеешь, дождь застанет
ОНА (смотрит на часы)
А! всё равно! В безделье да в тумане
Не надо больше ничего!
ОН
Хотелось вам?..
СТАРШИЙ ДЕЖУРНЫЙ КАДЕТ (выходя из дверей камбуза)
Сюда тащи скорее:
Пока вода идёт — бери живее!
(Двое кадет подносят кадку к крану)
ПЕРВЫЙ
Вот и пришла дождливая пора!
ВТОРОЙ
Вчера схватил я три часа винтовки.
ПЕРВЫЙ
За что же?
ВТОРОЙ
От наряда я словчил вчера,
Да наскочил на ротного.
СТАРШИЙ ДЕЖУРНЫЙ (иронически)
Что ж так неловко?
(Мимо барака проходит дама в тёплой, серой вязанке и танках. В дверях барака показывается молодая дама)
ДАМА В ТАНКАХ
Вот и дождались маленького дня,
А как назло — сегодня стирка у меня!
ДАМА В ДВЕРЯХ (рассеянно)
Да, плохо, холодно.
ДАМА В ТАНКАХ
Что ж хуже?
Да муж ещё ушёл на форт,
Вот и стирай теперь одна, без мужа!..
ПЕРВЫЙ КАДЕТ
Я разворачивался там за первый сорт.
СТАРШИЙ ДЕЖУРНЫЙ
Где?
ПЕРВЫЙ КАДЕТ
Там… у итальянца
(Проходят два офицера)
ПЕРВЫЙ (указывая рукой на канал)
Вот видите — дредноут тот стоит.
ВТОРОЙ
Но кто — американец?
ПЕРВЫЙ
Да, кажется. Однако, грозный вид.
(Проходят за угол)
ТРЕТИЙ КАДЕТ (второму тихо)
Полковник сердится опять.
ВТОРОЙ
Так что ж?
ТРЕТИЙ
Так что же? Ну, мой милый, врёшь.
(Проходит господин в штатском ленивой походкой. Кадеты отдают честь)
ШТАТСКИЙ
Володя, здравствуйте! Что на обед?
КАДЕТ (громко)
Фасоль и винегрет!
(Двое над обрывом)
ОНА
Так жить, в тумане, в нищете убогой,
Бояться грязных сплетен и молвы,
Забыть себя. Утратить веру в Бога!
И жизнь прекрасною зовёте вы?
ОН
Смотрите в даль. Там — волны, море,
В глухой ложбине расцвели цветы…
Как мелки мы, как мелко наше горе
Перед величьем гордой красоты.
Как хороша и как строга природа,
Взгляните — озеро, как бирюза…
(молчит)
Однако скверная погода,
И к ночи будет сильная гроза.
ОНА
И это — жизнь! Волненье, холод, ссоры,
Озлобленность, пустые разговоры,
Ненастье, сырость, ветра свист…
ПЕРВЫЙ КАДЕТ
Когда в Сфаят отправился горнист,
Дождь лил, как из ведра.
Не знаю, что-то будет в воскресенье…
ОНА (задумчиво)
И так теряются все лучшие мгновенья.
Да что! Давно мне замолчать пора!
Зачем бессмысленность в стенах Сфаята?
Зачем обман? Глухой тоской объята,
Я догорю, как сальная свеча…
ОН
Смотрите — три весёлые луча
Играют там, на черепичной крыше,
На ветках наклонившихся маслин,
Когда вам душу тронет хоть один,
Светлее станет там и тише..
(Около камбуза заметно движение. Из центра лагеря выбегает толпа кадет в бушлатах, с жестяными баками в руках. Крики, шум, разговоры в очереди)
ПЕРВЫЙ
А ты сегодня ловко отвечал!
ВТОРОЙ
Представь — и книги-то не раскрывал!
А ведь и спрашивал меня он строже,
Чем, например, тебя.
ПЕРВЫЙ (с сомнением)
Положим…
ПРОХОДЯЩИЙ КАДЕТ (другому)
Но это отвратительная ложь!
ГОЛОС
На арестованных возьмёшь?
МАЛЕНЬКИЙ КАДЕТ (задорно)
По алфавиту до меня ещё далёко!
(Разговор в другой группе)
ПЕРВЫЙ
В кабинке у неё портрет
ВТОРОЙ
Кого?
ПЕРВЫЙ
Да Блока!
ВТОРОЙ
Оригинально! Мило! Знаешь ли, что он
Новатор, футурист, социалист, масон.
(Дежурный кадет выходит и звонит в подвешенную медную ступку. Слышен громкий, трескучий звон. Двери бараков распахиваются и фигуры с кастрюлями поспешно направляются к камбузу. Встречаются, раскланиваются).
ОДНА ДАМА (другой)
Вы в город не пойдёте ли случайно?
ДРУГАЯ
Иду, мне надо нитки покупать.
ПЕРВАЯ
Не трудно будет вам купить мне чайник?
ВТОРАЯ
Какой?
ПЕРВАЯ (через голову кадета, который проходит между ними)
Эмалированный, так, франков в пять.
(Скрываются за дверью. Подходит господин в штатском, с большой кастрюлей, вздыхая и раскланиваясь)
ДАМА (улыбаясь)
Сегодня вы дежурный?
ШТАТСКИЙ (со вздохом)
Да, дежурю,
И выдержал уже порядочную бурю.
(Входит в дверь)
ОДИН КАДЕТ (другому иронически)
Заметил, как она смеётся странно
Под томным взглядом Дон-Жуана!
ПЕРВЫЙ БАКОВЫЙ
Пойдёшь ты к итальянцу в воскресенье?
ВТОРОЙ
Нет, на эскадре проведу весь день я.
(Проходит группа арабов, босиком, в тёмных, рваных костюмах. Арабчёнок в красной феске забегает вперёд)
АРАБ
Бонжур!
АРАПЧЁНОК
Рюсс, рюсс, карош!
КАДЕТ (вдогонку другому)
Так, на лазарет берёшь?
(Начинается дождь. Сначала лениво, по капле, но скоро переходит в шумный ливень. Всё обесцвечивается, становится серым и мокрым. Все прячутся. Лагерь как бы пустеет. Из-за угла выходит человек, не то штатский, не то военный, в суконной рубашке, без шапки)
ГОСПОДИН
Всё ждать, всё ждать, не видеть даже света,
В тумане, в сырости… О, вечный бред!
Нигде не видеть тёплого привета,
Нет силы, нет!
Упрямая, назойливая дума
В висках, как молотом, стучит, стучит…
О, сердце, не стучи так страшно и угрюмо,
Молчи!
Я молодость оставил там, далёко!
Я всё сломал!
Как безнадёжно всё, как одиноко!
Мне кажется, что я схожу с ума…
ДРУГОЙ (подходя к нему)
Идёмте же обедать.
ГОСПОДИН Я иду.
(Второй уходит)
Как холодно. В душе такой же холод.
В висках стучит тяжёлый молот.
(Решительно и спокойно)
Нет, никуда я больше не пойду!
(Стоит над обрывом, скрестив руки на груди. Взгляд безразличен, ничего не выражает, брошен в пространство. На лице равнодушие. Ветер колышет его волосы. Дождь струится по голове и плечам. Волосы липнут к вискам. Даль затягивается серой пеленой дождя)
КАРТИНА ВТОРАЯ
(Вечер, Темно. Вырисовывается белое, каменное шоссе. По обе стороны — кривые стволы маслин и кактусов. Направо — гора. Наверху блестят тусклые огни Сфаята. Налево — высокая шелковица и каменный бассейн для стирки белья. Порыв ветра шелестит в суховатых листьях маслин. Тихо. Иногда доносится хохот шакала. Над каналом сверкают огни кораблей. Вдалеке слышится громкая, дружная песня. Доносятся слова: «И трепетал сильнейший в море враг, Андреевский увидя флаг». В темноте вырисовываются две фигуры. Голоса — мужской и женский)
ОНА
Дредноут в порт вошёл.
ОН
Американцы.
ОНА (мечтательно)
Там, бал сейчас.
ОН
Да, блеск, веселье, танцы.
А здесь темно. Пустующий Сфаят…
ОНА
Как весело огни на кораблях горят!
А здесь… Сфаят… О, как я ненавижу!..
ОН
К чему стремитесь вы?
ОНА (восторженно)
К Парижу!
ОН (тихо)
Париж… да. Холод… Завод Рено.
Гудок визгливый автомобиля…
На крышу выходящее окно,
Или подвал в сырости и пыли.
И жить и думать, как заведено…
Об этом вы не позабыли?
Не вам раскрыт расчищенный сад…
Прячут вас фабричные дымы…
Гранд Опера… свет слепит глаза…
Но, торопясь, вы проходите мимо.
И зависти падает слеза
Совсем невольно и неуловимо.
Потом красивый, нарядный бульвар.
Вы — не в модном пальто, вы бедно одеты…
Улиц и фабрик вас задушит угар.
И когда настанет сухое лето,
Самый юный будет дряхл и стар…
Вы думали когда-нибудь об этом?
(Медленно проходят, скрываются в темноте. Раздаются звонкие шаги, и появляется вторая пара. Идут молча. Откуда-то сверху слышится песня)
ОНА (рассеянно)
Уже идут на форт… Темнеет рано…
Не то, что летом… даже странно…
(Молчание)
ОН (тихо напевая)
«И трепетал сильнейший вдвое враг…»
(Неожиданно)
Понравился вам Сирано-де-Бержерак?
ОНА (тем же тоном)
Да… Хорошо. Картины очень ярки…
(Молчание)
Достали вы мне Аргентины марки?
ОН
Нет, не достал, но я достану вам!
(Крик совы прорезает тишину. Она вздрагивает)
Что вы?
ОНА (взволнованно)
Нет, ничего… Сова…
ОН
С каких же пор бояться стали вы
Предчувствий, темноты, совы?
ОНА
Здесь посидим немножко у колодца.
ОН
Опять вы будете играть, смеяться и колоться?
ОНА (насмешливо)
Вы принялись за старое опять?
А почему же мне не поиграть?
(Подходит к бассейну и садится)
ОН (задумчиво)
И здесь в былое время я не раз
С каким-то силуэтом видел вас.
ОНА (оживляясь)
Быть может… О, как время то далёко,
Когда мне душу захлестнул сирокко!
ОН (тихо)
Вам дорого то время?
ОНА
Да, оно
Вселило в душу странное веселье…
Потом прошло. Прошло в душе похмелье,
И вот опять там пусто и темно.
ОН (не слушая)
Да, вас любил нечаянно встречать я…
Он в белом был… Вы в лёгком синем платье.
Смеялись вы, а смех ваш молодой
В душе моей звучал смертельною тоской.
(Внезапно, как бы очнувшись)
Любили вы его?
ОНА (задумчиво)
И да, и нет.
ОН (почти шёпотом)
Когда услышу я ответ?
ОНА
Не всё ль равно? Вам это знать напрасно.
(Задорно)
Теперь играть хочу я!
ОН
Но игра — опасна….
(Громко, как бы спохватившись)
Играйте, да, во мгле пустых дорог,
Пока покорность здесь, у ваших ног!
ОНА (вставая)
Идёмте дальше.
(Они идут по шоссе)
Знаете, когда я так иду,
Здесь, по шоссе, в пустую темноту,
В крови стучит какая-то тревога,
Мне страшной делается белая дорога,
И кажется, что близко здесь черта,
А перейти её нет мочи…
ОН
Боитесь вы совы, тумана, ночи?
ОНА
Нет, нет, идёмте до конечного куста.
ОН (тихо)
Боитесь вы?
ОНА
До перекрёстка. Пусть темно!
Хотя на Старый Форт, мне всё равно!
(Скрываются в ночь. Некоторое время дорога пустеет. Потом пробегает рыжая собака. Слышатся приближающиеся шаги. Появляются двое в гардемаринской форме)
ПЕРВЫЙ
Нет, вот, сиди теперь и жди!
И, кажется, что безнадёжно!
Ещё, вдобавок, начались дожди.
ВТОРОЙ
Да, больше верить невозможно!
Всё обещают, а надежды нет.
ПЕРВЫЙ
Что ж! Будем здесь, закиснем в этой яме,
Забудем всё, останемся глупцами
И не увидим университет.
ВТОРОЙ
Так значит — никогда не верь надежде…
ПЕРВЫЙ (показывая на шелковицу)
Залезем же сюда, как прежде…
(Залезают на дерево и молчат. Появляется третья пара. Идут, разговаривая вполголоса)
ОНА
Что вас заставило покинуть Крым?
ОН
Да то же, что и вас, там не было сомнений.
Грузили корабли, и я попал последний…
И вот мы в Африке сидим.
ОНА
Что вы оставили?
ОН
Отца и мать,
И косы длинные, любимые украдкой,
Уют, ребячий смех, зелёную лампадку…
Всё то, о чём мне больно вспоминать.
И грустно мне, что никогда
Уж больше не вернусь туда.
ОНА
Зачем такие мысли допускать?
Зачем себя настраивать? Конечно,
В семейный круг вернётесь вы опять,
И будет счастье — бесконечно.
ОН
Неискренен, неверен ваш ответ
Пройдут года, быть может, много лет…
Моё предчувствие давно пророчит,
Что прошлому возврата больше нет
(Молчание)
ОНА
Какие пасмурные стали ночи.
ОН (задумчиво)
Ещё сильней воспоминанья этих мест!
Когда я в первый раз, печальный и убогий,
Шагал лениво по краю дороги,
Не думал я…
ОНА (медленно)
Среди маслин я вижу крест
ОН (испуганно)
Опомнитесь, что с вами! О, волненье!
Теперь вам всюду чудятся виденья.
ОНА (не поворачиваясь)
Идёмте, сердце стало глуше биться,
Мне страшно поднимать ресницы.
(На дорогу падают длинные, чёрные тени. Она вскрикивает)
ОН
Что с вами?
ОНА (тревожно)
Тень, здесь тень легла…
Я не могу идти, дрожат колени…
ОН
Здесь всюду от деревьев тени…
ОНА
Нет, здесь уронила тень живая мгла.
ОН
Что с вами?
ОНА
Слышите, как шелестят маслины,
Как стон растёт всё ближе и ясней?
ОН
Нет, это только ветер из долины.
ОНА
Назад, назад скорей!
(Яркая молния освещает белое шоссе, кудрявые маслины и тёмные фигуры. Гулкий и сдавленный гром прорезает ночь. Возвращается первая пара)
ОНА
Как холодно. Уж руки колет дрожь.
Как жаль, что не накинула бушлата!
Пустынно, жутко всё, и не поймёшь,
Какой печалью сердце сжато.
Всё кажется, что ждёт уродливая ложь
В бараках деревянного Сфаята.
И отчего так страшны вечера?
Как будто в вечность падают мгновенья.
Все дни, как дни, всё то же, что вчера.
Что будет завтра?.. Те же тени…
Но жуткой кажется вечерняя игра,
Как будто этот день последний!
(Уходят)
ВТОРОЙ ГАРДЕМАРИН (слезая с дерева)
Какой туман… какая тьма…
ПЕРВЫЙ
Здесь скоро все сойдут с ума!
Не знаю, от чего: от скуки, от вина,
Но скоро общее безумие настанет
В холодном дождевом тумане
Здесь близко поселился сатана!
ВТОРОЙ
Но странно — днём тревоги я не вижу.
ПЕРВЫЙ (решительно)
Сходить с ума, так уж в Париже!
(По шоссе проходит одинокий силуэт без шапки, с опущенной головой. Ночь и туман поглощают его)
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
(Поздний вечер. Маленькая, деревянная комната, почти сарай. Окно и дверь занавешаны одеялами, потолок тоже из одеял. Пред окном — маленький стол, покрытый каким-то одеялом. У другой двери — низкая постель. На стене, против двери — полка с книгами. Рядом, на паспорту, портреты Чехова и Блока. На столе лампа под зелёным абажуром из бумаги, чернила в пузырьке, перья, карандаши, тетради и листки бумаги. В жестяных банках — два букета ирисов. Тихо. Временами дождь стучит по стенам и крыше. Ветер дёргает ставни. За стеной слышен шум и разговор. Иногда под окошком раздаются шаги. Я сижу перед столом, неподвижно, сжав руки. Взгляд устремлён на цветы. Передо мной раскрытый том Блока. Молчание.)
Я (тихо)
И снова вечер. Снова этот стон,
Такой неясный и неуловимый.
Дрожит и веет легкокрылый сон,
Скользящий мимо.
Порывы ветра всё сильней.
Всё — отцветанье, мгла и темень…
Зачем, зачем явились мне
Две тени!
Недвижные цветы
Мертвы и безутешны.
Виденья темноты
Так нежны.
Слышен Далёкий звон…
И в сердце стон — Тише.
(Порыв ветра заглушает последние слова)
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ
Ну, выучил французские глаголы?
Ты у меня смотри, прилежнее учи!
Я
Вот лампы огонёк весёлый
На стол бросает яркие лучи.
И над страницами любимой книги
Цветут красиво-гаснущие миги.
(В соседнем бараке спевка. Доносятся мотивы и слова молитв. Занавеска на окне колышется и тени двигаются)
Дрожат, дрожат загадочные тени,
Скользя во тьму…
Нет, никогда сверкающих мгновений
Я не пойму.
Скользят, скользят куда-то в бесконечность,
Туда, туда.
Нет, никогда мне не постигнуть вечность,
Нет, никогда!
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ
Скажи, как будет parti cipe passe?
Я (рассеянно)
Вот так скользили тени по шоссе…
И кровь настойчиво в висках стучала.
А я тогда хотела слишком мало.
ХОР
Рождество Твоё, Христе Боже наш…
Я
Как мучительно, как всё странно.
Холодный вечер душит туманом,
Дрожит в руке карандаш.
Мне кажется, что я сошла с ум, а,
Какой-то бред мне сердце сжал…
ХОР
Воссия мирови свет разума!
Я
И тени, тени молчат, дрожа.
Каких-то звуков сплетаются нити.
Мне хорошо в этом злом бреду.
ХОР
Хвалите имя Господне, хвалите!
Я
Нет, я себя никогда не найду!
ГОЛОС В ПОРЫВЕ ВЕТРА
Для чего здесь бьётся горячее
Сердце, скованное из огня?
В этих стенах глаза незрячие
Не увидят весеннего дня.
Никогда глаза молчаливые
Не увидят красивых снов.
Никогда эти пальцы лживые
Не напишут звенящих стихов.
Будет тише, будет беззвучнее,
Будут лживее блики глаз.
И последние фразы скучные
Бросят губы в полночный час.
Я (рассеянно)
Зачем, скажи, твой голос скользящий
Так странно похож на мой?
Зачем ты смущаешь покой дрожащий,
Вечерний покой?
Зачем ты жутко за тёмной ставней
Бросаешь свой вещий крик?
Кто ты, пугающий песней давней,
Кто ты, мой двойник?
(Под окошком раздаются шаги)
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
Идите осторожнее, здесь лужи.
ВТОРОЙ
Я думаю, что завтра будет хуже
А в город надо мне — дела.
Хоть выколи глаза — какая мгла.
ПЕРВЫЙ
Спросите, может быть, пойдёт в Бизерту мул?
Тогда и я бы к вам примкнул.
(Голоса замолкают)
Я (перелистывая книгу)
Что мне прочесть? Пылает голова.
Сильнее стало сердце биться…
Как помню я красивые страницы,
Загадочно звенящие слова!
Здесь всё, как бы моё, всё мне родное,
Здесь похоронен мой двойник.
Я помню груды книг на аналоях,
Прекрасной Дамы нежный лик.
Через туманы тёмных лет я вижу
Метель, печаль, снега,
Дрожащий свет, когда в соборной нише
Блестят, играя, жемчуга.
Мне кажется, я слышу голос ломкий,
Его печаль мне так близка.
Загадочной прекрасной Незнакомки
Я вижу тёмные, упругие шелка.
Моей души, унылой и заброшенной,
Неверный образ узнаю опять.
А голос говорит.: «Уменьем умирать,
Пойми, душа облагорожена!»
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ
Да всё не так, баранья голова!
Отдельно ты выписывай слова!
Я (беру синюю тетрадку)
Опять со мной ты, синяя тетрадь.
Но что писать? И стоит ли писать?
Всё о себе, да о своей печали
Мои стихи настойчиво звучали.
Теперь уже печали нет моей,
Не так меня пугает холод дней,
Печальный вечер тайною святыней,
Дрожа, касается моей гордыни.
ГОЛОС В ШУМЕ ДОЖДЯ
Беззвучных губ надменная печаль
О близкой гибели пророчит.
Глазам холодным ничего не жаль
В туманах ночи.
Бессильных рук, дрожащих плеч
Не тронет отблеск света.
И ночи путаная речь Звучит ответом.
(Тень пробегает по стене. Кажется, что портрет Блока шевельнулся. Губы складываются в насмешливую складку, глаза остаются безучастными)
ХОР
Святый бессмертный, помилуй нас!
Я
Зачем меня пугает тёмный час?
Мой голос, мой двойник, скажи, зачем
Сплелись две тени на моём плече?
Скажи, упало солнце навсегда?
ГОЛОС
Да.
Я
Когда закатом искрилось окно?
ГОЛОС
Давно.
Я
Когда я пела песни о весне?
ГОЛОС
Во сне.
Я
Смогу ли я понять весенний свет?
ГОЛОС
Нет.
Я
Скажи, я не увижу солнце никогда?
ГОЛОС
Да.
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ
Le mepromene, tu tepromene, il sepromene…
Я
Боится сердце роковых измен.
Что делать, если холод тёмной ночи
В душе моей колдует и пророчит!
Пройдёт зима… Настанет вновь весна,
Звенящей станет тишина.
А что же дальше? Зацветёт Сфаят,
Лучи в оконном глянце заблестят.
А там — нет, и думать не могу я,
Чего там жду, о чём тоскую,
Что мне назначила судьба?
Я знаю миг, когда улыбка
На плотно сомкнутых губах
Сверкнёт загадочно и зыбко,
Потом — пусть слёзы, пусть печаль.
Мне нечего терять в Сфаяте,
Когда душа горит в закате —
Мне больше ничего не жаль…
Как надоел мне этот вечный шум
Дождя, стучащего по крыше…
Как много безответных дум…
(Доносятся откуда-то крики. Стонет ветер. За стеной шипит примус. Задумчиво)
Но что же будет там, в Париже?

13–14/ XII, 1923