Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

16/ XI, 1923

«Там, над каналом, видно из Сафята…»

Там, над каналом, видно из Сафята —
Засыпаны алмазами огней,
Сверкают ярко-тёмные громады
Вчера вошедших кораблей.

Как много яркости, как много света,
Мигающих, сигнальных огоньков!
Как тусклы редкие огни Бизерты,
Как бледны звёзды маяков.

Темно в Сфаяте. Через ставни кисло
Роняют окна бледные лучи.
Седая ночь над крышами повисла,
На облаках колдует и молчит.

Здесь вечный бред. Здесь жизни слишком мало.
И в сердце мало солнечных лучей.
Невольно смотришь в сторону канала,
На блеск случайных кораблей.

Ревёт во мгле тревожная сирена,
Скользит прожектор по воде.
Ненастный дождь лениво бьётся в стены…
Глухая злоба бродит в темноте…

21/ XI, 1923

«Всё писем жду, а писем нет…»

Всё писем жду, а писем нет,
И дни почтовые так редки.
Сквозь пыль струится тусклый свет
В законопаченную клетку.

Здесь, в этой клетке, вянут дни,
Как нерасцветшие бутоны,
Дрожат вечерние огни,
Дрожат закатные трезвоны.

А я покорно жду весны.
Когда весёлый луч весенний
Скользнёт с небесной глубины
На облупившиеся стены.

Всё жду весёлых дней, когда
Без тени злобы и упрёка
Американский карандаш
Напишет солнечные строки.

Но нет ни писем, ни весны.
И дни идут, идут мгновенья…
А мне взамен всего даны
Звенящие стихотворенья.

На этом письменном столе,
Покрытом тёмным одеялом,
Не раз в сырой, осенней мгле
Я строки робкие писала.

Пространство, время, жизнь мою
Я рифмой меряю крылатой,
И медленно, по капле пью,
Как чашу горького заката.

Печально стонут вечера,
Минуты холодны и немы,
Сегодня — то же, что вчера —
Латынь, стихи и теоремы.

И в тесной клетке, как в скиту,
Из часа в час переползаю,
Жду писем, солнца, жизни жду,
И дней погибших не считаю.

23/ XI, 1923

«Ведь молодость, как утро воскресенья…»

Греши, пока тебя волнуют
Твои невинные грехи.

А.Блок

Ведь молодость, как утро воскресенья,
Как отблеск счастия, как пьяное вино.
И пусть мечта, как шум и блеск весенний,
Ворвётся шумно в раскрытое окно.

Пусть моя, надломлена, увянет,
Хмельное солнце, поблекнув, догорит.
Настанет время и для покаянья,
Настанет время — душа заговорит.

Ещё не раз под тень епитрахили
Забьётся совесть и заблестит слезой,
Горячий лоб ещё коснётся пыли,
И тронут губы оправу образов.

Настанет хмель последнего экстаза,
И в полумраке, не плача ни о чём,
У тёмных позолот иконостаса
Проснётся совесть и загорит свечой.

24/ XI, 1923

«Коснувшись головой дверного косяка…»

Коснувшись головой дверного косяка,
Я вглядываюсь в бледный вечер.
Под тёплой шерстью серого платка
Неровно вздрагивают плечи.

Седая темнота на низких облаках
Размерней дышит и тревожней.
Глухая дрожь в опущенных руках
Напоминает о возможном.

И этот вечер странно бледен и могуч,
А там, на каменной дороге,
Играет с облаков скользнувший луч
И поднимается тревога…

Собачий лай разносится в тиши,
Бледнее свет на красной крыше,
И тихие слова раскрывшейся души
Всё безнадёжнее и тише.

25/ XI, 1923

Портрет («Ревматизмом согнутые пальцы…»)

Ревматизмом согнутые пальцы,
В омертвелом взоре — пустота,
Сжатых губ, уставших улыбаться,
Тонкая, упрямая черта.

Над бровями старческие складки
И волос спадающая прядь:
Роковые, страшные загадки
Всё равно теперь не разгадать.

Как на дне глубокого колодца,
Холодно, и сыро, и темно.
Временами мелкий дождик бьётся
В тёмное, немытое окно.

Прежних слов, что струнами звучали,
Бодрости и веры больше нет.
За угрюмо сжатыми плечами
Пустота в туман ушедших лет.

Мыслей не распутанных обрезки,
Холод незаполненных страниц.
Пустота и жуткость в тусклом блеске
За вуалью спутанных ресниц.

Некрасиво стянутое платье,
Под глазами след недавних слёз,
Странный блеск играющих в закате,
Равнодушно собранных волос.

Больше нет ни силы, ни желанья,
Даже солнце в окна не глядит.
И сознанье, жуткое сознанье,
Что его не будет впереди.

28/ XI, 1923

Вечером («По шоссе струятся тени…»)

По шоссе струятся тени,
Над каналом — фонари,
Ярко прорезают темень
Два огня из Пешери.

Тихо и мертво в Сфаяте,
Улеглась дневная пыль,
Мутно на озёрной глади
Отражается Феррвиль.

А вдали, над морем, низко,
У изгибов тёмных гор
Светит одинокой искрой
Догорающий костёр.

Тёмно-серые маслины,
В даль манящий огонёк,
Резкий ветер из долины,
С плеч срывающий платок.

Так же грустно было раньше
(Но когда? Когда?)
Только больше не обманешь,
Тишина и темнота.

28/ XI, 1923

17 ноября 1919 г. («Метель крутила мокрый снег…»)

Метель крутила мокрый снег,
Туман окутал цепь вагонов,
И жизнь свою без слов и стонов
Ломал упрямый человек.

Глядела ночь в пустые стёкла,
В углу горели две свечи…
В короткий день вся жизнь поблекла,
Погасли яркие лучи.

Стучали ровные колёса,
Смеялся в окна тёмный час,
Сверкали жалостные слёзы
Ещё недавно ярких глаз.

Уж сердце вещее сжималось
Предчувствием ужасных дней,
Уже тревога поднималась
В дрожанье гаснущих свечей.

Когда же все на колком сене
Неловко жались на полу —
Впервые лет грядущих гений
Явился в сумрачном углу.

17/ 30/ XI, 1923

Вечер(«Тень упала на белые стены…»)

Тень упала на белые стены,
Косяком уползла в потолок….
Завтра синее платье надену,
Руки спрячу под тёплый платок.

Знаю, будет неряшливо платье
И растрёпаны пряди волос.
Всё равно: в этом сером Сфаяте
Только холод, туман и хаос.

Дождь стучит в черепичную крышу,
Я не слушать его не могу!
В круглом зеркале завтра увижу
Очертанья неискренних губ.

Тень от полки, где свалены книги,
Чернотой неподвижной легла.
Знаю, странен мой облик двуликий
Разделённой души пополам.

Молча день наступающий встречу,
Буду ждать перед этим окном,
Если надо — весёлые речи
Разбросаю, не помня — о чём.

А потом, как всегда одиноко.
В непонятной тоске, не дыша,
Над испытанным томиком Блока
Человеческой станет душа.

Вечер бросит небрежные блики
В зачарованную темноту,
И проснётся мой образ двуликий
В соловьином звенящем саду.

1/ XII, 1923

«Заткнула пузырёк чернильный…»

Заткнула пузырёк чернильный,
Закрыла синюю тетрадь,
Откинула рукой бессильной
Волос растрёпанную прядь.

И от стены до тёмной двери
Отмеривала пять шагов,
И долго не хотела верить
В глухую тайну вечеров.

Но разноцветными стихами
Заговорила темнота,
И сказка о Прекрасной Даме
Упала в душу навсегда.

Лучей играющих — не надо,
Не надо прожитого дня!
Дрожит вечерняя прохлада,
Минуты тянутся, звеня.

В вечернем, тающем тумане
Легко и жить, и умирать.
Меня, наверно, не обманет
Перо и синяя тетрадь.

5/ XII, 1923