Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

• Название: Золотые миры.Избранное
• Автор: Ирина Кнорринг
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 5-86020-054-14

---

13. VI.42

Бессонница(«Тяжкий, плотный, пропылённый воздух…»)

Тяжкий, плотный, пропылённый воздух.
(Как ещё далёко до зари.)
За окном — пылающие звёзды
И притушенные фонари.

Мысли, мысли напряжённым строем —
О еде, усталости, войне,
О последнем, наконец, покое,
О ненарушимой тишине.

Так наедине с собой, без позы,
Рушится последний идеал.
И не успокаивают слёзы
Тех, кто страшно, навсегда устал.

Разве только — в очень сильной дозе
От всего поможет веронал.

16. VI.42

Колыбельная(которую я тебе пела)

Баю, баюшки-баю…
Как в далеком краю,
От весёлой земли
Уплывают корабли.
Чуть зарделась заря —
Поднимают якоря.
Шелестят паруса,
Голубеют небеса.
Есть зелёные моря,
Зори, цвета янтаря,
На морях — острова,
Изумрудная трава,
Розы алые цветут,
Люди чёрные живут
Все из кружев шалаши,
А вокруг — ни души.
Там живут дикари,
Ночью пляшут до зари.
В бубны звонкие бьют,
Песни громкие поют.
Жгут высокие костры.
У них копья остры.
Копья мечут легко,
Попадают далеко.
Льют цветы аромат
Звёзды ясные горят.
Ночь тепла, хороша.
А под сводом шалаша —
Дети маленькие спят,
Много чёрных ребят
Снятся каждому сны
Про тяжёлый плеск волны,
Про большие корабли
Из неведомой дали…
Шелестят паруса,
Голубеют небеса.
Детям хочется спать.
А вокруг благодать.
Круглый год там весна.
Красота, тишина.
На земле нет врага,
А в лагунах — жемчуга.
И нигде нет пестрей
Драгоценных камней.
И вот к этим островам
По зелёным морям
Из туманной дали
Приплывают корабли.
Будто крылья — паруса,
А над ними — небеса.
А на мачте высоко
Вьются флаги широко.
А на палубе — матрос
Вытирает красный нос,
Песню длинную поёт
Про пучину мёртвых вод;
Про оставленную даль,
Про тоску и печаль.
И в каюте — капитан,
Открыватель новых стран,
Всё над картою сидит,
Всё ночами не спит.
И полна голова
Дум про те острова,
Про чужие берега,
Про чужие жемчуга,
Про сокровища лагун —
Мысли жадные в мозгу.
А когда заря сверкнёт —
Дрёма сильного возьмет,
И приснится сон ему
Про далёкую страну,
Про большой тенистый сад,
Где берёзы шелестят.
Про родимый отчий дом
С расписным потолком
Про любимого отца
У высокого крыльца,
Про покинутую мать
(Горько мне вспоминать)
И про то, что он туда
Не вернётся никогда…
………………………..
…………………………….

Ирина Кнорринг с сыном

Николай Кнорринг

Книга о моей дочери

НИКОЛАЙ КНОРРИНГ.КНИГА О МОЕЙ ДОЧЕРИ

Валерий Антонов. Вступительное слово

«Книга о моей дочери»… Судя по всему, автор рукописи озаглавил ее вполне обдуманно. Это не художественное произведение (вымысел полностью исключен), это не очерк, не жизнеописание поэтессы Ирины Кнорринг, чьи стихи возвращаются постепенно на многострадальную ее родину. Можно было бы определить жанр рукописи как широкомасштабное исследование творчества и личности, стоящей за ним, но и это недопустимо: исследователь не беспристрастен в своих оценках — он отец поэтессы, потомственный русский дворянин, историк Николай Николаевич Кнорринг.

Перед нами книга отца о его дочери. Одновременно это книга историка о судьбе таланта в сложных исторических обстоятельствах.

Читатель, способный думать о настоящем и будущем своего отечества, найдет в «Книге о моей дочери», обращенной в прошлое, немало обнадеживающих нравственных моментов — блестяще исследованных и, помимо задачи автора, обобщенных, — которые укрепляют нашу надежду на оздоровление, казалось бы, безнадежно больной современной русской культуры, пережившей эпоху большевизма.

«Не оружие победит большевизм, он сам пройдет. Это болезнь. Но не к смерти приведет она Россию, а к цветущей славе. Большевизмом переболеет весь мир. Россия будет передовой страной, великой, славной и могучей, куда лучше, чем прежде, и Запад перестанет хвалиться перед нами, потому что Русский народ — самый лучший народ на земном шаре».

Отнесемся снисходительно к заимствованному пророчеству четырнадцатилетней девочки, улыбнемся перехлестнувшему в ней через край патриотическому чувству, но — да станет хоть на момент неловко нам, живущим и творящим на родной земле, за не столь обостренную любовь к ней.

Валерий Антонов

Писал я эту книгу о моей Ирине очень тяжело, с большими перерывами. Это объясняется, конечно, не только сутолокой нашей жизни, но и мучительными переживаниями печальных воспоминаний, связанных с этой книгой. Но я сознавал, что должен был собрать эти листочки литературного наследства моей дочери — дневники, заметки, письма — и рассказать о ее жизни, которая вся прошла перед моими глазами.

Я не претендую на безошибочность моих выводов и суждений и, тем более, на верность моей характеристики ее, как поэта, хотя я и старался быть объектным и даже порою суровым повествователем, — эта книга является, по своему значению, главным образом, собранием (далеко не полным) материалов о жизни и творчестве моей дочери и попыткой связать ее стихи с фактами ее жизни, т. е. дать комментарии к ее стихам.

Конечно, эта книга не рассчитана на широкое распространение, ее вероятная судьба — остаться семейной реликвией…

Но… все может быть… У каждого человека своя судьба, своя история, свой духовный мир, обычно скрытый. Но стоит только, по каким-либо причинам, открыться душе человека, как начнут звучать струны и запоет мелодия, своя, неповторимая, свойственная только ему одному.

Мне думается, что красота душевной песни Ирины, отмеченная за границей, может привлечь внимание читателей и на родной земле, и издание ее стихов и моих комментарий к ним было бы подлинным возвращением ее, как поэта, на родину, по которой она тосковала всю свою недолгую, скорбную жизнь…

Алма-Ата, авг. 1959 г.

I. НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

ЕЛШАНКА. ХАРЬКОВ

Ирина родилась 26 апреля 1906 г. (ст. ст.) в селе Елшанке Самарского уезда. Это было наше маленькое поместье, наше родовое «гнездо». Там родился и умер мой отец, там родился и я и провел свое золотое детство и юность. Но, в жизни Ирины Елшанка не занимала того места, как у меня или у моих племянников, живших там круглый год, потому что, кроме первых лет младенчества, Ирина бывала там только во время моих летних каникул.

Эту зиму я как раз прожил дома, то есть в Елшанке, потому что Московский университет, где я учился, после студенческих волнений 1905 года был закрыт. Летом в университете был организован летний семестр, и я ездил в Москву, помнится, на месяц, чтобы прослушать ряд курсов, хотя все-таки из-за забастовки потерял год.

Весна стояла очень теплая. Я помню эти апрельские дни. Я жил в доме брата, который находился рядом с отцовским, в котором отец жил один. Мы жили очень дружно. Жена моего брата была сестра моей жены. У брата был менее беспокойный и мнительный характер, чем у меня. В тяжелых случаях жизни, например, болезни и проч., я всегда находил в нем нужную опору. И теперь, помню, когда начались роды у жены — дело было ранним утром, — мы с братом находились в его кабинете. Я, слыша выкрики жены, очень волновался и все пытался послать за доктором в Кандабулак (село в 15 верстах), потому что нашего доктора в это время в селе не было. Брат некоторое время успокаивал меня, но, видя мое волнение, сказал: «Ну, посылай!» Я пошел к работнику, и когда возвратился, Нина, сестра жены, вбежала в кабинет с радостною вестью о рождении девочки. Послали остановить работника, который уже поскакал верхом и по дороге задавил курицу…

Ребенок был вполне благополучный, и вообще, все шло очень хорошо… Прошло лето. Осенью я поехал в Москву, в университет, а жена поступила учительницей в нашу сельскую школу. Школьные постройки были расположены тут же, на берегу озера, где и наша усадьба, саженях в пятидесяти от дома. Когда жена была в школе и давала уроки, то, в случае какой-либо надобности, в окне вывешивались определенные знаки, вроде платка, обозначавшие, что в доме требуется ее присутствие. В школе уже знали это, и иногда, среди урока, мальчики, увидев соответствующий знак, кричали: «Мария Владимировна, вас зовут!» и т. д.