Борис Фальков - Ёлка для Ба

• Название: Ёлка для Ба
• Автор: Борис Фальков
• Жанр: Современная проза

Фальков Борис Викторович, 1946, Москва. Член германского центра международного ПЭН-Клуба. Автор многих романов (Моцарт из Карелии, Трувер, Щелкунчики, Тарантелла и др.), повестей и новелл (Глубинка, Уроки патанатомии, Кот, Десант на Крит, Бомж и графиня СС, и др.), стихотворений и поэм (Простой порядок, Возвращённый Орфей), рассказов, статей и эссе. Переводился на немецкий, эстонский, английский, финский. Романы «Ёлка для Ба» и «Горацио» целиком публикуются впервые.

Джон Глэд, «Россия за границей»:

Стиль Фалькова более соответствует латиноамериканской традиции, чем русской, хотя его иронические сыскные романы имеют предшественников в фантастических аллегориях Николая Гоголя и Михаила Булгакова.

Вениамин Каверин:

Это проза изысканная и музыкальная. И лежит она несколько в стороне от основного пути русской литературы.

Нойе Цюрихер Цайтунг:

Последний роман Бориса Фалькова — своего рода музыкальное многоголосие в прозе. Точнее говоря, литераризация контрапунктической фуги. «Полифония в романе» Бахтина становится у Фалькова «Полифонией как роман», ибо две столь различные формы выражения как музыка и литература буквально приведены в созвучие.

Франкфуртер Аллгемайне Цайтунг:

Эта книга (Миротворцы) напряжённое, искусно сработанное и несмотря на позднюю публикацию ошеломляюще актуальное произведение. Сила автора в независимом обращении с литературной традицией, в остром слухе на фальшивые ноты в Истории, и в умной композиции. Его роман можно читать на многие лады: как антиутопию и как плутовской роман, как детектив и как сатиру.

Литературная Газета:

Повесть сия (Десант на Крит) принадлежит к тому роду литературы, которая видит чуть дальше и глубже, нежели так называемый «чистый» реализм.

Борис Гаспаров:

Очень хороший языковый вкус, ровный, объективный тон рассказа (Моцарт из Карелии) хорошо оттеняет его фантастичность. Лейтмотивы заплетены с большим мастерством, симфоническое построение формы проведено так строго и с такой интенсивностью, что в качестве аналогии вспоминаются разве что «Симфонии» Андрея Белого.

Сергей Юрьенен:

Фальков пошёл дальше Солженицына по крайней мере в одном — в многоголосии. Это человек-оркестр. Принцип полифонии он осуществил с полнотой, которой я в современной литературе не знаю.

---

— Я это знаю, — сказал я. — Ведь я знаю Ба.

— Не все женщины одинаково хорошо стригут ногти, — сказал Ив. — Но я думал, ты назовёшь Жанну.

— Жанна и Ба, — насупился я, — совсем разные. Теперь я это понял.

— Ты думаешь? — вздохнул Жора. — Дай Бог… тебе здоровья.

— Кишки с тебя вон, — разъяснил Ив.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Бог всё ему даст, если малыш не будет вбивать всё это себе в голову, как вальсы Шопена.

— Да, — сказал Жора, — не пора ли тебе домой, играть этюды?

— Успею, — сказал я. — Как же сам Сандро терпит такой обман?

— Упрямец, — закатил глаза Жора. — Ну хорошо, что, если я скажу так: Саня хочет, чтобы люди приглашали его к себе обедать. Больше того, он хочет эти приглашения принимать. Обрати внимание, нас с Ивом никто не приглашает пообедать…

— Тебе нужно оторвать всё, чтобы ты стал совсем гладеньким, — сказал Ив. Но что правда, то правда: и гладенькому тебе ещё придётся сильно попотеть, пока тебя пригласят, карлик. Пока тебя попросят полетать по их дому.

— Можно подумать, в сундуке не сильно потеют, — сказал я.

— Грубиян! — поставил свой диагноз Ив. — Скажешь, я не потею?

— Это ведь от жары, — возразил я, — а не от трудов. Так и отец в своей прозекторской, и Изабелла у себя в боксе, и её микробы, наверное, ещё как потеют.

— Там за это платят зарплату, — сказал Жора. — А у нас платят не за пот, а по маркам, со сбора.

— А Назарий говорит, что потеть обязательно, надо работать в поте лица. И Сандро, по-моему, потеет с головы до ног. Вот почему у него такие чёрные пятки…

— Тьфу! — сплюнул Жора. — Он думает, что этот номер, стрелять по тарелочкам, имеет ещё какой-то скрытый, высший смысл. Вроде как вальсы Шопена.

— Нет, он думает, что это вроде езды на мотоцикле задом наперёд, поправил Ив. — Такой же, мол, и у номера Сандро высший смысл.

— Какой странный мальчик! — сказал Жора.

— Очень странный мальчик, — согласился Ив. — Как же его примут в школу, такого урода?

— Высший смысл, по-вашему, и есть главное уродство, запомню, — пригрозил я. — И расскажу всем.

— Нет, ты не просто урод, — снова сплюнул Жора. — Ты глупый урод.

— Смотри, парень… Мой папа был глупый негр, и чем он кончил?

— А Ба никогда не потеет, — заявил я. — А весь дом держится на ней. Разве это не работа?

— Ты понимаешь, куда он клонит? — спросил Жора. — Что мы не стоим своих денег, потеем зря: на нас ничего не держится.

— Я понимаю, куда он клонит, — сказал Ив. — Всё ясно: он не собирается потеть в своей школе.

— Он собирается потеть только на переменках, — поправил Жора. — А на уроках пусть потеют другие, бездари, лентяи… Он же будет запросто получать оценки, и лучшие, чем они.

— Это грубо, — сказал я. — Ещё грубей, чем у Назария. А я уже давно играю во взрослой волейбольной команде. Мне доверяют подачи, и просят набрасывать на сетку.

— Ну, а бить-то тебе поручают? — запищал Жора. — Удары тебе доверяют?

— Да, допрыгиваешь ли ты вообще до сетки? — прогудел Ив.

— Я ещё допрыгну, — пообещал я. — Обязательно, сами увидите.

— Вот тогда и приходи на базар, — сказал Жора. — А так, коротышка, твой номер даже и не шестнадцатый: вообще без номера. Слушай, давай по-прямому… Ты своё место знаешь? Вот и хорошо: утри сопли и не обижайся. Держи удар. Смотри, я же не обижаюсь?

— Он не обижается, — подтвердил Ив.

— И я тоже, — сказал я. — Слушайте, если б вы знали, как вы мне нравитесь!

— А Сандро? — вскричали они оба: флейта и фагот.

— Это, — сказал я солидно, — дело совсем третье.

— Вот это — дело совсем другое! — пропищал Жора.

— Дело хорошее, — прогудел Ив.

— Лёгок на помине, — объявил я.

— Санька! — заорал Жора. — Этот малый и тебя обозвал дураком! Имеешь право присесть к нам.

— Лучше я откажусь от такого права, — на Сандро был халат без рукавов, — и постою.

— Мы славно тут болтаем, — сообщил Ив. — Позавидуешь.

— У меня дела, — сказал Сандро. — Мне ещё ногти стричь.

— У тебя они растут за четверых, — укоризненно сказал Жора. — А кто у тебя нынче маникюршей?

— Да в том-то и дело, что Катька хандрит, а очередь её. Прислал бы ты кого из своих… государевых людей. Кто-нибудь из ихнего цирка не прочь же на воле подработать, а?

— А вы бы пошли работать в Большой цирк? — спросил я.

— А говорили: болтаем славно. Ничего себе славно! — сказал Сандро. — По такому случаю дай закурить.

— У малыша тяжёлое детство, — объяснил Жора, раскурив и вложив ему в губы папиросу. — Прямо на части рвёт. Большой базар и Малый, Большой цирк и Малый, большие взрослые и малые дети, весь его родной городишко такой же: пополам.

— Поляризация, — применил свои познания я. — Но ведь и в Москве есть Большой и Малый театр. Отец говорит, в Большом неправильно играют Шуберта, Аве Марию.

— А я что говорю? Конечно, поляризация! Сказать по-прямому — шизуха. Cтарая малая часть и новая большая, два разных города в одном. И такая же у малого семья, две в одной. И какая-то из них неправильная, совсем не так играют Шуберта, как нужно. Я тебе, Сандро, пришлю одну коротконогую, будь спок, она старательная.

— Городишко у них диалектический, — возразил Сандро задумчиво. Папироса так же задумчиво гуляла из угла в угол его рта. — Вчера на Главной улице Новой части, гуляя и о чём-то задумавшись, может быть как раз и о Шуберте, погиб Главный врач больницы Старой части, а сегодня утром я уже читал в местной газете некролог.

— Погиб от огорчения, что в Новой части неправильно играют Аве Марию? поинтересовался Ив.

— Нет. «Победа» зацепила его ручкой дверцы, когда он готовился перейти улицу, за пуговичную петлю расстёгнутого пальто. Вот как диалектически тут переходят улицы.

— В такую кислую жару, и в пальто? — удивился Жора.

— Летнее пальто, летнее, — пояснил Сандро. — Тут ещё ходят летом в соответствующих пальто.

— Называется пыльник, — сообщил я. — Ваше пальто тоже можно так называть. А погиб доктор Щиголь, он знакомый моей Ба, и, конечно, Ди.

— Разумеется знакомый, — согласился Сандро, — как же иначе. Небось, и жил он в вашем квартале. А пыли у вас в квартале, действительно, многовато.

— Третий дом от нас, — уточнил я, — в начале соседнего квартала.

— Каков объём жизни! — воскликнул Жора. — И при этом — каков уют! Два квартала, и всё в них содержится, что ей нужно, жизни. За каким же чёртом доктора понесло в другой город…

— За смертью, — объяснил Сандро. — Нет, малыш, я бы не пошёл работать в Большой цирк. До него-то кварталов двадцать, если не сорок. И он как раз в той части города, которая неправильна. То есть, в другом городе.

— А мы скоро туда переезжаем… — с тоской сказал я. — Горздрав дал матери квартиру. Это её знакомый, к нам его не приглашают. Потому его отчества я не знаю, а фамилия его, наверное, Кругликов.

— Да и не возьмут меня туда, — поторопился Сандро, — моё место в Малом. Зато на Большом базаре.

— И хорошо, что не берут, вас там звали бы просто Колей, — выпалил я и покраснел.

— Фу, ну и подача, — посетовал Ив.

— Гнать его из команды, или пока только оторвать руки? — спросил Жора.

— Коля — красота и молодость мира, — сказал Сандро. — Разве я похож на молодость и красоту мира?

— По-моему, да, — ответил я.

— Он твой поклонник, Саня, — пояснил Жора, — а у всех твоих поклонников глаза застит. Малыш рассказывал, что в его семье из-за тебя раскол. У них ведь тоже эта, как её, диалектическая шизуха, то есть, поляризация.

— Очень приятно. Но Коля личность гармоническая, — упёрся Сандро. — Разве я похож на гармоническую?

— Когда выступаешь под гармонь, то да, — заявил Ив.

— У вас ведь нет накладного пуза, — сказал я, — значит, всё у вас гармонически. А многие другие стали пузо носить.

— Эта подача уже похожа на выстрел, но отнюдь не в яблочко, — скептически одобрил Жора.

— Зато прямо в пузо, — выжал я из себя, поднатужившись. — Выстрел в пузо и закопал, а надпись не написал, что у попа была соба…

— Ну, это ты брось: Саня тут тоже не причём, — сказал Ив.

— Однако, славно же вы тут болтаете, оказывается! — Сандро отплюнул папиросу. — Вам надо тщательней выбирать темы. Вот, Коля есть Главная тема Малого базара в будни. Там он по спекулятивной цене сбывает керосинки, закупленные в сибирской глубинке. А тут, на Большом базаре, в день воскресный, пристойней было бы беседовать об…

— … Эдике? — спросил Жора. — Не знаю, это ещё вопрос.

— That is the question.

— Ытлен авъэкэгыргыкэн тэимычьын, — выпалил Сандро.

— Так в Англии не говорят, — определил я.

— Зато на Чукотке все говорят именно так, — сказал Сандро. — Там все говорят только по-английски, уж я-то знаю.