Борис Фальков - Ёлка для Ба

• Название: Ёлка для Ба
• Автор: Борис Фальков
• Жанр: Современная проза

Фальков Борис Викторович, 1946, Москва. Член германского центра международного ПЭН-Клуба. Автор многих романов (Моцарт из Карелии, Трувер, Щелкунчики, Тарантелла и др.), повестей и новелл (Глубинка, Уроки патанатомии, Кот, Десант на Крит, Бомж и графиня СС, и др.), стихотворений и поэм (Простой порядок, Возвращённый Орфей), рассказов, статей и эссе. Переводился на немецкий, эстонский, английский, финский. Романы «Ёлка для Ба» и «Горацио» целиком публикуются впервые.

Джон Глэд, «Россия за границей»:

Стиль Фалькова более соответствует латиноамериканской традиции, чем русской, хотя его иронические сыскные романы имеют предшественников в фантастических аллегориях Николая Гоголя и Михаила Булгакова.

Вениамин Каверин:

Это проза изысканная и музыкальная. И лежит она несколько в стороне от основного пути русской литературы.

Нойе Цюрихер Цайтунг:

Последний роман Бориса Фалькова — своего рода музыкальное многоголосие в прозе. Точнее говоря, литераризация контрапунктической фуги. «Полифония в романе» Бахтина становится у Фалькова «Полифонией как роман», ибо две столь различные формы выражения как музыка и литература буквально приведены в созвучие.

Франкфуртер Аллгемайне Цайтунг:

Эта книга (Миротворцы) напряжённое, искусно сработанное и несмотря на позднюю публикацию ошеломляюще актуальное произведение. Сила автора в независимом обращении с литературной традицией, в остром слухе на фальшивые ноты в Истории, и в умной композиции. Его роман можно читать на многие лады: как антиутопию и как плутовской роман, как детектив и как сатиру.

Литературная Газета:

Повесть сия (Десант на Крит) принадлежит к тому роду литературы, которая видит чуть дальше и глубже, нежели так называемый «чистый» реализм.

Борис Гаспаров:

Очень хороший языковый вкус, ровный, объективный тон рассказа (Моцарт из Карелии) хорошо оттеняет его фантастичность. Лейтмотивы заплетены с большим мастерством, симфоническое построение формы проведено так строго и с такой интенсивностью, что в качестве аналогии вспоминаются разве что «Симфонии» Андрея Белого.

Сергей Юрьенен:

Фальков пошёл дальше Солженицына по крайней мере в одном — в многоголосии. Это человек-оркестр. Принцип полифонии он осуществил с полнотой, которой я в современной литературе не знаю.

---

— Подходите, — мрачно сказал отец, — и берите.

— А вы… — Валя стала задыхаться от переполнившей её правды и забыла о назначавшейся отцу улыбке. — Вы… специально дома не обедаете, хотя у вас полно времени. Вы специально ходите в столовку, тамошние борщи вам лучше моих супов. И сынок ваш весь в папашу: на базаре с утра до вечера пирожки лопает, а вы все удивляетесь, что у него аппетиту нет. Не глисты у него, говорю я вам, в кишках, а пирожки.

— А это что… — закoлебалась Ба, — это что, правда — правда? Ты и впрямь ходишь в общественную столовую, вместо моих обедов?

— Чёрт! — вокликнул отец. — Пора, наконец, её унять. Она нас уже в свинячий вид привела. Ну, а ты-то что… и вправду по Большому базару слоняешься, признавайся, откуда у тебя деньги на пирожки!

Я и тут не выдал своих истинных пристрастий, промолчал, хотя уже и открыл рот.

— Вот и ЧП, — сказал Ю. — Будто сегодня понедельник.

— Субботник, — поправила Изабелла. — А ты где достал Бунина?

— Какого Бунина? — вытаращил глаза Ю.

— Разве ты не сказал: Чистый Понедельник?

— Я сказал: Чрезвычайное Происшествие.

— Это тоже Бунин написал?

— Разве его уже стали печатать? — спросил отец.

— Нет, — опроверг Ю. — Но я критическую статью читал.

— Я тоже, — подтвердила Изабелла.

— Вы все тоже сдурели, — объявила мать, оглядев всех. — Хотя это и никакое не ЧП. Дело будничное.

— Понедельничное, — скривился отец. — Ну, так где ты взял деньги?

— Да, — сказал Ди, — мы совсем забыли, что между нами находится ребёнок.

— Ха, — мощно выдохнула Валя, — разве это ребёнок? Разве у такого отца-матери может быть нормальный ребёнок?

— Да вы продолжайте, продолжайте, — снова опустила ресницы мать.

— Зверь лесной, а не ребёнок! Гляньте на его зубы!

Я закрыл рот.

— А как он на меня смотрит, прямо съесть готов! А что — проглотит и не поперхнётся. А сам не справится — дружков созовёт, со двора или с базара. Они-то справятся. И глазом в сторону косит, почему? Да потому что туда только и бегает, на сторону. Весь в отца.

— Его воспитанием занимаюсь я, — напомнил Ю.

— Ты не сбивай её, — посоветовала мать. — Пусть выскажется полностью.

— Да, сами же говорили: продолжайте, продолжайте! Ну так, хотите знать, какие дружки его пирожками от дома откармливают?

Я опустил голову, не выдержав тяжести объединённого взгляда семи пар глаз.

— Что ты там делаешь, с кем? — брезгливо спросил отец.

— С ещё тремя уродами, — объявила Валя, — каких и свет не видывал. А когда этот… меня заметил, то под лестницу залез. Но от меня не скроешься.

— С кем ты там был? — жёстко спросил отец.

— Так нельзя, — поправил Ю, — мы не должны так, это не педагогично.

— Я вижу результаты твоей педагогики, — сказал отец. — Вот они.

— Он прав, — вмешался Ди, — мы-то не должны реагировать на доносы!

— Положим, это как раз и не донос, — возразил отец. — Она не имеет права скрывать от родителей поведение сына.

— А вот и донос, — снова открыл рот я, теперь и заговорив. — Чем он отличается от других? Разве что не письменный, так она всегда притворяется, что не умеет писать. И читать. А вот при всех проговорилась, что Дубровского читала.

— Вообще-то верно, — заметил Ю. — Что за воспитание, если один донос — это донос, а другой — нет. Как такое объяснить детям?

— Очень просто, — отрезал отец. — Кому донос, вот что важно. Интересно, как ты своим детям в школе объясняешь Павлика Морозова? А я вот ничего не собираюсь объяснять. Наоборот, я хочу услышать объяснение. Я имею право знать правду о собственном сыне, и буду её знать. Нравится это педагогам или нет. Итак, расскажи-ка нам, сынок, что ты там делал? Откуда у тебя деньги, играл в три листика?

— И ещё: с чем были пирожки, — ехидно вставила мать. — Интересно же, чем его можно соблазнить, кроме мороженого. Наверное, с картошкой?

Я сжал зубы.

— Кстати, я тоже люблю с картошкой, — проговорил Ю. — У нас, к сожалению, их не делают, всё с мясом.

Ба слегка повела подбородком, и бунт был подавлен в зародыше: Ю покраснел.

— Малыш торговал на базаре папиросами врассыпную, — сказала Изабелла, — у него всё от отца.

— Тогда время было голодное, — всхрапнул отец. — А молока его матери на всех не хватало.

— Не волнуйся, я имею в виду: папиросами, ворованными у отца.

— Помолчите, дайте мне довести дело до конца, — приказал отец.

— Допрос, — уточнила мать, — привычное дело. А, кстати, ты-то сам предпочитаешь с капустой, как в вашей столовке? Или тебе твои лаборантки таскают с базара те самые, с картошкой?

— Пирожки с картошкой мне запрещает делать хозяйка, — заявила Валя. — Это у неё мода такая: круглые с мясом.

— И всё-таки, — спросила Ба, — чего вы добиваетесь этим скандалом, Валя?

— Спра-вед-ли-вости, — по слогам произнесла Валя. — Разве я вам сто раз этого не говорила?

— По-моему, ещё ни разу, — ответил Ди.

— Значит, имела в виду, — отрезала Валя. — Вам лучше бы молчать, как постановили все международные организации…

— А можно узнать — в чём она, справедливость? — спросил Ю. — Можно это узнать, наконец?

— Можно, — мотнула Валя головой. — Справедливо будет признать, что парень вовсе не в отца. А в хозяйку.

— Час от часу не легче… — пробормотала Изабелла.

— А это-то что значит? — глаза матери широко раскрылись.

— Хозяйка сама знает, — многозначительно понизила голос Валя. — У неё и спросите. Не для одного вашего мальца мороженое фруктовое за полтину вкуснее домашнего кофейного, бесплатно.

— Убиться можно, — сказал отец, — то пирожки, то мороженое… Так он там с утра до вечера ест не пирожки?

— Это всё? — спросила Ба.

— Не-а! — протянула Валя. — Ещё Жанночка.

— А что Жанна, — сказал отец, — тоже пряталась на базаре под лестницу?

— Оставим Жанну, — попросил Ю.

— Ну нет, — сказала мать.

— Почему, нет? — заволновался Ю. — Валя, возможно, хочет сказать, что Жанна при немцах пряталась в погребе у доктора Алексеева. Как малыш на базаре — под свою лестницу. Это приём сравнения, если кто не знает… Но сам факт знают все, так что оставим это.

— А про Ба, — шепнула мать, — тоже сравнение? Или она, несравненная, всё же несравненно пряталась под лестницу?

— Конечно, — сказал Ди. — Покупки на базаре поручены Вале, вот она и ревнует, если возникает подозрение, что кто-то ещё занимается тем же.

— Она ревностно исполняет своё дело, — одобрил отец. — Долг. И ей, естественно, не нравится, что ей перебегают дорогу… Ей не нравится, что кто-то прежде неё перебегает дорогу на Большой базар.

— Разумеется, ведь ей нравится её копилка, — объявила мать. — Ну, а что же там с Жанночкой?

— Перестань, — попросил Ю. — И что за копилка, не понял!

— Потом объясню, — сказала Изабелла. — Отдельно. Но, всё-таки, что с Жанной?

— А то, что доктор Алексеев, — мстительно сказала Валя, — совсем другое дело, чем вы. У него прислуга на антресолях не спит, в такое время, когда прислуга на улице не валяется, как у вас.

— Доктор Алексеев другое дело, потому что он гинеколог, а не педиатр, вздохнул Ди. — Вот почему он другое дело, а не потому, что Алексеев.

— Ты так думаешь? — спросил отец. — А я думаю, что именно гинекология дело третье.

— Первое дело, — сказал Ю, — доктор Алексеев имеет большой погреб. А вот мы — нет.

— Зато у нас уже есть холодильник, — заметила Ба. — Потому мы и можем делать домашнее мороженое, в то время как…

Она замолчала, и все выслушали эту паузу внимательно.

— Не понимаю, — договорила она, — как можно предпочесть?

— Это вы-то не понимаете? — хищно рассмеялась Валя. — Полно вам прикидываться.

— Опять, опять! — Изабелла неудачно схватилась за виски и её очки грохнулись на стол.

— А в остальном, — заключил Ди, — между доктором Алексеевым и мной нет никакого различия.

— Это положим… — возразил отец. — Доктор Алексеев, например, не знает древнееврейского, и, главное, не может знать! С чего бы это?

— Прямо пещерная дикость, — поморщился Ди. — Такой анахронизм, такое средневековье. Такая… ересь. С чего бы ты — это?

— А с того, что я не страус, — заявил отец, — и не прячу голову в песок, как некоторые, которые не желают замечать, что времена наши — и есть пещерные. Анахронизм, видите ли…

— Ну, тут всё понятно, — встрепенулся Ю. — А вот почему получается такая разница между домашним мороженым и покупным? Это интересно.

— Ты что, убить меня хочешь? — простонала Изабелла. — Или ты тоже тайком покупаешь фруктовое за полтину?

— Вообще-то, — опять покраснел Ю, — уже нет. Но раньше…

— А разница-то есть, есть! — возликовала Валя. — Не верите мне, спросите у вашего ребятёнка.