Борис Фальков - Ёлка для Ба

• Название: Ёлка для Ба
• Автор: Борис Фальков
• Жанр: Современная проза

Фальков Борис Викторович, 1946, Москва. Член германского центра международного ПЭН-Клуба. Автор многих романов (Моцарт из Карелии, Трувер, Щелкунчики, Тарантелла и др.), повестей и новелл (Глубинка, Уроки патанатомии, Кот, Десант на Крит, Бомж и графиня СС, и др.), стихотворений и поэм (Простой порядок, Возвращённый Орфей), рассказов, статей и эссе. Переводился на немецкий, эстонский, английский, финский. Романы «Ёлка для Ба» и «Горацио» целиком публикуются впервые.

Джон Глэд, «Россия за границей»:

Стиль Фалькова более соответствует латиноамериканской традиции, чем русской, хотя его иронические сыскные романы имеют предшественников в фантастических аллегориях Николая Гоголя и Михаила Булгакова.

Вениамин Каверин:

Это проза изысканная и музыкальная. И лежит она несколько в стороне от основного пути русской литературы.

Нойе Цюрихер Цайтунг:

Последний роман Бориса Фалькова — своего рода музыкальное многоголосие в прозе. Точнее говоря, литераризация контрапунктической фуги. «Полифония в романе» Бахтина становится у Фалькова «Полифонией как роман», ибо две столь различные формы выражения как музыка и литература буквально приведены в созвучие.

Франкфуртер Аллгемайне Цайтунг:

Эта книга (Миротворцы) напряжённое, искусно сработанное и несмотря на позднюю публикацию ошеломляюще актуальное произведение. Сила автора в независимом обращении с литературной традицией, в остром слухе на фальшивые ноты в Истории, и в умной композиции. Его роман можно читать на многие лады: как антиутопию и как плутовской роман, как детектив и как сатиру.

Литературная Газета:

Повесть сия (Десант на Крит) принадлежит к тому роду литературы, которая видит чуть дальше и глубже, нежели так называемый «чистый» реализм.

Борис Гаспаров:

Очень хороший языковый вкус, ровный, объективный тон рассказа (Моцарт из Карелии) хорошо оттеняет его фантастичность. Лейтмотивы заплетены с большим мастерством, симфоническое построение формы проведено так строго и с такой интенсивностью, что в качестве аналогии вспоминаются разве что «Симфонии» Андрея Белого.

Сергей Юрьенен:

Фальков пошёл дальше Солженицына по крайней мере в одном — в многоголосии. Это человек-оркестр. Принцип полифонии он осуществил с полнотой, которой я в современной литературе не знаю.

---

— Прямо пещерная дикость, — поморщился Ди. — Такой анахронизм, такое средневековье. Такая… ересь. С чего бы ты — это?

— А с того, что я не страус, — заявил отец, — и не прячу голову в песок, как некоторые, которые не желают замечать, что времена наши — и есть пещерные. Анахронизм, видите ли…

— Ну, тут всё понятно, — встрепенулся Ю. — А вот почему получается такая разница между домашним мороженым и покупным? Это интересно.

— Ты что, убить меня хочешь? — простонала Изабелла. — Или ты тоже тайком покупаешь фруктовое за полтину?

— Вообще-то, — опять покраснел Ю, — уже нет. Но раньше…

— А разница-то есть, есть! — возликовала Валя. — Не верите мне, спросите у вашего ребятёнка.

— Есть, — подтвердил я, — там оно совсем другое.

— Ага, — догадалась мать. — Вот где все собаки зарыты: на стороне всё совсем другое.

— Собаки не зарыты, — сказал я со знанием дела, — и вообще не собаки: это свиньи, наверное, разрыли там на площади, и милиция приехала к папе…

— Опять этот труп! — сжал кулаки отец. — А это — что за идея-фикс, откуда?

— Но и у тебя она же, — заметила мать. — И ты ведь торчал на базаре не из-за мороженого, а из-за этого трупа, и его, так сказать, окружения. Так чего же ты накинулся на сына? А я скажу — чего: именно потому и накинулся.

— Это моя работа, — лицо отца тоже стало металлическим, как и его голос, я работаю в поте лица, исполняю долг, ног под собой не чую, прихожу домой, желаю одного: отдохнуть, а тут меня встречают…

— Про долги и ноги вы им не рассказывайте, — перебила Валя. — Я вам уже докладывала, что они про то думают.

— Валя, — сказала Ба. — Имейте сердце. Давайте заканчивать этот торг. Тут-то мы не на базаре. Вы имеете сердце?

— Я-то имею, — сообщила Валя, — а вы?

— И я, — вздохнула Ба, приложив руку к груди. — Стучит, как бешеное, можете проверить.

— У меня тоже стучит, — возразила Валя. — Давайте померяемся, у кого сильней.

— Я больше не могу… — простонала Изабелла.

— А я — могу? — спросила Валя.

— А я — могу, — сказала мать. — Дело нужно довести до конца.

— У меня сильнее бьётся, поспорим на червонец? — предложила Валя.

— Нет-нет, я не про этот конец, — возразила мать. — Я про Жанну. Насколько я понимаю, всё это вы затеяли для того, чтобы сообщить нам что-то про Жанну, так? Ну, так и сообщайте.

— А вот это будет уже донос! — закричал отец. — Молчите, Валя.

— Почему же это донос, а другое нет, — пожала плечами Изабелла, надев очки.

— При ребёнке, — пустил своими очками укоризненных зайчиков Ди. Настоящая крамола.

— Вы уж помалкивайте, мужчи-ина! Пусть хозяйка скажет.

— С меня достаточно, — заявил отец. — Не она, я ухожу. Из этого сумасшедшего дома.

— Куда это, — усмехнулась мать. — В моей квартире ещё ремонт не закончен.

— В другой сумасшедший дом, к Ломброзо, — подсказала Изабелла. — Или в погреб к доктору Алексееву.

— В свой морг, — добавил Ю.

— Это твой дом, откуда ты собрался уходить, — серьёзно заговорил Ди. — Это наш дом. Что же могло случиться столь серьёзного, что ты намерен его оставить?

— Да, ты так бурно реагируешь, — подхватила мать. — Можно подумать, что ты имеешь отношение к закопанному младенцу не только косвенное, но и прямое. И, заодно, к Жанне.

— Почему — заодно? — спросил Ю.

— Какая дикость, — сказал Ди, — говорить пошлости за спиной у отсутствующего…

— Пошлости у неё перед, — поправила мать, — перед спиной. Будет, в конце концов, лишь справедливо…

— И ты хочешь справедливости, — голос отца сорвался. Все терпеливо подождали, пока он откашляется. — И ты тоже?

— Но ведь и ты собрался уходить, — спокойно возразила мать, — и ты тоже! И потом: чем я хуже Жанны? Будем же справедливы: я тоже до последнего дня, как конь бегала с этим пузом.

— Ну ты, — просипел отец сорванным голосом, — конь справедливости, ты ещё спроси, чем хуже Жанны — Ба!

— Брат! — воскликнул Ю. — Ты забылся!

— Я опомнился, — прохрипел отец. — А забылся, родственничек, ты. Скажи Богу спасибо, что я не забываю о родстве, а то бы…

— Мальчики, мальчики, — сказал Ди.

— Я тоже родственник? — опасливо спросил его я.

— Самый-самый, — ответил он.

— Мальчики, — сказала Ба громко. — Почему же вы, мальчики, отказываете мне в возможности иметь ещё ребёнка?

Пауза продлилась очень долго, и была выслушана очень, очень внимательно.

— Мне кажется, — продолжила Ба, — нам надо было уже давно завести третьего.

— А мы уже и завели, — отшутился Ди, кладя ладонь на мою макушку.

— Тогда четвёртого, — возразила Ба. — Нас у родителей было семеро, и не было таких сцен, как эта.

— Семеро, — прошипел отец, — и где они все теперь?

— Да, — вздохнул Ди, — надо было. Прости, это моя вина.

— Причём тут ты? — спросила Ба.

— Что верно, то верно, — почти неслышно прошептала мать в сторону, случайно — в мою.

— Все международные организации…

— Да, конечно, — опять вздохнул Ди, — ты хозяйка, и всё держится только на тебе. И Вале.

— Вот пусть хозяйка мне и скажет, — притопнула Валя, — до каких пор это будет продолжаться.

— Конкретно, — сказала Ба, — что? Чего вы просите, Валя?

— Я прошу! — глаза у Вали снова горячечно засверкали. — Никогда, в жизни, ни у кого, ничего, не просила! Не дождётесь. Чтоб мы у вас просили? Это вы у нас ещё попросите, когда время придёт. А оно придёт: ваше-то время кончилось.

— Значит, ваше уже пришло, — пробормотала мать.

— А-а! — вскричал Ю, и, как недавно Валя, пророчески воздел руки. — Я всё понял! Чего она добивается? Она добивается только одного: чтобы её остаться попросили. Попросили, только и всего.

— Ты думаешь… — покосился на него отец, — нет, не может быть. Что за ересь!

— А что, — сказала Изабелла, — очень как раз может быть. У него бывают и дельные мысли. Может, ей надоело быть зрителем в тиянтирах. Может, ей самой нужны аплодисменты.

— Валя, — спросила мать, — неужели это всё, что вам нужно?

— В общем… — Валя чуть приспустила веки и повела глазами в сторону печки. Я ждал, что оттуда грянут аплодисменты. А нет, так из открытого настежь окна.

— Вот так-так… — покачал головой Ди. — Но это же упрощает всё дело! Пожалуйста, я готов хоть сейчас, при всех…

Он развёл ладони в исходную позицию.

— Тьфу ты, — сплюнула Валя. — Душу с вас вон, конечно же при всех! Битый час вам тут долдоню: только не вы, не вы, а она.

И Валя повела глазами в сторону «Беккера».

— Пожалуйста, — тоже повела Ба, но плечами. — Я тоже готова.

— А я бы уволил, — сказал отец. — В конце концов, кто же тут хозяин, она?

— Успокойся, конечно же Ба, — ответил Ди. — О том и речь идёт.

— Не похоже, — с сомнением заявила мать. — Тогда и Ю хозяин. По крайней мере, он рубит дрова и топит печь. И натирает полы.

— Он и хозяин, и работник, — сказала Изабелла. — Прямо по Толстому.

— Сейчас лето, — смутился Ю. — Печь не топится.

— Вы же сами говорили, что уволить нельзя, — вставил я.

— Он прав, — поспешно согласился Ю. — Помните? Вернётся по решению суда.

— Я ей покажу суд, — пригрозил отец. — Меня-то там все знают, не доктор, небось, какой-то Алексеев.

— А, а, ого! — закричала Валя и крупные капли, давно выступившие на её лбу, раскатились по вискам. — Нет такого тайного, чтоб не стало явным! Душу же из меня вон же! Они тут сами признаются, что скупили все суды на свете. Что Алексеевых там днём с огнём не найти. Погодите, погодите повторять, что вы сказали, я сначала приведу людей, я позову людей с улицы, пусть послушают и они, как у нас тут повсюду СС заседает!

— Уймитесь, Валя, — встревожилась мать.

— Ага, испугались! А не надо по базарам шастать, я-то там по делу — а вы все зачем? Зачем вы там все шастаете, думаете, я не знаю — зачем?

— И я? — спросила мать.

— Пока нет, но будете, скоро. Это я вам говорю. Вы уже почти такая же, как они. Они быстро научат, педагоги.

— И я, — сказала Ба.

— В первую очередь, в первейшую, — быстрее заговорила Валя, — от вас всё и идёт. Пианино у вас — Алексеев? Музыку чью играете — Алексеева? На базар шастаете — к Алексееву, мать, отца и душу его на телефон-мендельсон? Кого вы туда проверять ходите — своего Мендельсона? Нет, меня. А что у меня проверять, пачку вафель на антресоли?

— Копилку, — подсказала Изабелла.

— Что за копилка? — спросил Ю.

— Потом объясню, — отмахнулась Изабелла.

— А я люблю вафли, — сказал я. — Если они такие, что не разваливаются.

— У меня ощущение, что разваливается дом, — заметил Ди. — Подумаешь, вафли… Бог с ними, ересь какая-то.

— А ты держи дом, как я вафли: двумя руками, — посоветовал я. — А что такое ересь: крамола или дикость?