Борис Силаев - Обязан жить. Волчья яма

• Название: Обязан жить. Волчья яма
• Автор: Борис Силаев
• Издательство: Прапор
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Повести «Обязан жить» и «Волчья яма» посвящены героической борьбе наших чекистов в годы гражданской войны и в первые годы мирной жизни. Составляют они своеобразную дилогию, объединенную одним жанром — обе повести носят приключенческий характер.

---

— Братия во Христе-е!.. Святой праздник… Преклоним колени-и-и!..

Вдруг все замерли, повернулись в одну сторону и, загалдев, побежали навстречу цоканью копыт.

Из-за угла вынеслись всадники. Не обращая внимания на восторженные крики встречающих, не придерживая коней, на бешеном аллюре врезались в толпу. Люди шарахнулись в стороны, кинулись в подъезды, оставляя на мостовой букеты цветов и раскрытые зонтики.

Перед Андреем мелькнули тяжело ходящие бока лошадей, потные лица всадников, золото погон. В звоне шпор, конском храпе и свисте нагаек отряд прогрохотал мимо и скрылся. Очнувшись от неожиданности, люди бросились за ним. Андрей бежал, не отставая от Джентльмена и Неудачника.

Оставив на мостовой лошадей, офицеры уже колотили рукоятками нагаек в двери фотоателье Лещинского. В нетерпении они дергали за ручку, налегали плечами, но, закрытая изнутри, она не поддавалась их усилиям. Тогда один из них снял со спины кавалерийский карабин и, размахнувшись, обрушил приклад на витрину. Осколки усеяли тротуар. Пригибаясь, офицеры нырнули в глубину помещения.

Толпа нарастала. Люди подходили к угловому дому, большим полукругом выстраиваясь у разбитой витрины.

— За что же это они фотографа? — Джентльмен становился на цыпочки, стараясь поверх голов разглядеть все, что происходило впереди.

— Может, коммунист? — предположил Андрей.

— Конечно, — не задумываясь, ответил Неудачник, и морщинистое лицо его покрылось паутиной злых склеротических жилок. — Чекист засекреченный! Стукач!

— Кто чекист? — послышалось рядом. — Что вы говорите? Фотограф?.. Царица небесная… Господин Лещинский?!

Толпа заволновалась и подалась ближе к дому, тесня тревожно всхрапывающих лошадей.

В глубине фотоателье раздался топот ног, и в проломе витрины показались офицеры. Они несли за углы бархатную занавесь, в которой тяжело провисало тело убитого.

На крыльцо вышли полковник и поручик. Они молча смотрели, как офицеры приторачивали к седлам двух лошадей грузный сверток, из которого с одной стороны торчали тщательно начищенные башмаки, а с другой — запрокинутая вниз голова.

Высокий и смуглый, похожий на итальянца поручик громко закричал толпе:

— Разойди-и-ись!

Люди не слушались, они напирали на стоящих впереди, и полукруг у дома сжимался.

Коренастый, с крестом на первой пуговице кителя полковник сердито бросил поручику:

— Оставьте часовых… И эту толпу — конечно, вежливо, господин Фиолетов… Толпу разгоните.

Он сбежал с крыльца и решительным солдатским шагом направился к лошади. Опустившись в седло, хмуро произнес, не глядя на людей:

— Господа, вам тут делать нечего… Пожалуйста, разойдитесь.

Какая-то толстая женщина восторженно выкрикнула:

— Виват! Доблестным освободителя-я-ям!..

Полковник недовольно поморщился и поднял руку в несвежей белой перчатке.

— Спокойно, господа… Основные силы прибудут через считанные минуты.

— Кого убили? — из последних рядов толпы прокричал кто-то басом.

Полковник поискал того глазами, подумал и сказал твердо, по-военному:

— Господа! Вы свидетели очередного варварского злодеяния большевиков. От их рук пал один из лучших сынов великой России. Мир его праху…

Он снял твердую фуражку, медленно перекрестился и тронул шпорами лошадь. За ним двинулись остальные всадники. Бархатный занавес с телом убитого закачался между двух испуганно косящихся лошадей.

— Смываться надо, — трусливо прошептал Неудачник. — Мокрое дело… Ни за что влипнуть можно.

Он стал выбираться из толпы, оглядываясь на спешащих за ним Андрея и Джентльмена.

Опустив поводья, насупившись, полковник молча ехал во главе отряда. Он не смотрел по сторонам, его не волновали радостные лица встречающих жителей. Его конь устало опускал копыта на горячую мостовую. Полковник словно не слышал праздничного благовеста колоколов. Он тяжело покачивался в седле, сгорбив старческую спину. Если бы его воля, он бы приказал прекратить этот безалаберный, ненужный трезвон. Еще несколько лет тому назад он мечтал о часе, когда его конь ступит на знакомые мостовые этого города. Здесь прошла его часть жизни, и, может быть, часть самая лучшая. Тут он познал любовь, был счастлив. Отсюда он начинал свой путь — полный надежд на будущее, молодой, сильный, верящей в свое исключительное предназначение. И сюда вернулся — дряхлым, разбитым человеком. Он слышал за спиной топот копыт, звон шпор. Он мог обернуться и увидеть, — как олицетворение всей его прожитой жизни, — скорбный кортеж, следующий за ним.

Сегодня, как никогда, полковник понимал, что происходит вокруг него. Радостные лица жителей? — они не были истинными жителями этого города. Ликование нескольких центральных улиц не могло даже в малой толике компенсировать угрюмую ненависть заводских окраин. Исступленный бой колоколов? — они хоронили память о городе детства, о той поре, когда молодой юнкер с веткой сирени в руках стоял вот у этого здания. Волновался и смотрел на часы… И был солнечный слепой дождь. И шла по тротуару та, которую он ожидал… Дело, которому он служит? — оно держится на тупом повиновении подчиненных, на верности обреченных и жестокости тех, у кого души опустошены и выветрены, подобно корням деревьев, растущих на песке.

Полковник тронул поводья и подождал, когда с ним поравняется поручик.

— Я думаю, — тихо сказал Пясецкий, — вечером у нас уже появятся первые арестованные. Вы понимаете, господин Фиолетов?

— Безусловно, — кивнул головой офицер.

— Распорядитесь… И лучше всего на центральной площади. Человек двенадцать будет достаточно.

— Не много ли? — заколебался поручик.

— Нет, — ответил полковник. — Войска должны быть спокойны, что им не станут стрелять в спины из-за углов.

— И, кроме того, надо отомстить, — поручик кивнул через плечо в сторону убитого капитана.

— Месть как чувство оставим обывателям. Для нас — это профилактическое мероприятие и только.

— Но, господин полковник, — запротестовал Фиолетов, — погиб наш товарищ!

— Убит разведчик, проваливший задание, — жестко произнес Пясецкий. — И как разведчик, вы должны об этом подумать в первую очередь. Где альбом?

— Простите, — поручик коснулся кончиком пальцев козырька фуражки и придержал лошадь. Он понимал, что этим делом — убийством Лещинского — придется заниматься ему, и заранее злился, видя раздражение полковника. История с самого начала казалась запутанной, и многое в ней было просто непонятно. Капитана Лещинского поручик лично не знал, но часто слышал об удачливом и умном офицере.

Поручик Фиолетов зло посмотрел в спину полковника. Он видел зеленый френч, золото смятых погон и тщательно начищенные хромовые сапоги с никелированными шпорами, которые изредка звякали в такт усталому движению лошадей.

Глава 3

Весь день белые войска шли через город. У Благовещенского собора их встречали хлебом-солью именитые жители — архиерей, бывший председатель Думы, дворяне и купцы. Ревели оркестры. Качались ряды винтовок с плоскими штыками. Вал за валом шли добровольческие отряды. Офицерские сводные роты потрясали воображение обывателей литым нерушимым строем. Зрители кричали «ура!» и бросали с балконов конфетти.

Казаки качались в седлах, держа у стремян длинные пики, выпустив из-под лакированных козырьков фуражек расчесанные чубы. В белоснежных черкесках гарцевали моложавые генералы. Легко, как призрак, пронеслась «волчья сотня». Чадя плохим бензином, вполз на площадь броневик с размашистой надписью на круглой башне: «Освободитель». На рысях прогрохотала конная артиллерия с лихими ездовыми на передках. А затем поплыла серой рекой подневольная пехота в рваных сапогах, в обмотках, в шинелях без хлястиков. На головах папахи и выгоревшие картузы. Сбиваясь с ноги, торопливо, под злые окрики офицеров полки катились мимо громадного собора бесконечной лентой.

В это время в молчаливых пригородах, в рабочих районах уже начались первые аресты. Хватали по доносам добровольных осведомителей и предателей. На берегу пересохшей реки плотники в распоясанных гимнастерках с погонами сколачивали из свежеоструганных бревен виселицу на двенадцать человек.

Контрразведка облюбовала себе здание гостиницы «Палас». Раньше как-то не обращали внимание на этот дом, а сейчас словно увидели его серые стены, мрачных бетонных атлантов и чугунные цепи, поддерживающие тяжелые козырьки над дубовыми дверями. Здесь неподвижно стал солдат с черным суконным ромбом на рукаве, в центре которого белели череп и скрещенные кости.

Воры пришли к торговке краденым.

— Она баба злая и жадная, — сказал Джентльмен, пропуская спутников в подвал.

— Людка на нас капитал оставила, — хмыкнул Неудачник. Долго стучали в дверь, пока ее не открыла худая простоволосая женщина с испитым желчным лицом.