Екатерина Бебиа - К штыку приравняв перо...

• Название: К штыку приравняв перо...
• Автор: Екатерина Бебиа
• Издательство: Абхазский государственный университет
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002

История СМИ в период Отечественной войны народа Абхазии (1992–1993 г.г.) сохранила немало примеров того, как корреспонденты — граждане Абхазии или приехавшие из России — разделили с бойцами все опасности фронтовой жизни, шли под огонь, участвовали в десантных операциях, ходили в атаку. Такое поведение не всегда диктовалось прямым выполнением редакционного задания. Мерой их поступков были другие законы — законы фронтового Товарищества, законы совести. Во время войны в Абхазии погибли 15 человек, деятельность которых так или иначе была связана со средствами массовой информации. Их памяти посвящена и, прежде всего о них — эта книга.

---

Тематика литературных встреч постоянно расширялась. Объектом разбора стали произведения не только абхазских писателей. Участники кружка заинтересовались также русской, а затем и зарубежной литературой, обращались к мировой классике. Расширялся и круг участников. На каждое заседание стали приглашать литераторов, критиков, ученых из Сухума. Частыми гостями были выходцы из этого села — поэт и ученый Владимир Анкваб, писатель Николай Хашиг.

Обстоятельства сложились так, что по несправедливому обвинению Мирод был осужден и отбывал наказание в колонии в Рустави.

После отбытия наказания Мирод возобновил работу литературного кружка. В родное село он вернулся более политически подкованным, глубоко мыслящим, всесторонне развитым. Многие в шутку говорили, что Мирод был не в заключении, а учился в высшем учебном заведении.

— И до тюрьмы, и после Мирод постоянно был пред седателем родительского комитета в хуапской средней школе, — вспоминал Мыча Арстаа, ближайший друг Мирода. — Наравне с директором он вел здесь большую работу. Если Мирод видел у школьника интерес и стремление к чему–либо, он старался этот интерес развивать. Если замечал способности к литературе или журналистике, корректировал, редактировал работы школьников и сам приносил их в редакции разных изданий для публикации. Когда эти ребята заканчивали школу, специально ездил в Сухум, чтобы помочь им поступить в вуз по тем специальностям, к чему они имели склонность. Он стремился воспитать местные учительские кадры по разным специальностям для хуапской школы… [9]

После возвращения из тюрьмы Мирод продолжил переписку с интеллигенцией Абхазии. Письма были и от него самого, и от членов литературного кружка.

— В моем архиве самыми дорогими остаются письма Мирода Гожба, — сказал мне однажды писатель Алексей Гогуа. — В них отражено истинно народное мнение. Он откровенно говорил о достоинствах и недостатках каждого литературного произведения. Я знал, что эти письма очень искренни. Мнение таких людей, как Мирод, помогало мне в дальнейшем моем творчестве… [10]

С Миродом был очень близок писатель Николай Хашиг Они дружили, часто встречались, обменивались впечатлениями о прочитанных книгах, о политической жизни Абхазии.

— Каждый приход Мирода ко мне или мой приход к нему домой для нас обоих был настоящим праздником Мы могли часами разговаривать Он мне открывал что-то новое, глубокое, чистое. Его интересовало буквально все. Если в нашей литературе появлялось талантливое произведение, радовался, как ребенок. Он умел делать правильные выводы из всего происходящего, — рассказывал Николай Хашиг. [11]

После Отечественной войны в Абхазии Н. Хашиг издал книгу воспоминаний о Мироде Гожба. [12]

Мирод не только переписывался с интересными людьми, но был непосредственно знаком с ними, общался, встречался. Многие приезжали к нему домой вместе с гостями Абхазии, чтобы показать им сердцевину абхазской деревенской жизни. Целый месяц в семье Мирода жил и Президент Абхазии Владислав Ардзинба. Об этом он вспоминал в нашей с ним беседе.

— Тогда я учился в Москве и приехал в Абхазию в экспедицию. Экспедиция проводилась в селе Хуап, и я жил в семье Мирода. Уникальная семья, с глубокими абхазскими традициями! Здесь я и работал, и отдыхал. Тогда б этой семье жил еще ученый Вячеслав Чирикба, который сейчас работает в Голландии. Он собирал абхазский фольклор. Мирод нам помогал в экспедиции, сопровождал нас, рассказывал разные старинные предания Нам было очень интересно общаться с ним мы у него очень многому научились. Однажды утром я вижу — Мирод собирается на свое поле. Я попросил его, чтобы он и меня взял помогать. «Да ты что, мои односельчане меня будут ругать, если узнают, что я ученого взял пахать», — возразил он. Но я все же его уговорил. И вот я сижу на арбе, держу палку, а Мирод идет перед буйволами. Пришли на поле. Здесь я стал перед буйволами, а Мирод взялся за плуг, и так мы работали до обеда. Обед нам принесли туда же, в поле. Редко приходилось мне есть с таким удовольствием. Когда собрались отдохнуть после обеда, Мирод показал на большое дерево, стоящее метрах в десяти от нас, и посоветовал сесть именно под ним, так как, сказал он, там более чувствуется ветерок и гораздо прохладнее. В этом весь он — заботливый и внимательный Поработали мы хорошо, однако на второй день Мирод все же не взял меня. Пребывание в семье Мирода оставило у меня такое сладкое воспоминание, словно я снова побывал в детстве или в сказке с прекрасной природой… [13]

Однажды во время встречи в Санкт–Петербурге с большим другом Абхазии, участницей нашей Отечественной войны Ниной Поляковой, которая долгое время работала как археолог в экспедиции Мушни Хварцкиа в селе Хуап, я спросила ее, знала ли она Мирода.

— Конечно, — ответила Нина. — Ведь Мирод Гожба был сердцем и ангелом–хранителем нашей экспедиции. Его дом был и нашим домом. Для меня лично Мирод и его семья — близкие и родные люди… [14]

Действительно, всех, кто хоть раз увидел Мирода, притягивало к нему как магнитом Его взгляд, улыбка, жесты, манера разговаривать, обращаться с людьми — знакомыми и незнакомыми — все говорило о его удивительно доброй, тонкой, глубокой душе. Мирода считали своим близким другом и старики, и его ровесники, и молодые. И каждому казалось, что именно он для Мирода самый родной и близкий, потому что он действительно умел каждому дарить частицу своей души. Но больше всех, конечно, его понимала, ценила, поддерживала во всех делах его жена Нелли Куакуаскир–Гожба.

— В этом дворе стояло раньше большое дерево, — вспоминал поэт Геннадий Аламиа во время нашей беседы во дворе Мирода. — Дерево упало в те дни, когда Мирода привезли с фронта убитым. Наверное, и природа чувствует все, что вокруг происходит. Когда мы раньше приходили в этот дом, то представляли себе, что оставляем все свои грехи, проходя под тенью этого дерева, и входим в дом чистыми — как в храм нечистых, грешных этот дом не принимал. Мы приезжали сюда часто, оставляя свои повседневные заботы, чтобы здесь встретиться с самыми чистыми и самим очиститься, приезжали в дом, где жил дух истинного абхазца. Да, действительно, все лучшее из национальных традиций и обычаев таилось в душе этого человека. Рука цивилизации, часто разрушающая все традиционное, еще не коснулась души Мирода, этой истинно абхазской семьи… От соприкосновения с этой чистой душой и мы становились чистыми и безгрешными Получив заряд энергии и вдохновения от встречи с Миродом и его семьей, мы возвращались к своим делам И этой энергии нам хватало на долгое время для свершения добрых наших помыслов, потому что после общения с Миродом нельзя было совершать что–то плохое, данный им заряд был направлен только на положительные дела… [15]

Мироду было уже под шестьдесят, когда в Абхазии началась война. Конечно, он мог бы и не брать в руки оружие — его пламенное слово, обращенное к защитникам родной земли, значило бы не меньше, чем автомат. Да и дел в тылу во имя победы, в помощь фронту было немало. Но не таким человеком был Мирод, чтобы выбрать для себя путь более безопасный То, что он говорил, он должен был доказать делом. И потому пошел воевать вместе с хуапскими ребятами — и не просто наравне с молодежью, но, как всегда, впереди. Ведь он всегда был зачинателем — и когда организовал свой литературный кружок, и во многих других делах — так мог ли он теперь, когда над его родиной нависла смертельная опасность, поступить по–другому? На фронте он ни в чем не уступал молодым, а в перерывах между боями записывал все, что видел, с восхищением писал о героизме наших бойцов, о подвигах своих односельчан.

В одном из интервью, которое Мирод дал Абхазскому телевидению, он говорил: «…Ребята, с кем я воюю, уже имеют боевой опыт. Они хорошо проявили себя во время освобождения западной части Абхазии. Командиром нашей роты является Рауф Джикирба. Умный парень, как командир показал себя превосходно. Я могу его сравнить с Чапаевым… Когда мы 15 марта пошли в наступление на Сухум, все шли как на праздник, у всех. были радостные улыбки. Все ждали только победы. Никто ни минуты не сомневался, что победа будет за нами — если не сегодня, то завтра… Конечно, были потери. Но бойцы вели себя очень мужественно. Я запомнил сына Сауея Бебиа. Он у нас был командиром отделения. Увидев его в бою, я сказал: «Ты за сегодняшний день заслужил звание офицера, ты теперь лейтенант». Я мог его сравнить только с героями фильмов — «боевиков». Он моментально ориентировался в боевой обстановке, тут же отдавал приказы бойцам — какое место выгоднее занять, в какую сторону вести стрельбу. И сам подвижный, быстрый, как огонь. . Да и все бойцы не боялись смерти, в один голос говорили: «Мы о смерти не думаем, у всех одна цель, которая нас и объединяет–стремление победить врага…». Это наступление оказалось–неудачным. К сожалению, нашлись и такие, которые немного пали духом. Но надо помнить, что во время войны не бывают одни только успехи, случаются и неудачи. Ведь наших врагов четыре миллиона человек, в 40 раз больше, чем нас. Но вот уже 12 раз они предпринимали широкомасштабное наступление на Гудауту, но не смогли ее взять, так же, как во время Великой Отечественной войны гитлеровцы не смогли взять Сталинград А у нас пока всего две попытки наступления на Сухум И если они не удались, уже в следующий раз обязательно получится. Об этом должен знать весь наш народ… [16]