В. Сиповский - Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

• Название: Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия
• Автор: В. Сиповский
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-7793-1352-0

Истерзанная и обнищалая Русь благополучно выходит из Смутной поры, вынеся из нее свою веру и народность в их целости. Сложнее положение в западнолитовской Руси. Еще долго приходится ей биться за сохранение своей Православной церкви и народа. На защиту Православия против Речи Посполитой встает запорожское казачество. Южная Русь наконец соединяется с единоверной и единокровной Москвой. Однако идет новое испытание — раскол в самой Русской церкви. И из него, несмотря на многие беды, выходит она целостной и неповрежденной. Обо всем этом читайте в четвертой книге «Родная старина».

Текст печатается по книге «Родная старина: Отечественная история в рассказах и картинах (С XVI до XVII ст.)» Составил В. Д. Сиповский (СПб., 1904) в соответствии с грамматическими нормами современного русского языка.

---

В казацком стане тоже готовились к смертному бою. Митрополит Коринфский в архиерейском облачении проезжал на коне между русскими; пред ним несли церковные хоругви и образа.

Хмельницкий в горностаевой мантии, опоясанный священным мечом, с гетманской булавой, осыпанной драгоценными камнями, носился на ретивом коне по рядам казаков и напоминал им, что настал час навсегда утвердить независимость веры и русского народа. Зычный голос гетмана, не раз пугавший врагов, разносился далеко по казацкому войску.

Взошло солнце. Туман поднялся, словно занавес, и открылось величественное зрелище: лучи солнца заиграли на блестящих панцирях и оружии огромного множества воинов; значки и знамена развевались на утреннем ветерке.

Враги молча и недвижно глядели друг на друга, словно измеряя свои силы. Ни та, ни другая сторона не хотела начинать бой. Несколько часов прошло в томительном ожидании. Было уже два часа пополудни. Облако стало надвигаться на солнце, и подул западный ветер. В польском войске заиграли на трубах и запели песнь в честь Богородицы — так поляки обыкновенно начинали сражение. Тогда двинулась вперед и казацкая пехота под защитой своего укрепления. С диким воплем кинулись татары на польское войско. Но тут Иеремия Вишневецкий стремительно ударил на казаков с двенадцатью полками, прорвал строй и врезался в середину казацкого войска. Сам Вишневецкий с мечом в руке летел вперед. Есть известие, будто бы один из казацких вождей изменил своим и во время этого налета велел казакам двинуться назад.

Вслед за Вишневецким король двинул артиллерию и немецкую пехоту, подоспел и еще один отряд на помощь. «Тогда, — по словам очевидца, — грянуло сразу несколько десятков пушек, поднялась черная туча, разрываемая огненными снопами; раздались страшные крики, ржание коней, рев испуганных волов, вопли раненых, а затем, когда поднялся дым, виднелись всюду багровые потоки крови, груды трупов в панцирях… и бешеные кони, волочившие по полю своих всадников, не успевших вынуть ног из седла и кончавших жизнь под шипами подков».

В. Орловский Украинский пейзаж

К вечеру участь битвы была решена. Хан, по словам летописца, закричал: «В казацком войске измена!» — и пустился в бегство. Пораженные безотчетным страхом, татарские полчища бросились вслед за ним; татары в беспамятстве, никем не преследуемые, покидали свои арбы с женами и детьми, а также и богатства, награбленные на Руси.

Хмельницкий, изумлявший всех своей твердостью и находчивостью, был озадачен этой картиной общего беспричинного бегства татар; он стоял как ошеломленный. Наконец, придя в себя, поспешно сдал начальство над войском полковнику Джеджалыку, а сам кинулся вслед за ханом, надеясь уговорить его вернуться. Хан не только не вернулся, но увел с собой Хмельницкого как пленника.

Джеджалык кое-как привел в порядок расстроенные казацкие полки и, мужественно отбиваясь от врагов, отступил к реке Пляшовой. Стемнело, и поляки прекратили битву. За ночь казаки окопались и к утру были уже готовы к бою: с трех сторон их защищали окопы, с четвертой — болото. Десять дней отбивались казаки, выдерживали страшную пальбу, но мириться с поляками соглашались только на условиях Зборовского договора. Поляки требовали полной покорности. На беду для русских, между ними начались нелады и ссоры. Начальство перешло к полковнику Богуну, который был горазд на разные военные хитрости и немало бед натворил полякам. К сожалению, в казацком стане смуты продолжались.

«Старшины нас покинули, — кричали многие, — Хмельницкий всему виной! Он, злодей, изменник, погубил нас!»

Наконец «хлопы», из которых состояло большинство казацкого ополчения, на своих сходках стали поговаривать о том, чтобы выдать королю своих начальников. Проведав об этих толках, Богун задумал тайком уйти с казаками из стана. Ночью с 28 на 29 июня казаки свезли на болото возы, шатры, кожухи, мешки, седла, из всего этого соорудили три плотины и начали тихо, незаметно ни для своих, ни для поляков, уходить отряд за отрядом. Утром 29 июня, когда проснулись в стане, кто-то крикнул:

«Братцы, все полковники ушли!»

Ужас охватил всех, толпы «хлопов» кинулись на плотины в таком множестве, что они не выдержали и народ стал тонуть. Напрасно Богун с другого берега уговаривает «хлопов» переходить мало-помалу; тщетно казаки кричали им: «Стойте, стойте! Тише!» Оторопевший от страха народ напирал толпами.

Поляки сначала и понять не могли, что творится в казацком стане, думали, что это какая-нибудь новая хитрость Богуна, что казаки притворным бегством хотят завлечь в свой табор врагов. Но спустя некоторое время поляки кинулись на оставленный казацкий табор, завладели всеми припасами, двадцатью восемью пушками, знаменами и прочим, затем принялись добивать бегущих.

После разгрома казацкого стана «посполитое рушение» было распущено, король уехал в столицу, а тысяч тридцать войска двинулись громить Украину; поляки надеялись теперь стереть казачество с лица земли.

Хан продержал у себя Хмельницкого как пленника до конца июля, затем отпустил его, взяв с него, вероятно, значительный выкуп. Таким образом, предательство хана мало того что погубило казаков под Берестечком, но и лишило их главного вождя в самое опасное время. Хмельницкий, освободившись от хана, прибыл в местечко Наволочь, где с горя три дня и три ночи пил без просыпу. Сюда стали сходиться к нему жалкие остатки казацких полков. Но здесь-то и сказалась необычайная сила воли Богдана: он не упал духом, не потерялся в несчастье, несмотря на то что казацкое дело, казалось, погибло, а сам он упал в глазах и казаков и народа, видевших в нем изменника.

На Масловом Броде, на реке Русаве, собралась так называемая черная рада. Здесь обвиняли Хмельницкого за то, что он покинул войско под Берестечком. В разных местах Украины на сходках осуждали Богдана как изменника, а он всюду смело являлся, с бодрым видом, с решительной речью, выставляя на вид, что он не считает еще дело потерянным. Прибыл он и на Маслов Брод, и спустя некоторое время казаки, незадолго перед тем проклинавшие его, готовы были идти на верную смерть по одному знаку его. Таково было обаяние этой сильной личности!

Ожил и народ и вооружился поголовно, готовясь опять к борьбе не на жизнь, а на смерть. Лишь только польское войско вступило на Украину, жители попутных сел и городов начали поджигать свои жилища, истреблять всякие запасы, портить дороги и мосты, беспрестанно нападать на польские отряды, не давая им покою ни днем ни ночью. Эта народная злоба приводила поляков в бешенство; они, овладев каким-либо селом, предавали непокорных поселян беспощадному поголовному истреблению, невзирая на возраст и пол. Русские на пленных поляках тоже вымещали свое озлобление, не уступая в зверстве своим заклятым врагам. Хмельницкий не в силах был остановить сильного неприятеля, тем более что литовский гетман вел новые силы на помощь полякам и занял Чернигов, а затем и Киев.

В конце августа силы польские и литовские сошлись под Белой Церковью. Неподалеку стоял с войском и Хмельницкий; силы его были невелики, по большей части состояли из новобранцев, — отваживаться на битву было слишком смело, и он предложил мир. Поляки тоже были утомлены войной; они видели, как трудно вести борьбу с ожесточенным народом, притом наступила осень: припасы добывались с большим трудом. Польские вожди согласились вести переговоры. Скоро казаки проведали, что гетман склоняется к миру, что он готов идти на большие уступки полякам, и пришли в сильное волнение. Когда польские комиссары ехали, охраняемые значительным отрядом, в замок для переговоров, казаки толпились вокруг, кричали, свистали, грозили им.

Один из комиссаров, старик Кисель, высовываясь из своего экипажа, старался успокоить толпу и говорил им кротко:

— Друзья мои, мы не ляхи; я русский; мои кости такие же русские, как и ваши.

— Твои русские кости слишком обросли польским мясом! — кричали ему в ответ казаки.

Гетман и полковники, унимая буйную толпу, поспешили навстречу комиссарам и почтительно ввели их в замок.

По окончании договора Хмельницкий и полковники вышли из замка к толпе казаков. Водворилось молчание; начали читать договор; но лишь только «хлопы» заметили, что число казаков уменьшено и что многим придется опять вернуться под власть панов, как поднялся сильный шум.

Писарь войсковой

«Вот как ты, пане гетмане, трактуешь с ляхами! — раздались крики из толпы. — Сам подбил нас подняться на панов, а теперь нас, бедных, на муки им снова отдаешь!.. Но прежде чем до этого дойдет, ты сам сложишь голову и ни один лях отсюда живой не уйдет!»

Раздалось несколько выстрелов. Богдан и полковники скрылись в замке. Разъяренная толпа готовилась брать его приступом. Камни полетели в окна… Комиссары трепетали от страха, но Хмельницкий выказал необычайное присутствие духа. Он снова вышел из замка со всеми старшинами. Некоторые из толпы с поднятыми саблями и дубинами двинулись было против него; он положил нескольких своей булавой, а за ним и полковники саблями или своими перначами разгоняли «хлопов». Войсковой писарь кричал им: