Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)

• Название: Пути Господни (СИ)
• Автор: Руслан Шабельник
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2016

Они отправились к звездам на корабле, носящем символическое название: «Ковчег». Несколько тысяч добровольцев, идеалистов, в надежде там, в космосе, вдалеке от греховной Земли построить царство любви, гармонии, счастья. И они же, точнее – их потомки, превратились в межпланетных убийц, жестоких захватчиков, легко лишающих жизни, как своих братьев, так и тысячи рабов. Это история пути Ковчега, пути тех, кто летит на нем.

---

Существа собрались в большом количестве, появляясь буквально отовсюду. Они громко галдели, некоторые даже тыкали пальцами в пленников, то ли проверяя крепость мышц, то ли мягкость плоти.

И вспомнились предания, истории, которые любят рассказывать у костра. О далеких землях, где текут огненные реки, об озерах, в недосягаемой глубине которых водятся отменно зубастые чудовища, и о диких племенах, питающихся себе подобными…

К Рхату прижалась Боэта.

Шелковистый мех девушки ласкал его ладони.

Что бы он отдал раньше за это? Да все, включая и прозрачный камень, найденный в горах за дальними озерами – самую дорогую вещь Рхата.

И камень, и озера остались там…

Где там?

И где здесь?

Неожиданно чужаки прекратили галдеть, расступились.

К пленникам подошел высокий чужак в серой, украшенной сложной татуировкой вычиненной шкуре.

- Этот! – палец, равнодушный палец указал на… Боэту.

Закричав, девушка впилась ногтями в Рхата.

Он был готов защищать ее. До последнего вздоха, в конце-концов он – мужчина!.. Удар в голову. Темнота. Когда зрение вернулось, вопящая Боэта исчезла за дальней излучиной дивных внутренностей хижины.

И снова закричали притихшие было женщины. Запричитали мальчики…

После татуированного, чужаки начали подходить к пленникам. Каждый выбирал по одному, а то и нескольких. Крики усилились. Детей разлучали с матерями, мужей с женами…

Великая Мать, как ты можешь спокойно смотреть на такое!

Лучше бы я погиб в битве! Лучше бы мы все умерли!

На плечо Рхата легла рука.

Сильная, натруженная.

Рхат поднял глаза.

Чужак!

Уродливый, как все они. Большие глаза кровожадно изучают Рхата.

Юноша задрожал.

- Пойдем, парень. Пойдем со мной.

Великая Мать!

***

Страшитесь же дня, когда ни один человек не сможет помочь другому, когда ни от кого не будет принята замена, когда не принесет пользы чье-либо заступничество и когда не будет оказано никакой помощи грешникам.

Вспомни, как испытал Господь Ибрахима повелениями и как тот выполнил их. Тогда Господь сказал: "Воистину, я сделаю тебя предводителем". Ибрахим спросил: «А мое потомство?» Аллах ответил: «Мой завет не распространяется на нечестивцев».

Коран. Сура 2 (123,124).

(Пер. Крачковского)

Эммануил вздохнул.

И снова: кровавые глаза кинокамер, фальшивый блеск вспышек, сухой лес микрофонов. Прищуренные, словно перед выстрелом глаза, полуоткрытые в готовности рты и жала языков, предвкушая, увлажняют сохнущие губы.

Еще бы.

Постройка космического корабля.

Сенсация.

Общество падко на сенсации. Оно их ест.

Эммануил вздохнул.

- На Ковчеге полетят только добровольцы. Уже сейчас у нас имеется более пяти тысяч заявлений. По расчетам, всего Ковчег сможет вместить и обслуживать порядка пятнадцати тысяч жителей.

- А как же дети - рожденные и не рожденные, ступив на Ковчег, родители лишают их выбора.

- А как же презервативы! - парировал Эммануил, - и иные противозачаточные средства. Это тоже дети, потенциальные, не рожденные, но возможные дети. Предохраняясь, родители лишают их выбора, лишают рождения. А как же миллионы голодающих детей слаборазвитых стран. Наверняка, они тоже не прочь родиться в семье миллионера. Детей постоянно лишали и лишают выбора. Так было и у меня, и у вас, когда мы были детьми. Отчего-то до сих пор это мало кого беспокоило.

- Как продвигается строительство Ковчега?

- Об этом лучше спросить у ваших коллег журналистов. Каждая строительная площадка облеплена буквально лесом звуко-видео записывающей аппаратуры. Плановое время завершения строительства - полтора года.

- Если отбросить социальный и философский подтексты, по сути дела - это первая, по масштабам и по протяженности, единственная в своем роде экспедиция человечества к звездам.

- Рад, что заметили.

- У каждой экспедиции - своя цель. Каковы ваши цели?

- Разве построение вымученного, выстраданного, взлелеянного поколениями гуманистов, ожидаемого общества не есть достойная цель? Сама по себе?

- Все это так, но невозможно же лететь до бесконечности.

- Если повезет - отыщем планету, необитаемую планету с пригодными условиями, создадим колонию, и уже под новым небом, новым солнцем попытаемся сделать то, что не удалось на Земле!

***

Я Рубка Гуговиц – честная женщина, обращаюсь к Вам, Великий Пастырь, как к последней надежде.

Раньше цех пластмасников делал сандалии с широкими ремешками, в каких было удобно ходить. Теперь же они делают с узкими, да еще и на размер меньше. Они мне давят и натирают.

В ответ на мои неоднократные жалобы, руководство цеха отвечает отписками.

Я – честная женщина и труженик Ковчега, и имею свои права. Прошу вас, Великий Пастырь, разобраться лично, наказать виновных и произвести сандалии с широкими ремешками, хотя бы для меня.

Рубка Гуговиц – честная женщина.

- Мам, мам, я такое видел!

Шурика распирало от желания рассказать о происшествии кому-либо.

Это притом, что во время расставания, они с Тимуром клятвенно пообещали хранить тайну.

- Ты где был?

Светлые, обычно поднятые брови матери сурово нависали над голубыми глазами.

- Ну… тут… в одном месте…

Признаться о вылазке в заброшенные сектора, означало получить взбучку. Хорошую взбучку. Не признаться – сохранить тайну. Последнее было выше человеческих сил. Особенно, если человек – семилетний мальчуган.

- В каком месте?

- Мам, мы человека нашли, - неловкая попытка увести разговор от чреватой темы. Чреватой широким отцовским ремнем… с заклепками.

- Человека? – попытка удалась, во всяком случае – пока.

- Ну да, в ящике, совсем голого, но он меня знает, и деда знает… или прадеда…

- Ты где был?

Недолгий миг триумфа.

- Мы его в жилые сектора отвели, - Шурик почти физически почувствовал сладостный миг – сладостный для них, для взрослых – соприкосновения выделанной кожи ремня с собственной, нежной кожей…

- Голого?

- Нет, оделся он.

Что-то в голосе матери… Шурик осмелился взглянуть – узкие брови больше не нависали тенями заброшенных секторов.

- Выдумщик, - произнесла мать.

Призрак ремня таял праздничным мороженым, правда черные изюминки заклепок еще держались.

- Иди в столовую, скажи тете Вознесене, пусть покормит.

- Мам, да я… счас… мигом!

Заклепки последовали, вслед за ремнем, лампы секторов вновь засияли светлым, ничем не омраченным днем.

***

- Доктор, я умру?

- А как же!

- Доктор, а от чего?

- Вскрытие покажет.

- Сестра, может в реанимацию?

- Доктор сказал в Утилизатор, значит – в Утилизатор!

Из сборника «Устное народное творчество»

- … в очередной раз взят под стражу Карих Нульсен – горбун юродивый из секторов текстильщиков. На этот раз при большом скоплении народа вещал о скором сошествии Учителя и конце света.

- Я же велел арестовывать не только горлопанов, но и слушателей! – Авраам Никитченко – Великий Пастырь скривился, правая рука дернулась, начав привычный путь к щеке. Обузданная волей, через силу опустилась на пластиковый подлокотник кресла.

Сказано в Заветах: «И великие имеют слабости малых». Великий Пастырь являл собой живое воплощение священных слов. Второй день у Великого Пастыря болел зуб.

- Слова Пастыря, есть воля Учителя, - склонил голову докладчик. – Слушателей арестовали… сколько смогли.

- Ну и сколько же ваши торопыги-шпионы наловили в этот раз? – Авраам позволил себе заломить седую бровь, что не замедлило сказаться кинжальной болью во всей левой стороне лица. – Десять? Двадцать? – боль, давя и ввинчиваясь, казалось, дошла до самого мозга.

- Восемь, - потупил виноватый взор докладчик.

- Восемь! – взревел Пастырь, почувствовав ослабление воли, боль въелась с новой силой, и глава Ковчега без сил откинулся в кресле. – Восемь? Наверняка, включая стариков и детей.

Докладчик благоразумно хранил молчание.

- И что же вы сделали с арестованными?

Почему он мучится, почему терпит? Чего проще – подняться с кресла, спуститься на два яруса – блок медиков… или нет, вызвать сюда – стоматолога, вместе с его инструментами… При мыслях о стоматологе – страх, иррациональный ужас накатил удушливой, жаркой, как топка Утилизатора волной. Даже боль, испуганным ребенком, забилась в уголок челюсти, вяло напоминая о себе слабым зудом.