Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)

• Название: Пути Господни (СИ)
• Автор: Руслан Шабельник
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2016

Они отправились к звездам на корабле, носящем символическое название: «Ковчег». Несколько тысяч добровольцев, идеалистов, в надежде там, в космосе, вдалеке от греховной Земли построить царство любви, гармонии, счастья. И они же, точнее – их потомки, превратились в межпланетных убийц, жестоких захватчиков, легко лишающих жизни, как своих братьев, так и тысячи рабов. Это история пути Ковчега, пути тех, кто летит на нем.

---

Олег почти не помнил Учителя – тот ушел, когда Олег был ребенком.

Но сколько себя помнил Олег – споры были всегда.

***

В ответ на ваше письмо от *** отвечаем: новый фасон обуви разработан и утвержден, в соответствии с последним постановлением Совета Церкви «Об экономии исходных материалов». В данное время производственные мощности цеха не позволяют производить обувь по индивидуальным заказам (исключение составляет обувь, производимая для членов Совета Церкви и лично Великого Пастыря).

Алексей Мотренко

Заместитель старшины цеха пластмасников.

Отец Щур обвел слезящимися глазами притихшую паству.

Первый ряд, кряхтя и отдуваясь, ломился под тяжестью огромных задов, переходящих в потные ляжки великовозрастных прихожанок. Настоящих дочерей вознесшегося Учителя, неизменно нарядных и до отвращения преданных. Постоянных, как утренняя сирена и таких же назойливых.

Слева направо: рыжая Маланья Черчь – мать восьмерых детей и бабушка двух десятков сопливых внуков, Агафья Танг с неизменным тиком – результат необоснованных подозрений мужа, отчего казалось, что женщина постоянно подмигивает; Уна Персон с торчащими, как у вампира клыками; Мамаша Гуговиц, расплывшаяся на три места; рядом с мамашей – ее тень – Ума Гольдеман, в отличие от наперсницы – худая и длинная. За глаза престарелых подруг называли: клубок и спица. Замыкала линейку почета – маленькая с хищно блестящими глазками-буравчиками Серта Каплан.

Отец Щур вздохнул. Как человека, его тяготила, замешанная на фанатизме преданность, истовая, без малейшей примеси разума вера. Как священник, он понимал – на таких вот, как подмигивающая Танг, бездумно вторящая ему Уна, как Клубок и Спица, не терзающихся вопросами, сомнениями, бездумных почитательницах Истинного Учения, держится их вера.

- В те времена творились страшное зло и прелюбодеяния. Земля утопала в грехах, как в крови. И переполнилась чаша терпения!

За стеной фанатичек сидели остальные: неизменно важный Дундич в окружении обильного подбородками семейства, ковыряющий в носу Зиди, притихшие Гайдуковские, сонная старуха Идергиль, - длинный нос почти касался обвислой груди.

- И полилась через край!

Они внимали, сонно позевывая и автоматически кланяясь в нужных местах.

- Учитель один сохранил чистоту деяний и помыслов. При виде страданий человеческих, преисполнилось сердце его великой скорби!

Зиди, наконец, выудил искомое из носа и украдкой вытер палец о доску скамьи.

- И построил он Ковчег. И отсеивая зерна от плевел, выбрал достойных среди недостойных. И возвел их!

Глядя на Зиди, младший Гауйдуковский и себе воткнул палец в ноздрю. В чем тут же не преминул раскаяться, получив затрещину от отца.

- И дал им в руки светоч, нить путеводную – Истинное Учение!

В молодости Щура занимал вопрос: зачем Учению приставка «истинное». Если оно единственное, нерушимо и неделимо, значит просто – Учение. Возраст, вместе с сединой и заботами разогнал глупые мысли.

- Но Враг не дремлет! Только Учитель был безгрешен. Скверна пустила гниющие ростки в неокрепших умах!

Фанатичный партер затаил дыхание, даже Агафья Танг перестала подмигивать. На остальных кульминация проповеди произвела меньшее впечатление. Зиди вновь пристроил палец, Дундич отвесил шумный подзатыльник не в меру расшалившемуся отпрыску.

- Любящее сердце Учителя не выдержало. Удрученный горем, оставил он нас. Оставил и вознесся!

Идергиль с присвистом всхрапнула, да так, что проснулась сама.

- Чтобы оттуда, со звездного жилища, божественных чертогов, смотреть на детей своих.

Идергиль часто моргала заспанными глазами

- Учитель все видит! И мы боремся, искореняем скверну, именем его!

- Слава! – вяло затянула паства.

- Укрепляйте веру, ежедневно, еженощно. Возносите молитвы. Помните – скверна, скверна заложена в нас изначально. Нечистая не дремлет! Она ждет, притаилась, своего часа, дабы пустить, разрастись буйной плесенью на благодатных хлебах неокрепших умов!

Шумно отодвигая стулья и скамьи, паства опустилась на колени.

Настало время совместной молитвы.

***

На весь мир и сам Учитель не угодит.

Из сборника «Устное народное творчество»

Они были странной троицей: техник, металлург и девушка из привилегированного сословия священнослужителей, чей отец даже входил в Совет Церкви.

Странной, возможно поэтому, возможно вопреки, дружной.

На зависть доброжелателям и злопыхателям.

Техники должны общаться с техниками, металлурги – с металлургами, священники – со священниками. И их дети тоже. Особенно дети. Смена. Будущее. Надежда и опора.

Кто сказал?

Где, в какой части, на какой странице Заветов сказано подобное?

Наоборот – все равны!

Разве Учитель, Великий Учитель в неизмеримой мудрости взял бы на Ковчег недостойных? Изначально?

Путь к дому проходил мимо Майдана. Почти все пути на Ковчеге, так или иначе, касались главной площади.

Решетки ограждений распахнуты. Под люком совсем не страшный, немного покосившийся помост.

Мурашки холодными лапками затопали по спине. Ноги, минуя волю, живя собственной жизнью и собственным мозгом, ускорили шаг.

Всегда так.

Юра вспомнил свою первую казнь.

Отец привел его.

Они стояли в первом ряду.

Даже в давке люди старались держаться подальше – техники.

Казнили мужчину. Худого, с редкими всклокоченными волосами и лихорадочным блеском безумных глаз.

Как он кричал. Ах, как он кричал. И сопротивлялся.

Руки клещами впились в металл, ногти, мягкие ногти, казалось, оставляют на блестящей поверхности рваные царапины. На шее, лбу вздулись крупные вены.

Четверым конвоирам – здоровенным ухарям Армии Веры едва удалось втолкнуть тщедушное тело в Утилизатор.

Крик оборвался.

А Юру вырвало.

Прямо на Майдан.

Потом он болел. Долго. По нескольку раз на ночь, вскакивая в холодном поту от несмолкаемого крика.

Врачи разводили руками.

Давали какие-то порошки.

От них он спал.

Но крик, вездесущий крик еще долго преследовал Юрия в ночных кошмарах.

Он и сейчас снится.

На противоположном конце, за дальней решеткой, мелькнула рыжая тень. Высунулась, чтобы тут же вернуться за непроницаемый для взоров угол.

Собственно, Юра и заметил ее только потому, что тень пыталась быть незаметной. Слишком разительно огненные движения отличались от мерной поступи обывателей.

За ним следят – интересно.

И, кажется, Юрий Гопко знал, кто.

***

Одна девушка из химиков нравилась двум парням сразу.

Один думал: «если я подойду к ней в проходе, она примет меня за наглеца и оттолкнет, если подойду к ней в столовой – примет за невежду и оттолкнет, если на работе – примет за бездельника и оттолкнет. Подожду-ка я удобного случая. Оступится в коридоре – поддержу, поперхнется в столовой – подам воды, задумается на работе – помогу советом». И принялся ждать.

Второй же не стал ждать. Он просто подошел к девушке и предложил вместе пойти на Благодарение, и она согласилась.

Учитель говорит: НЕ ЖДИ СЛУЧАЯ, СОЗДАВАЙ ЕГО САМ.

Заветы. Глава 5, стих 8.

Ажурная стрела крана опустила почти невесомое тело механизма на станину, ощетинившуюся наростами креплений и иглами направляющих. К месту стыковки тут же устремилось пол дюжины рабочих. В пузатых скафандрах с объемными шлемами, они походила на новорожденных, едва выбравшихся из чрева в воду и ошалевших от нежданного простора. Пуповины страховочных тросов напоминали младенцам о матке корабля.

Напоминанием об отце, из середины закрепляемой конструкции фаллическим символом торчала труба.

- Я думал, в космосе не нужны подъемные устройства. Объекты здесь ничего не весят, разве не так?

Эммануил плавал у иллюминатора, наблюдая за ходом работ. Как всегда в невесомости, подкативший к горлу комок тошноты, плавал вместе с ним, в раздумьях о дальнейшем движении. Наружу? Обратно в желудок?

Как всегда, Эммануил успокаивал себя, но главным образом надоедливый комок, во временности явления.

На готовом корабле невесомости не будет.

- Не совсем, - невдалеке плавал Шабровски, вот уж кто чувствовал себя в невесомости, как рыба в воде. – А многотонная конструкция Ковчега, обладающая, пусть и небольшой, силой притяжения, а инерция. При таких-то массах, представляешь, чему она равна? Ведь здесь эти массы не лежат в покое, а двигаются.

- Ну да, - Эммануил безуспешно пытался восстановить школьные знания по физике. В голову упорно лезли портрет Ньютона и глазастый учитель физики, увлеченно вращающий ручку динамо-машины.