Виктор Мануйлов - Лестница

• Название: Лестница
• Автор: Виктор Мануйлов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016

---

— Мама! Мамулечка! Как ты можешь — спокойно? Я не могу спокойно! Я. я. я не знаю. он сегодня ни разу мне не звонил. Ни одного разочка, — сквозь рвущиеся из нее рыдания, выговаривала Машенька, пятясь от двери.

Татьяна Андреевна вошла наконец в квартиру, закрыла за собой дверь.

— Давай раздеваться, — сказала она твердым голосом.

Но Машеньку этот голос лишь подстегнул. Она топнула

ногой и вскрикнула:

— Мама! Может, мне надо бежать куда-то, а ты. а я — раздеваться!

— Все, хватит истерик! — отрезала Татьяна Андреевна. — Истериками ему не поможешь. тем более, если с ним действительно что-то случилось.

И тут зазвонил телефон.

Машенька рванулась к нему, схватила трубку.

— Да! Да! Я слушаю! Але! Але!

В трубке раздался знакомый голос Теплякова, хотя и несколько приглушенный, точно его хозяину трудно было произносить обыкновенные слова:

— Машенька! Здравствуй, милая! Как ты там?

— Я. я. Ты не мог мне позвонить раньше? — смеясь и плача, заговорила Машенька. — Я вся — прямо не знаю что! Я тебе звоню, а там кто-то чужой. Совсем чужой человек!

Татьяна Андреевна, успев лишь расстегнуть свое пальто, решительно отобрала у дочери трубку.

— Юрочка, здравствуй! Это Татьяна Андреевна.

— Здравствуйте, Татьяна Андреевна. Что-то случилось с Машенькой?

— С Машей ничего. Она тебе звонила на мобильник, а ей отвечал кто-то чужой.

— А-а, вон что! Я. я потерял телефон. Значит, кто-то его нашел. Не беспокойтесь: у меня все в порядке. То есть, не совсем. Меня немножко царапнуло по ребру. Ну, там. дорожная авария. Я сейчас в госпитале МВД. Ничего страшного! Честное слово! Обещают выписать дня через три-четыре.

— Хорошо, Юрочка. Очень хорошо. То есть, я хотела сказать, что ничего хорошего, если авария. Хорошо, если только царапина… А то тут Маша. можешь себе представить, какие страсти приходят ей в голову. Мы к тебе приедем. Сегодня же. Что тебе привезти?

— Ничего не надо. У меня тут целая корзина фруктов! Ради бога! Я же говорю: меня скоро выпишут. Да и у вас не получится сегодня: нужно заранее заказать пропуск. Дайте, пожалуйста, Машеньку.

— Даю, Юрочка! Даю! А то она у меня трубку с рукой оторвет, — засмеялась облегченным смехом Татьяна Андреевна, отдавая телефон дочери.

— Я сейчас же поеду к тебе, — зачастила Машенька, шмыгая носом. — Где ты лежишь?

— В госпитале МВД. Я уже сказал маме: сегодня не пустят. Надо заказать пропуск, и только завтра.

— Они не имеют права! — воскликнула Машенька.

— Такие здесь порядки, радость моя. Я и сам очень хочу тебя видеть. Но давай потерпим до завтра. Ты, главное, не беспокойся обо мне. Травма совершенно пустяковая. Дышать немного трудновато, а так — ничего особенного. Честное слово! Просто в госпитале много свободных мест, вот они и держат меня — для статистики. А так бы, конечно, давно отпустили. И я тебя очень-очень люблю, моя самая хорошая, самая красивая на свете девочка.

— И я тебя тоже. Только обещай мне звонить почаще. А то я умру от страха.

— Ну что за глупости ты говоришь, Машенька? — попеняла ей Татьяна Андреевна, раздеваясь. — Юре и так там не сладко, и говорить ему трудно, а тут ты еще со своими страхами.

— Все, Юрочка. Я тебя кропко-крепко обнимаю и целую, — закончила Машенька, с вызовом глянула на маму и положила трубку.

— Господи, Маша! Тебе всего-навсего шестнадцать лет! Семнадцать исполнится лишь в январе следующего года. А ты — обнимаю-целую. Мать-то хотя бы постеснялась.

— Мам, ну сколько можно все стесняться и стесняться? Ну и что, что шестнадцать? А если я действительно его люблю? А если он меня тоже любит? Что тогда? Так все стесняться и стесняться, пока не исполнится восемнадцать? А я не хочу, не хочу, не хочу!

— Тебе, доченька, школу надо закончить, получить образование. Без образования сегодня тебя никуда не возьмут. Даже в уборщицы, — говорила Татьяна Андреевна, перейдя на кухню, раскладывая на столе продукты. — Все эти места заняты гастарбайтерами. Даже если продавщицей — там тоже они. Учиться надо, милая. Без хорошей специальности, что ему, что тебе, будет трудно.

— Мам, я все это знаю. И Юра знает тоже. Потому что телохранитель — это не профессия. Так он считает. И я тоже. Вместе будем учиться. Он в институте, я — в школе. А потом тоже в институте.

— А дети пойдут? Их куда? Какая уж тут учеба?

— Мамуленька! До этого еще дожить надо. Ты думаешь, я не понимаю? Я все-все понимаю, — солидно заключила Машенька и скрылась в своей комнате.

— Ты там не слишком увлекайся интернетом! — догнал ее мамин голос. — Обедать скоро.

— Слышу, мамуленька, слышу! — откликнулась Машенька. — Я только переоденусь!

Прошло минут десять.

Татьяна Андреевна разливала по тарелкам суп. В голове ее, привычной к стандартным объяснениям событий и стандартным же решениям, никак не умещалась Машенькина любовь к человеку взрослому, но все еще не нашедшему себя в жизни и, следовательно, не способному обеспечить нормальную семейную жизнь. Парень он, конечно, и симпатичный, и более-менее развитой, однако явно обделенный талантами, то есть самый обыкновенный парень. Натерпится с ним Машенька с ее восторженным оптимизмом, хлебнет горя. И возраст у нее такой, что любые советы будут отскакивать от нее, как от стенки горох. Такие люди только тогда начинают воспринимать все сложности жизни, когда обожгутся о них очень больно и растеряют свой оптимизм. Не дай бог, конечно, да только с судьбой не поспоришь. Вот и Даша — то же самое. Хотя ей уже восемнадцать, но все еще ребенок ребенком. Всё и отличие от младшей сестры, что скрытная — вся в отца, но такая же упрямая и своевольная.

Татьяна Андреевна, пытаясь найти простое решение возникшей проблемы, точно забыла свою молодость, свою первую безоглядную влюбленность, которая могла закончиться весьма печально, если бы ее избранник не перекинулся к другой, более покладистой. Да и время тоже было другое: связи возникали и рвались под его жестоким напором, и мало кому из ее сверстников и сверстниц повезло пристать к спокойному берегу, где можно было безбоязненно свить свое гнездышко. Увлекшись своими размышлениями, Татьяна Андреевна очнулась только тогда, когда за ее спиной раздался мучительный стон. Она вздрогнула, оглянулась и увидела Машеньку, стоящую в дверях на кухню в одной рубашонке. Лицо дочери было серым, глаза широко раскрыты, в них застыл ужас, будто она в своей комнате нашла что-то невообразимо страшное, губы ее беззвучно шевелились, что-то шепча.

— Машенька! Господи! Что с тобой? Что случилось? — кинулась к ней Татьяна Андреевна, похолодев от страха.

— Юра. он ранен, — прошептала Машенька. — В него стреляли. — И в крик: — Он ранен, мама! Только что передали по телику! — И, запрокинув голову, сползла по стене на пол.

Глава 21

В окно, больше чем наполовину разрисованное морозом диковинными перьями и цветами, сквозь ветви лип, опушенные колючим инеем, таращилось подслеповатое январское солнце. Глубокие длинные тени от деревьев и домов лежали на сугробах, сгущаясь в рытвинах и канавах до глухого ультрамарина. Над городом там и сям поднимались столбы пара, расцвеченные солнцем как новогодние игрушки — от фиолетового до малинового; на большой высоте воздушный поток сносил пар к юго-востоку, там он смешивался и растворялся, укрывая горизонт розоватой дымкой.

Миновало почти два месяца, вместившие в себя и Новый год, который Тепляков встречал вместе с Татьяной Андреевной и Машенькой, и день ее семнадцатилетия. Рана его почти зажила, хотя и давала о себе знать при резких поворотах тела, глубоком вздохе или попытке поднять что-то тяжелое. Он продолжал жить на снятой им квартире, но большую часть дня проводил у Яловичевых.

За свое ранение Тепляков получил приличную сумму по страховке. Лидия Максимовна тоже не поскупилась, так что, если бы в городе существовала возможность приобрести жилье под ипотечный кредит, на первый взнос деньги у него имелись. Но существующая система предусматривала покупку квартиры еще лишь проектируемого строительства, — при этом за полную стоимость и без гарантии, что тебя не надуют, — а такие деньги Теплякову вряд ли удастся скопить раньше чем через пять лет. если иметь в виду не какую-то там однушку на окраине, а квартиру, состоящую хотя бы из трех комнат.

Теплякову на следующей неделе предстояло приступить к исполнению своих обязанностей, так неожиданно прерванных ранением. Он только что вернулся из поликлиники, где ему закрыли больничный лист, и теперь стоял у окна, мучительно морща лоб, пытаясь как-то связать вместе сразу три времени: недавнее прошлое, настоящее и будущее. В прошлом, ясное дело, изменить ничего нельзя: ни покушение, ни ранение, ни существование Мих-Миха. В этом недавнем прошлом Лидия Максимовна нашла себе нового телохранителя — то ли временного, то ли постоянного. Там же были два вызова к следователю, но не к Гуменникову, что приходил в госпиталь, а к молодому парню по фамилии Бурыга, лишь недавно закончившему институт. Новенького не интересовало, как и куда стрелял Тепляков, видел он или нет людей, находящихся поблизости. Зато он настойчиво пытался выяснить, какие отношения связывали Теплякова с Ковровой, а саму Коврову с Мих-Михом. При этом весьма неуклюже навязывал свою точку зрения на события, предшествующие покушению, в которых Теплякову отводилась весьма существенная роль, как будто Тепляков знал — или предвидел — предстоящее покушение. Более того, во время второй встречи Бурыга вполне определенно пытался внушить Теплякову мысль, что в его же интересах — в том числе и по должности — стоять на стороне Якутского, от которого целиком и полностью зависит его же, Теплякова, будущее. Дело с покушением на Коврову каким-то необъяснимым образом поворачивалось против Ковровой же, и Теплякову хватило ума, чтобы понять: Мих-Мих пытается избавиться от своей гражданской жены и — по совместительству — фактического руководителя торговой фирмы «Кедр». Ну и черт с ними! Пусть грызутся между собой, но только не втягивают его в эту грызню. Впрочем, Коврову ему было жалко.