Борис Фрадкин - Дорога к звездам

• Название: Дорога к звездам
• Автор: Борис Фрадкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1958

Роман  представляет собой сплав производственно-технической и фантастической литературы, рассказывает о жизни изобретателя-самоучки, который к финалу книги всё-таки создает сплав для строительства космических кораблей. Удивительная история жизни юноши Яши, начиная с детства до абсолютной зрелости. Его любовь, его целеустремлённость, идеи, потери, терзания, труд и упорство. В книге много интересных героев, нутро которых автор описал от и до. Роман добрый, захватывающий, впечатляющий, сюжет развивается очень увлекательно, в нём каждый найдёт для себя что-то интересное. Обо всём этом и не только, в книге «Дорога к звездам».

---

На другой день Люба, забежавшая к Якимовым после ночной смены, рассказала Яше:

— Ночью пришел к нам в отделение какой-то чудак, торчал на печах до пяти утра, а в пять вызвал Кашина из дома и начал мудрить: то прикажет включить печь, то выключить. Сам смотрит в окно кабины, на щиты оглядывается.

— Кто же это?

Люба пожала плечами.

Спустя два дня Яшу снова вызвали к следователю. Только теперь он не чувствовал себя подсудимым. Юноша верил человеку, с которым разговаривал в прошлый раз. Яша знал: следователь все объяснит, докажет его невиновность, потому что это наш, советский следователь.

— Как живешь, Якимов? — спросил следователь,

— Плохо.

— Что так?

— Без работы, без комбината, какое житье?

— Это правильно! Что ж, завтра можешь выходить на работу. Рад? То-то. Смотри, впредь почаще на сигнальные лампы оглядывайся и… на людей.

— Значит… Кашин?

— Враг. Но не своей рукой он включил рубильник, пока ты боролся со сном. Кто? А вот подумай. Не знаешь? Врага ищи там, где больше людской грязи. Мохов Григорий Григорьевич тебе знаком? То-то и оно. Так иди, Яков Якимов, работай, живи, как жил.

Следователь крепко пожал Яшину руку. Прыгая через несколько ступенек по широкой парадной лестнице, Яша слетел вниз к раздевалке, кое-как накинул на себя пальто, не застегивая его, не надевая кепки, выскочил на улицу к ожидавшей его Любе. Он схватил ее, закружил и, не стесняясь никого на свете, поцеловал в губы, в щеки, в глаза. Потом, глубоко вздохнув, Яша распахнул шире пальто, подставил ветру свою открытую голову и сияющими глазами посмотрел вокруг себя. Вокруг был его мир. Яша любил эту улицу, на которой стоял, любил всю страну свою, любил этот свой мир. Он хотел жить в нем и ради него.

Но сегодня мир был уже немножко не таким, как вчера. Он был не только светлым. Борьба за его будущее шла не только с теми, кто жил по другую сторону рубежа. Борьба шла и внутри, рядом.

Складочка на переносье так и осталась.

Прошла неделя.

Утром Андронов вызвал к себе Якимова. Он встретил юношу насмешливым взглядом, но на его уставшем лице была простая человеческая теплота.

— Пришел, тетеря? — сказал он. — Садись. Время покуда такое, что нужно работать, да оглядываться. Враги орудуют и в тылу, пакостят, где могут… Тоже… комсомолец. Назначаю тебя временно старшим электриком отделения. Ну, ну, глаз не раскрывай. Выскочат, пожалуй. И похудел уже, желтый стал. Переживал, что ли? В кулаке держи себя. Да заходи, о работе будешь докладывать ежедневно.

И кажется Якову, что вертится вокруг него огромное колесо. Мелькают дни, события сменяют одно другое. Несет его вперед бурное, стремительное течение.

Часть пятая Свет, при котором можно увидеть всю Вселенную 1

Совещание партийного бюро закончилось в первом часу ночи. Глазков вышел в коридор заводоуправления вместе с высоким статным мужчиной, у которого, однако, было желтое, словно истомленное недугом, лицо. Мужчина держал в руке рулон с чертежами.

— Ничего, Николай Поликарпович, — сказал Глазков, — не унывайте. Проект блестящий, этого у вас не отнимешь.

— Легко сказать: не унывайте, — раздраженно отозвался Сивков. — Я столько труда положил на этот проект. Придется пойти выше, раз уж сам директор…

— Кстати, директор не сказал «нет».

— И за то ему спасибо. А я не могу ждать. Может, я завтра помру или бог знает, что со мной случится. Ведь не дачу для себя прошу построить, а мне твердят: «Война… война…» — как будто я дите какое. Вот же все расчеты туг. — Сивков потряс чертежами. — Ясно, как дважды два четыре. Не такие уж большие средства нужны на достройку.

— Дорогой Николай Поликарпович. — Глазков попытался обнять своего собеседника, но велика была разница в их росте, поэтому Марк Захарович привлек к себе Сивкова за талию, как барышню. — Дорогой Николай Поликарпович, вы же сами преотлично понимаете, что главное затруднение вовсе не в средствах, а в людях. В лю-дях! Видели вы, как в цехах работают? До изнеможения, до обморочного состояния. С питанием у нас того… плоховато.

— Значит, и вы считаете достройку Дворца несвоевременной затеей?

— Я считаю ее крайне необходимой и могу повторить то, что уже сказал на бюро.

— Да, да, я очень благодарен вам за поддержку.

— Директор молчал, стало быть, принципиально и он не против. Он не поскупится на средства, в этом я уверен. Но он не знает, где взять людей. Стройтрест их не даст.

Сивков безнадежно махнул рукой.

— Вот видите! Вы надеетесь на комбинат, а у нас у самих дела тяжелые, — покачал головой Глазков. — Нечего и думать, чтобы снимать народ с прямого производства.

— Значит, все-таки безнадежно?

— Вы забыли про общественность.

— Нет уж, нет уж, увольте, — Сивков отодвинулся от Глазкова. — Я агитировать не умею. Я человек беспартийный. Я лучше пойду жаловаться в райком или сразу в горком.

— Э, какой вы, — поморщился Марк Захарович. — Что мы все тут консерваторы какие-нибудь?

В вестибюле они расстались. Глазков редко бывал на свежем воздухе и, выйдя из заводоуправления, пошел медленно, наслаждаясь бодрящим апрельским воздухом. На завод шла смена. Шаркало множество ног по асфальту, перекликались голоса. Из темноты ночи на широкую площадь перед заводоуправлением непрерывным потоком выходили люди. Звонко перехлопывались двери проходных.

Вопрос о Дворце показался членам бюро нелепым и неуместным. Немцы готовили новое наступление на юге. Фронт требовал танки и снаряды во все возрастающем количестве. Южноуральский металлургический комбинат принял на свои плечи основные тяготы в изготовлении броневой стали. Напряжение в работе комбината достигло, казалось, своего предела. Люди иногда сутками не выходили из цехов. И вот пороги райсовета и парткома вдруг начинает обивать какой-то чудак из строительного треста с предложением продолжить строительство Дворца культуры.

В начале разговора на бюро этот человек произвел на Марка Захаровича самое неприятное впечатление. Кроме своего проекта, Сивков и знать больше ничего не хотел. Его монотонный глуховатый голос наводил скуку. Члены бюро знали, что Сивков в течение недели надоедал секретарю заводской партийной организации, пока не добился разбора его предложения на бюро. Сомнения не было — Сивковым вовсе не руководили какие-либо высокие мотивы — отдых трудящихся или желание дать рабочему поселку свой театр, приличное кино. Нет, его интересовал только Дворец как таковой.

Марк Захарович начал понимать Сивкова лишь после того, как директор спросил: «Не вы ли проектировали второй монтажный цех?» Сивков пробурчал что-то вроде «У-гм». — «А четырнадцатый жилой дом?» Оказалось, что и четырнадцатый дом проектировал Николай Поликарпович. Оба проекта были выполнены в невиданно короткий срок.

Глазков любил живопись, немного разбирался в архитектуре. Он с любопытством посмотрел на Сивкова. Спроектированный им новый литейный цех имел прекрасную планировку, был светлым, просторным помещением и вообще задуман талантливо.

Марк Захарович с особенным вниманием просмотрел разложенные по столам чертежи проекта.

— Позвольте, позвольте! — удивился он. — Насколько я помню, принятый проект выглядел иначе.

— Зачем бы мне потребовалось приносить вам то, что уже принято? — насупился Сивков. — Я изменил по-своему. Так будет и красивее и дешевле. Мой проект дает экономию на двадцать процентов. Это почти три с половиной миллиона рублей.

Но вся поза Сивкова и выражение его лица говорили: «Плевать мне на экономию. Вы посмотрите, какую красоту я вам предлагаю. Не каждому суждено увидеть такое. Я хочу строить Дворец. Дайте мне его закончить!»

— А ведь очень неплохо получилось! — вырвалось у Глазкова, и Николай Поликарпович почувствовал в нем союзника.

Пока шло обсуждение — оно сводилось к тому, что члены бюро ломали головы над тем, как бы растолковать упрямому Сивкову невыполнимость его предложения, — Глазков все более заражался идеей достройки Дворца. Но им руководили иные мотивы. В поселке непрерывно прибывал народ, хотя очень много молодежи ушло на фронт. Однажды вечером Марк Захарович заглянул в клуб и был приятно удивлен: там оказалось полно. Молодежь пела песни и танцевала. И как ни было трудно в цехе, трудно с питанием, жильем, одеждой (да и с чем только не было трудно!) старый деревянный клуб не вмещал всех желающих отдохнуть. Война не заглушала песни, не наводила уныния. Песня! С ней люди идут на смерть, на подвиг!

Среди многих десятков новых многоэтажных жилых домов поселка причудливое здание клуба, похожее на барак, выглядело нелепым, оно торчало, как бельмо на глазу.

А разве труженики комбината не нуждались в настоящем отдыхе? И меньше всего для этой цели подходил клуб с единственным зрительным залом, в котором было сыро и холодно. Танцы устраивались в фойе. Пол там шатался под ногами. С низкого потолка осыпалась известка.