Анна Коркеакиви - Нежданный гость

• Название: Нежданный гость
• Автор: Анна Коркеакиви
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-03484-6

«Нежданный гость» — дебютный роман американки Анны Коркеакиви, которая уже завоевала известность рассказами, статьями и очерками, публиковавшимися в «New York Times», «Wall Street Journal», «The Atlantic» и в лондонской «Times». В центре романа жизнь семьи высокопоставленного европейского дипломата, и автор хорошо знает, о чем пишет: муж писательницы — финский дипломат, сотрудник ООН, и сейчас они живут в Швейцарии.

Жена помощника британского посла в Париже Клэр Мурхаус тщательно планирует званый ужин — от его исхода зависит, получит ли муж назначение в Дублин в ранге посла. У Клэр с Ирландией связаны и самые романтические, и самые страшные воспоминания двадцатипятилетней давности. По странному совпадению в толпе ей все чаще мерещится знакомое лицо из прошлого, хотя доподлинно известно, что человек этот давно погиб…

---

— То есть деньги нужны этому Киарану? Если ты их отдашь, он успокоится? А если нет?..

— Киаран был неплохим парнем. Преданным нашему делу. Пока я был в бегах, он больше десяти лет отсидел в Лабиринте, в блоке строгого режима. И за просто так он в тюрьму не вернется.

— Не понимаю.

— Ну, теперь говорят, что сейчас мир и все мы добрые соседи, но люди-то ничего не забыли. Пару лет назад один доносчик попытался вернуться — до того скрывался в какой-то деревне в Англии. Может, читала? Быстренько стал жертвой несчастного случая. И потом, ты что, думаешь, после двадцати лет за решеткой Киарану светит приличная работа?

— То есть этот Киаран знает, что деньги пропали, и, если он их получит, не скажет никому, что ты жив? Что твой кузен тебя прикрыл?

— Черт, Клэр, да не знаю я! Про деньги ему точно известно. Может, будет молчать в тряпочку и уедет на Барбадос. Старина Киаран… А может, просто хочет убедиться, что я их не надул с деньгами, — он же отдал лучшие годы нашему делу, в тюрьме отсидел, — а потом пожертвует все церкви. А вернее всего, отдаст тем, кто не дает делу заглохнуть, и получит пенсию для своей старухи. Да мой брат и не пытался его расколоть. Таким, как Киаран, вопросы не позадаешь. Я только знаю, что ему нужны деньги, и он сильно навредит моему брату, если их не получит.

Она чуть подвинулась на скамье:

— Но если ты вернешь ему деньги, а он передаст их кому-то другому, они поймут, что ты жив. Разве они не начнут… не станут… — Она не сумела договорить до конца. — Понимаешь?

— Искать меня? — Он пожал плечами. — Если и станут, так мне и надо. Но мой брат навешает им лапши на уши, что кое-кто на меня донес насчет денег и поэтому я скрылся. Он же убедил всех, что в гробу — я? Те, кто знал меня, теперь старики. Получат эти сраные деньги, и делу конец.

Но в глазах его было сомнение.

Он взял ее руку, посмотрел на ладонь и положил руку назад на колено, аккуратно, как служители морга складывают руки умерших.

— Если, конечно, они до сих пор у тебя. Если ты не отдала их тогда по ошибке. — Встал и потряс головой. — Зря я это сказал. Прости.

Значит, все-таки подумал. И чуть не спросил ее. Хоть и знает, что тех денег у нее нет. Она тоже поднялась со скамьи — глаза в глаза, до сих пор одного с ним роста. Ему известно, что она хорошо обеспечена.

— Куда ты пойдешь?

— Туда же, где провел все эти годы. Никуда. — Он повернулся, собираясь уйти.

— Нет.

Остановился и посмотрел на нее.

Она протянула руку, осторожно нащупала знакомое место между волосами и воротником и провела пальцем по гладкому серебристому шраму — ни разу не посмела этого сделать, пока они были любовниками.

Он не отстранился, но осторожно взял ее руку и медленно опустил вдоль тела. Они стояли, молча глядя друг на друга.

— Ты всегда была не такая, как остальные, Клэр. И до сих пор не такая.

Она покачала головой.

— Ты же знаешь, я бы обязательно вернулся.

— Найл…

— Рядом с Центром Помпиду есть церковь.

Он замолчал. Не дождавшись ответа, крепко сжал ее ладонь, отпустил и сделал шаг назад:

— Завтра я уезжаю. Не бойся, если не захочешь, больше не попадусь тебе на глаза.

И исчез, затерявшись среди каких-то остролистных деревьев.

Замок щелкнул и открылся изнутри; она надавила плечом на тяжелую дубовую дверь. Перед тем как войти, в последний раз окинула взглядом дворик. День угасал. Бледнело небо. Найл остался где-то там, в городе.

— Bonjour, Madame. — Дверь распахнулась, и на пороге показался муж консьержки.

Она ухватилась за косяк, чтобы не упасть.

— Bonjour, Monsieur.

Он придержал дверь, она вошла в вестибюль и кивнула:

— Merci.

У него в руке лампочка.

— Il faut très beau aujourd’hui.

— Oui, il fait beau.

— Le Ministre va bien?

— Oui, merci.

— Et les enfants?

— Oui, merci.

— Ah, bien. Alors, tout va bien[64]. — И взобрался на табурет, чтобы вкрутить лампочку у входа.

Она вызвала лифт. Не услышав шума движения, еще раз нажала кнопку вызова. Кабина начала опускаться. Муж консьержки наверняка взглянул вверх, услышав звук. Дома ее по-прежнему ждет ужин и сложности с Джейми. Но теперь заниматься всем этим будет уже не прежняя женщина. Теперь она даже может ехать в Дублин. Перед ней открылся новый мир без границ.

Найл не предал ее. И вместе они не совершили ничего плохого.

«Поможешь?» — спросил он, слегка приоткрыв молнию на вещевом мешке.

Эйфория, охватившая ее поначалу, поутихла. Да, она может без всяких опасений ехать в Дублин. Да, деньги, которые она привезла, не пошли на покупку оружия или взрывчатки. И все-таки она согласилась привезти деньги. Значит, было намерение. И еще она тогда взяла напрокат фургон. Найл, по крайней мере, считал себя солдатом. А она? Просто безвольная девчонка.

Запищал телефон — кто-то прислал сообщение. Она достала смартфон из кармана.

Где ты??? Эдвард.

Три вопросительных знака — совсем не похоже на Эдварда. Она взглянула на часы — десять минут седьмого. Он сейчас приводит в порядок рабочий стол и готовится идти с помощником министра в посольство на коктейль, предшествующий ужину, который пройдет в более узком кругу.

«Дома», — написала она.

На телефоне целых три пропущенных звонка. Она переключилась на голосовые сообщения, услышала голос Эдварда и вернулась к двум другим звонкам. Джейми звонил, но не оставил сообщения.

Она нашла в записной книжке его номер.

Автоответчик прокричал прямо в ухо голосом Джейми: «Мы все живем с напрягом / В стране под чужим флагом. Это Джеймс. Оставьте сообщение. Или не оставляйте. Мне плевать».

Она нажала отбой. Если его нет дома, будет звонить всем его парижским приятелям, пока не найдет. Всему есть предел.

Кабина с лязгом шла вниз, но еще не достигла вестибюля. Клэр запахнула кардиган. Близится вечер, и становится прохладно, как всегда весной после теплого дня. Весеннее тепло обманчиво — не замечаешь, как начинаешь зябнуть. То же и с возрастом: мир, казавшийся таким теплым, вдруг поворачивается холодной стороной.

Словно не было последних двадцати лет. «Слышала — Найл пропал? — спросил кузен Кевин, заскочив к ней в Кембридже через пару месяцев после ее возвращения из Дублина. — Папа думает, он поехал домой и опять связался с этими. Ну, с теми самыми, понимаешь? И конечно, что-то не сложилось». Сразу после его ухода она отправилась в библиотеку и просмотрела все газеты, которые получал Гарвард, в надежде хоть что-нибудь узнать. Ничего не нашла, и пришлось выпытывать у тети и дяди. «Еще раз спасибо за прошлое лето, — сказала она, специально приехав к ним в воскресенье перед Рождеством. — Нам всем было так хорошо вместе. Как думаете, Найл будущим летом приедет?» Тетя закрыла лицо руками, а дядя покачал головой и объяснил причину: родные Найла завернули в простыню то, что рыбы и прибой оставили от его тела, и похоронили в закрытом гробу. И потом на протяжении многих лет она видела его лицо в толпе и думала, что видит собственные воспоминания о своей юности. Но она ведь действительно видела его. Сегодня утром в «Бон марше» он глядел на нее поверх рядов британских консервов и ирландского сыра. А днем — сквозь окно парикмахерской. Он следил за ней. И она вовсе не сошла с ума. С цифрами у нее и правда нелады, но лица она не путает.

Турок. Он ведь тоже где-то бродит.

Лифт со вздохом остановился перед ней. Она вошла в кабину, закрыла дребезжащую решетку двери и нажала кнопку своего этажа.

«Надеюсь, врач действительно существует и подтвердит показания турка. Punto[65]. Сегодня больше не думать о турке».

Но не думать о Найле невозможно. Он будет ее ждать.

Лифт медленно пополз вверх. Там ее встретят Амели, ее кузина, Матильда, приглашенный на сегодняшний вечер официант. Если повезет, то и Джейми. Все они чего-то от нее ждут. И еще ее ждет все остальное: ритуалы — дни рождения, юбилеи, свадьбы, крещение внуков и всякие сопутствующие мелочи вроде галстуков Эдварда. Все, что организует ее жизнь и придает ей определенные очертания, как обведенные карандашом предметы натюрморта, придает смысл тому, что иначе казалось бы бесконечным туннелем, безвоздушным пространством, подобным тому, что втянуло ее в водоворот Дублинского аэропорта двадцать лет назад, а сейчас с каждой минутой тащит к неизбежному финалу. «Я вымерил кофейной ложкой жизнь»[66]. Какими умниками казались они себе в те студенческие годы, когда читали T. С. Элиота! Разобрали Альфреда Пруфрока по косточкам, вытащили наружу каждый оттенок смысла — и ничего не поняли. «Прочтите, пожалуйста, вслух и переведите эпиграф, взятый Элиотом из „Ада“ Данте», — попросил ее профессор, потому что она специализировалась по романским языкам, и она бойко протараторила итальянский текст, словно подчиняя его себе: «Ma però che già mai di questo fondo / Non tornò vivo alcun, s’i’ odo il vero, / Sanza tema d’infamia ti rispondo».