Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

• Название: Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
• Автор: Майкл Дэвид-Фокс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0215-1

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема «Россия и Запад», в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920 — 1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой страной, а западные интеллектуалы, ослепленные собственными амбициями и статусом «друзей» Советского Союза, не замечали ужасов голода и ГУЛАГа. Автор показывает сложную взаимосвязь внутренних и внешнеполитических факторов развития страны, предлагая по-новому оценить значение международного влияния на развитие советской системы в годы ее становления.

---

В конце 1925 года генеральный секретарь Профинтерна С.А. Лозовский, выступая на заседании Комиссии по внешним сношениям ВЦСПС (ответственной за организацию визитов рабочих делегаций), заявил: «Мы перешли к массовому производству делегаций». Действительно, за два года, прошедших после визита британской рабочей делегации, в СССР побывало целых 24 делегации, причем все — из стран Европы, за исключением лишь одной группы из Австралии{317}. В 1929 году в Воронеже финскую делегацию приветствовали на вокзале тысяча человек. Пересечение границы и ритуалы гостеприимства по приезде, такие как участие делегаций в парадах 7 ноября и 1 мая, посещение мавзолея Ленина (куда иностранцев пропускали без очереди), а также «ознакомительные» визиты на фабрики, в местные советы, на курорты и другие «объекты показа» стали основными и привычными ритуалами этого «массового производства». Едва ли стоит удивляться тому, что в 1927 году среди подобных церемоний вокруг рабочих делегаций случались и «весьма неудачные встречи на вокзале», когда появлялось лишь несколько встречающих, багаж делегации оказывался потерян и, что хуже всего, «делегаты смешивались с обычной публикой». Некоторых иностранцев вообще никто не встречал{318}.

Феномен иностранных делегаций, визиты которых с середины 1920-х годов иногда разрабатывались заранее даже на родине делегатов и уж конечно — по прибытии, превратился в своего рода шаблон. Это стало одной из первых лабораторий советской миссии по преобразованию негативных представлений в позитивные свидетельства. На прием делегаций выделялись значительные средства, благодаря чему они получали особое «обслуживание»; оно полагалось всем важным гостям, включая интеллектуалов.

Работа Комиссии по внешним сношениям и межведомственные дискуссии о рабочих делегациях начиная с середины 1920-х годов демонстрируют целую шкалу различных советских приоритетов, которые учитывались при организации визитов подобных групп. Во-первых, внешнеполитические соображения, «увязывающие» этот вопрос «с актуальными политическими задачами момента», влияли на выбор стран, откуда приглашались делегации. Например, в 1927 году «особое политическое значение» придавалось связям с Англией, США, Мексикой и Индией{319}.[26] Во-вторых, отдельные отрасли промышленности и крупные предприятия в стране, откуда приезжала делегация, служили вербовочными площадками, с тем чтобы помочь зарубежным компартиям привлечь новых членов. В-третьих, задача состояла не просто в «выбивании» из иностранцев положительных публичных заявлений, а в поощрении адресной контрпропаганды. Примеров тому множество — от делегаций, приглашенных в СССР специально для опровержения конкретных статей в зарубежной социал-демократической печати о волнениях среди советских рабочих, до делегации, направленной зимой 1933 года на Украину с целью опровергнуть сообщения о намеренно вызванном в ходе коллективизации голоде, жертвами которого стали миллионы людей. Эта массированная контрпропаганда была компонентом согласованной международной кампании прикрытия, вовлекавшей иностранцев в отрицание факта массового голода. Почему же делегации, подобные той, что побывала в УССР, играли отведенные им роли? В значительной мере на этот вопрос отвечает Рашель Мазуй в своем исследовании о французских делегациях. Мазуй показывает, насколько обстоятельно подготавливался отбор делегатов, кто и по каким процедурам назначался местными коммунистами в делегацию еще до «выборов». В состав делегаций в известной пропорции включались коммунисты, причем особое внимание накануне выезда и уже в дороге уделялось подготовке выступлений: главы делегаций прямо в поездах наставляли рядовых членов в том, какие вопросы надлежит задавать советским рабочим. Итак, путешествие в СССР было и обрядом перехода, и частью кадровой политики, поскольку оно вполне могло (при условии, что отзывы на увиденное будут одобрительными) подтолкнуть карьеру в профсоюзах и компартии той же Франции{320}.

Английский коммунист Альберт Инкпин — глава пролетарской Лиги друзей СССР, созданной Вилли Мюнценбергом (не путать с обществами дружбы под эгидой ВОКСа), — стремился набрать определенный процент рабочих-некоммунистов, которых «было возможно убедить согласиться с предварительно заготовленным информационным планом». Однако реальные мотивации путешествия в СССР часто расходились с советскими планами. Во времена Великой депрессии советские профсоюзы были завалены просьбами иностранных делегатов, пытавшихся остаться в СССР и найти работу{321}. Некоторые советские стратагемы применялись специально к рабочим делегациям, но общие принципы планирования визитов, основанные на амбициозных политических сценариях, практика заблаговременной подготовки визитеров и решающая роль оценки советской стороной лояльности гостей уже после их отъезда домой были также и основными чертами системы приема зарубежных интеллектуалов.

Визитам иностранных делегаций сопутствовали на редкость откровенные дискуссии о мерах, призванных повлиять на психологию, политическую лояльность и воспоминания гостей о времени, проведенном в Советском Союзе. Накануне отъезда делегатов обычно одаривали обшитыми кожей альбомами с фотографиями, открытками и «фотосериями», каковые, в частности, в 1932 году включали восемнадцать наименований, и в том числе портреты Ленина и Сталина{322}. Словом, делегаты возвращались домой с визуальными «свидетельствами», которые могли бы помочь формированию «правильных» воспоминаний. Делегации всегда проходили через особый ритуал составления итоговой прощальной резолюции. «Записки советской переводчицы» Тамары Солоневич (опубликованные в Софии одиннадцать лет спустя после обслуживания ею сорокадневного визита британской рабочей делегации в 1926 году) содержат яркий рассказ о подобном эпизоде. По словам Солоневич, одной из причин хлопот о прощальном заявлении было то, что подписи делегатов на этом документе все же что-то значили для них, а следовательно, текст должен был быть таким, чтобы подписавшие не пожелали позднее его опровергнуть. Заготовки текстов выдавались главам делегаций заранее, а их задача состояла в том, чтобы на общей встрече убедить делегатов как можно меньше править текст и вставлять в него как можно меньше критических замечаний. Однако поскольку советская неорганизованность традиционно сопровождала все эти ухищрения, переводчик-новичок вроде Солоневич неожиданно обнаруживал себя на важном месте в этом щекотливом политическом деле, да еще безо всякой предварительной подготовки{323}.[27]

Основные «техники гостеприимства», применявшиеся при организации визитов важных делегаций и почетных гостей, — прежде всего обильные застолья, изоляция иностранцев от рядовых граждан, перемещение на спецпоездах, заранее согласованные и часто стандартные маршруты в стороне от неудобопоказуемых местностей — давно уже описаны в литературе{324}. Солоневич вспоминала, что четыре чекиста, двое из которых знали английский язык, присутствовали на встречах британской делегации с рабочими Донбасса и что в поезде делегацию сопровождали вооруженные члены партии, обычно бывшие красноармейцы, один из которых на глазах переводчицы застрелил особенно надоедливого мальчика-попрошайку. Много времени спустя после своего бегства из СССР через финскую границу Солоневич проникновенно описывала свои переживания при общении с иностранными гостями:

Очень часто я ловила себя на сознании, что я раздваиваюсь: с одной стороны, мне до боли хотелось сказать англичанам правду о настоящем положении вещей, с другой — какая-то безотчетная русская гордость вспыхивала и загоралась, когда они восторгались нашими просторами, нашей дивной кавказской природой, нашим гостеприимством{325}.

Учитывая то, что уже известно об официальном гостеприимстве, а также позднейшие свидетельства о подготовительных и подытоживающих прием иностранцев манипуляциях, нужно отметить, что стенограммы бесед рабочих делегаций с советскими чиновниками и заводским начальством указывают на постоянно проявлявшийся острый и даже воинственный скептицизм со стороны гостей. В 1927 году французские делегаты интересовались, почему официальная печать не публикует сведений о дополнительных рабочих часах (им отвечали, что эта лишняя нагрузка невелика), о большом числе забастовок (ответ: в них участвовало лишь 0,5% рабочих) и о невыплатах по социальному страхованию и пенсиям. Другие упоминали о небезопасных условиях труда, безработице, задержках зарплаты, партийном контроле над профсоюзами и участившихся авариях на производстве. Конечно, такие «инциденты» происходили зачастую потому, что в состав делегаций регулярно включали хоть и немного, но все же сколько-то социал-демократов, анархистов и анархо-синдикалистов — в попытке обратить их в коммунизм. Случалось, что гости задавали доктринерские или попросту наивные вопросы: «Защищает ли фабричный комитет узкопрофессиональные интересы рабочих, когда они противоречат интересам рабочего класса в целом?»{326} Однажды в 1929 году некий «оппозиционер» затесался в группу скандинавских рабочих и попытался объяснить им, что их обманывают; его препроводили в ОГПУ сами же делегаты{327}.