Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

• Название: Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
• Автор: Майкл Дэвид-Фокс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0215-1

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема «Россия и Запад», в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920 — 1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой страной, а западные интеллектуалы, ослепленные собственными амбициями и статусом «друзей» Советского Союза, не замечали ужасов голода и ГУЛАГа. Автор показывает сложную взаимосвязь внутренних и внешнеполитических факторов развития страны, предлагая по-новому оценить значение международного влияния на развитие советской системы в годы ее становления.

---

Налицо несколько прямых аналогий между рабочими делегациями и сочувствующими интеллектуалами. Публичные отзывы как делегаций, так и «друзей»-интеллектуалов — будь то в форме заявлений в печати или травелогов — являлись далекими от беспристрастия политическими документами, очень важными для советской стороны, что предельно четко давали понять самим гостям. Нередко эти декларации больше сообщали о политических и личных симпатиях своих авторов, чем об их впечатлениях или воззрениях. Р. Мазуй называет поездки в СССР «проверкой идентичности»: любое отступничество гостя было чревато разрывом с «коммунистическим контробществом, от которого он был политически зависим». Проводимое Мазуй различие между «внешним» визитом (когда большинство делегатов верно играли заранее согласованную роль пропагандистов) и «внутренним» (когда действительные впечатления маскировались «правоверной» риторикой) сопоставимо с собственной самоцензурой попутчиков СССР{328}.[28] В обоих случаях советская сторона внедряла и совершенствовала применение целого набора замысловатых практик вокруг иностранных визитов, при этом все более утверждая идеологему о том, что только безудержная хвала является «правдой».

Переводчики, гиды и служащие обычно характеризовали энтузиазм иностранцев относительно советского эксперимента как признание «всей правды» о советской системе и выражали удовлетворение, что в очередной раз удалось опровергнуть «клевету» на СССР, распространяемую за рубежом. Солоневич позднее писала: «Этот лейтмотив о “всей правде” повторялся во все время нашей поездки»{329}.[29] Как бы плохо подчас ни работал данный механизм, СССР все же создал сложную систему управления визитами иностранцев, причем в то самое время, когда внутри страны оформлялась топорная, косная ортодоксия, приравнивавшая веру к истине. В этом проявлялась самоцензура советских хозяев, принимавших иностранных гостей.

Коммунистические достопримечательности

В октябре 1930 года начальник Отдела по приему иностранцев ВОКСа писал о тяжелом нервном напряжении, которое испытывал коллектив его организации. Иностранные гости хотели видеть все, связанное с первым пятилетним планом, включая заводы, фабрики, службы планирования. Однако в большинстве случаев советские экономические учреждения всячески старались избежать визитов иностранцев — отделу ВОКСа приходилось по десять — пятнадцать раз заранее звонить и «буквально умолять» о согласии устроить посещение, даже когда речь шла об именитых гостях{330}. В 1936 году ЦК принял резолюцию, в которой работа «Интуриста» расценивалась как неудовлетворительная — отчасти потому, что приезжавших слишком много водили по музеям и «старым», традиционным достопримечательностям, но отчасти и из-за трудности убедить хозяйственные комиссариаты открыть для посещения промышленные объекты{331}. Отсюда ясно, что «показу объектов» предшествовал их отбор, однако гостям демонстрировали не только те немногие объекты, которые специально для этого готовились. Из сотен регулярно посещавшихся достопримечательностей сравнительно небольшое число учреждений можно было назвать «витринными», т.е. такими, где все тщательно подготавливалось для приема групп гостей (как, например, это происходило в тюрьме Лефортово или в детской Болшевской трудовой коммуне ОГПУ). Более обширная группа включала учреждения, которые не предназначались напрямую для показа иностранцам (пусть даже те там иногда и появлялись), но должны были служить «образцовыми» или «образцово-опытными». Проекты великих строек и промышленных «гигантов» первой пятилетки были по сути демонстрационными, поскольку их монументализм с самого начала являлся политически мотивированным. В огромном большинстве объекты для политического туризма (включая образовательные и научные, медицинские и санитарно-гигиенические учреждения, такие как профилакторий для исправляющихся проституток, учреждения социальной сферы — санатории, колхозы, музеи, театры и многие другие) были попросту достаточно презентабельными, чтобы их одобрили для организованных визитов иностранцев.

По сравнению со списками мест, утвержденных к посещению особыми группами, списки одобренных объектов, которые могли различаться по принимающим организациям в зависимости от их связей с теми или иными комиссариатами, были гораздо длиннее и, разумеется, постоянно претерпевали изменения. Например, в 1930–1931 годах ВОКС включил в список более 300 «объектов показа». В 1935 году при ВОКСе создали специальный «протокольный» отдел для ведения списка и дальнейшего отбора объектов. Поскольку ВОКС, как и другие учреждения, принимавшие иностранцев, должен был — с большим трудом — получать разрешения комиссариатов на посещение контролируемых ими объектов, Отдел по приему иностранцев ВОКСа в 1931 году обратился к высшим партийным органам с просьбой о «нажиме» на ряд ведомств, чтобы те позволили посещения{332}.

«Программы» посещений были значимым предметом политических решений и для важных зарубежных гостей и делегаций утверждались заранее. При этом изменения «программ» (так же, как и самих маршрутов путешествий) в зависимости от интересов и специальностей гостей были не только возможны, но и ожидаемы. Подобно всем важным международным делам, эти мероприятия должны были получить одобрение высшего партийного руководства. Например, в 1925 году численность и маршрут германской рабочей делегации, предложенные профсоюзами и Коминтерном, были одобрены Политбюро. В списке из четырнадцати московских фабрик и заводов, составленном Комиссией по внешним сношениям для посещения этой делегацией, лишь один бумажный завод значился как «образцовый»; другой объект — ведущая кондитерская фабрика «Красный Октябрь» — к тому времени уже стал гвоздем таких программ. Список предприятий Московской области, утвержденный для визитов иностранных делегаций в 1932 году, включал пять металлургических заводов, две текстильные фабрики, четыре химических завода и четыре железнодорожных предприятия. В том же году иностранцы, приезжавшие на празднование пятнадцатой годовщины Октябрьской революции, направлялись на три фабрики и в двенадцать «культурных учреждений», включая школу, больницу, совхоз и коммуну для исправления малолетних преступников им. Ф.Э. Дзержинского, которую в 1927–1932 годах возглавлял ведущий педагог сталинской эпохи Антон Макаренко{333}. Плотное расписание заставляло иностранцев сосредотачивать внимание на презентабельных объектах, а подозрения некоторых гостей насчет потемкинских деревень можно было ослабить уже одним количеством экскурсий.

Прием иностранцев в СССР всегда был сфокусирован на конкретных, четко определенных районах страны, ибо «программы» путешествий туристов (чаще всего составленные пригласившими их учреждениями) базировались на стандартных маршрутах. В 1931 году «Интурист» имел только двенадцать стандартных маршрутов, из которых туристы могли выбирать для себя тот или иной; к 1933 году их было уже 36. Каждому из маршрутов отводилась особая роль в презентации Страны Советов. Солнечный Крым, к примеру, был призван демонстрировать успехи советской национальной политики{334}.

Вследствие резкого увеличения числа гостей — сначала в годы Великой депрессии, а затем в период Народного фронта — нехватка подходящих для посещений объектов остро чувствовалась даже в середине 1930-х, когда Бюро обслуживания «Интуриста», как и ВОКС до него, стало докладывать о противодействии регулярным визитам иностранцев со стороны чиновников, ответственных за промышленные и сельскохозяйственные объекты. Причины тому были очевидны: прием зарубежных гостей требовал приготовлений, срывал рабочий график и придавал местным, внутренним обстоятельствам политическую значимость. В 1936 году, на который пришелся пик иностранного туризма, Наркомат тяжелой промышленности попытался сократить число посещений, введя месячную норму для каждого предприятия. «Интурист», в свою очередь, обращался напрямую в Политбюро ЦК как в ходе противоборства с наркоматами по поводу экскурсий, так и при составлении «генерального списка объектов показа»{335}. Работа главного цензурного ведомства СССР — Главлита — вращалась вокруг постоянно пополнявшегося основного списка того, о чем нельзя было упоминать в печати, известного среди чиновников как «Талмуд»; по тому же принципу и ведомства, принимавшие иностранцев, постоянно пересматривали список объектов для показа.

В своей широко известной работе о западных интеллектуалах и коммунизме Пол Холландер подчеркивает, что на формирование у гостей наивного и некритического энтузиазма в отношении того, что им казалось «совершенным обществом», повлияла в первую очередь предрасположенность левых интеллектуалов к утопиям, а уже потом — машинерия советского гостеприимства. Действительно, поражает, как в самых восторженных советофильских травелогах превозносятся «по сути заурядные» места вроде стройплощадок. Холландер, однако, сознательно отбирает наиболее просоветские травелоги, расценивая их как «отличные источники» не только для доказательства присущей интеллектуалам тенденции к отчуждению от собственных обществ, но и для освещения непосредственного опыта иностранцев в СССР{336}.