Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

• Название: Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Периодические издания

Журнал поэзии «Плавучий мост» является некоммерческим изданием, выпускается на личные средства его создателей, при содействии и участии издательств «Летний сад» (Москва, Россия) и «Verlag an der Wertach» (Аугсбург, Германия). Периодичность издания – один раз в квартал.

«…Военная поэзия – отдельная тема, и хвалебные оды на взятие неприятельской крепости занимают в ней лишь малую часть. Стихи поэтов-фронтовиков, нередко погибших на войне в самом расцвете, как, к примеру, харьковчанин Михаил Кульчитский – редкие по силе свидетельства о переломных страницах истории. Минувший век, щедрый на кровавые жатвы, запечатлен в строках русских поэтов. Хлебников, Гумилев, Маяковский, Ушаков, Гудзенко, Симонов, Слуцкий, Межиров, Друнина, Тарковский – вот первые из них, кто на слуху, но продолжать список можно долго…»

---

Двор

Двор сверкает антрацитом.
От границы до межи
темный блеск его просыпан.
В землю воткнуты ножи.

Скачут кони из орешин.
На земле блестит слюда.
Мы еще земли нарежем,
раз никем не занята.

Из-под пятницы суббота.
Позади попятный двор.
За полгода два привода.
Кто не спрятался, не вор.

Не один в потешных войнах
изменился на глазах.
Кто ты? Часом не разбойник?
Или родом не казак?

Ножевой бросок небрежный,
нитка тонкая слюны
не такой уже потешной
дожидаются войны.

В темноте таится недруг,
непонятен и жесток,
он стоит ногами в недрах
и рогами на восток.

Или детство видит скверно,
цепко в памяти держа
что-то острое, наверно,
если режет без ножа.

Два голоса

– Что у тебя с лицом?
Нет на тебе лица,
выглядишь беглецом.

– Топкая здесь земля.
Тонок ее настил.
Долог ее отлив.
Быть не хватает сил,
жабрами шевеля.

– Вот объявился тать,
командир этих мест.
Что ни увидит, съест.
Нечего ему дать.

Всех коров извели.
Зверя сдали на вес.
Множатся стригали,
но никаких овец.

– Да, но еще вдали
множатся голоса
выброшенных с земли,
стертых с ее лица.

В камни обращены.
Гонит воздушный ключ
запахи нищеты.
Камень еще горюч.

– Время-то на износ.
Времени-то в обрез.
Что бы ни началось,
некогда ставить крест.

Выбери шаг держать,
голову не клонить,
жаловаться не сметь.

Выбери жизнь, не смерть.

Жизнь, и еще не вся.
Жаловаться нельзя.

* * *

Вдруг зеленеет зрение.
Вещи теряют вес.
Правила ударения
в дождь повторяет лес.

Кто и куда проник
зазеленевшим взглядом
можно узнать из книг.
Книги летают рядом.

* * *

Сажа бела, сколько б ни очерняли.
Чей-то червивый голос нудит: «Исчезни!
Если земля, то заодно с червями».
Есть, что ему ответить, да много чести.

Эта земля, впитавшая столько молний,
долго на нас глядела, не нагляделась –
не разглядела: что за народ неполный,
вроде живое, а с виду окаменелость.

Так и бывает, свет не проходит в щели;
есть кто живой, доподлинно неизвестно.
И по ступеням вниз на огонь в пещере
тихо идет за нами хранитель места.

То-то родные ветры свистят как сабли,
небо снижается, воздух наполнен слухом,
чтобы певцы и ратники не ослабли,
чтобы ночные стражи не пали духом.

Евгения Баранова Стихотворения

Поэт, прозаик, журналист. Родилась 26 марта 1987 года. Родной город-Ялта. Произведения публиковали «Юность», «Дальний Восток», «Кольцо А», «Ликбез», «Гостиная», «Новая реальность», «Дети Ра», «Зарубежные задворки», «Лиtеrrатура», «Журнал ПОэтов», «Южное сияние», «45-параллель» и других издания. Финалист «Илья-премия» (2006); призер премии «Серебряный стрелец» (2008); призер премии «Согласование времен» (2010); дипломант премии «Лужарская Долночь» (2013); лауреат конкурса «Пятая Стихия» имени Игоря Царева (2014); призер поэтической эстафеты «Вечерние Стихи» (2015); шорт-листер конкурсов «Эмигрантская лира-2013/2014», «Эмигрантская лира-2015/2016»; финалист премии «Поэт года» (2015). Автор двух книг. Член Союза писателей Москвы, Южнорусского союза писателей, Союза писателей XXI века. Проживает в Москве.

Свёкла

Зачем это время выбрало нас?
Зачем это время, а, впрочем, снег
ложится на бочку с рисунком «Квас»,
на плотных детишек, на двор, на век.

И темные тени разят плотвой,
и жители спят, притаив пятак,
и повар с резиновой головой
трет красную свёклу (свеклу, буряк).

Свекольная кровь протекает сквозь.
Так страшно дышать, тяжело уснуть.
Зачем это время, в ботинке гвоздь,
отсутствие света, любви, минут.

Где дом с колокольцем? альпийский луг?
молочные реки? кисельный мир?
И жители спят, притаив испуг,
в сиреневых складках своих квартир.

Ромашки

Во мне живут ромашки. Белый лист
прозрачен, как движенья стрекозы,
которую Набоков-гимназист
всё ловит крепдешиновым сачком.

Во мне живут ромашки. Их глаза
напоминают цветом мушмулу,
которую успеет облизать
дворняга-дождь шершавым языком.

Во мне живут ромашки (турмалин,
румыны, Ромул, Рим) и аромат
горячей горки собранной земли…
Неважно, что с собой не унесешь.

В моей душе так много (чур-чур-чуть),
почти что жарко, вроде бы простор
для каждого, кто хочет заглянуть.

Ходасевичу

Где я? где я? где я? где я?
Кто из этих-точно я?
Диктофон, афиша, плеер,
Мила, Машенька, Илья?

Где та девочка-лисичка
(не боли, болиголов),
что вскрывала жизнь отмычкой
свежевыструганных слов,

четко мерила и знала,
где вершок, а где аршин?
Почему-то стало малым
то, что виделось большим.

Затерялось в панораме,
скрылось Чеховым в саду.
Где же Женя, та, что к маме
шла с пятеркой по труду?

1913

Мне нравится глагол «выпрастывать».
Он жил во времени, когда
неделю шли из Химок в Астрахань
передовые поезда.

Скоромные сменялись постными.
Крестьяне выбирали квас.
– В Америке, ну право Господи,
не то что, батенька, у нас.

– Ты глянь, Егорий, там искусники…
– Сережка, к гильдии гони…
– А Маркс я говорю вам…
– Мусенька!
Как вы прелестны, мон ами!

– У Елисеева собрание…
– Париж несносен, entre nous.

И сумерки сгорали ранние,
почуяв, кажется, войну.

И, поддаваясь аллегориям,
грустил на столике Вольтер,
что все закончится историей
в четыре миллиона тел.

Старый поэт

А с жизнью что? Не вся ведь жизнь стихи.
Не всё ведь строчки, смазанные клеем.
Литературы жидкий парафин
не согревает (да и не согреет).

А с жизнью что?
Не в фокусе баллад,
как вспоминают родственники/дети?
Вон тот ушел, того уже едят,
вон тот пришел, а тот уже бессмертен.

Какая смена? Пионерский бред!
Шеренги слов, неологизмов насыпь.
Теперь не час, а сорок слишком лет
у оловянного солдатика в запасе.

Полынь

ничего и нет пойми
лишь болотные огни
примелькались дурачью
лишь дремотный кот-ворчун
укачал мою страну
спи малышка не ревну…
не ходи искать
видишь снятся образа
бирюза и стегозавр
разве плохо спать?
день пройдет и год пройдет
кто-то в горнице растет
повзрослеет и умрет
в скорлупе дверей
не ходи нельзя запрет
слушай сказку ешь омлет
засыпай скорей
все твои тревоги от
впрочем мало ли забот
князю по нутру
это все – полынь ума
это все – не кровь а хна
спи во сне моя страна
и играй в игру

Живаго

Я знаю о боли больше, чем собиралась.
И если считать светилом луну-усталость,
то я понимаю, что значит стоять у цели,
ее ненавидя, точнее, ее бесценя.

Я знаю, что люди, как правило, переменны,
что жизнь составляет лишний поток Вселенной.
Никто не спасется (…делам его коемуждо) –
и в этом побольше искренности, чем в дружбе.

За прошлую зимуя застудила что-то.
По нежным посевам замерзшая шла пехота.
Взлетали, сбивали, плакали и горели –
музей преполнялся эскизами Церетели.

И каждая вера, лишь перед тем как сгинуть,
об острые взгляды больно колола спину.
И в темном окошке дымно свеча горела.
Я знаю о боли, я ее не хотела.

тонкие материи

интересна не форма но мысль
watermelon арбуз ли кавун
с боем взяли снега перемышль
но надеюсь оставят москву

интересна не форма но стыд
птицеловом прикормленных слов
и горчит и горит и гранит
за собой оставляет любовь

анатомия тела овал
страусиные гонки зрачков
или рифма которой связал
все аксоны-дендриты в пучок

или гладкая шея коня
или терпкие осени дни
интересна не форма но я
не умею пока объяснить

первая мировая

чем дальше война тем меньше голодной совести
что остается в глотках твоих карманов?
чем дальше война тем меньше алеша машенька
гриша арсентий сонечка все здоровы
все улыбаются все не болеют взрослые
перебирают в глине кусочки черепа
красные маки перестают быть красными
мертвая шхуна возобновляет парусность

«Ольга Кирилловна,
я заменяю ротного…
– На перевязку…
– Нет, не болит, но чешется…
– Вы не могли бы?
– Впрочем, я сам. Не стоило…»

длинные тени сбрасывают кресты

Вера Кузьмина