Иван Забелин - Расцвет русского могущества

• Название: Расцвет русского могущества
• Автор: Иван Забелин
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-8619-1

Вниманию читателей предлагается первая часть второго тома известного труда русского историка Ивана Егоровича Забелина (1820–1909) – «История русской жизни с древнейших времен», издававшегося с 1876 по 1879 год. В настоящей книге историк обратился к заре древнерусской государственности, временам первых великих князей – от легендарного Рюрика до Владимира. Анализируя ранние письменные свидетельства Древней Руси – договоры с Византией, – И. Е. Забелин размышляет о внешней и внутренней политике молодого государства, о возрастающей роли великого князя, о нравственной сути славянского язычества.

---

Естественно предполагать, что призваны были другие варяги, не те люди, которых только что выпроводили вон из страны. Изгнаны были варяги без имени, но призваны варяги-русь, русские варяги. Поставляя в соотношение начало нашей истории с историей балтийского славянства, можно с большой вероятностью догадываться, что изгнаны были варяги-ободриты, быть может, самые вагры, жившие в самом углу южного Балтийского поморья, подле датчан, англов, саксов, и которые в начале IX столетия уже теряли свою самостоятельность, служили Карлу Великому и немцам и за то терпели разорения и даже завоевания от датчан. Так было по крайней мере в 808–811 годах. Надо сказать, что в войне Карла Великого с саксами ободриты всегда были его верными союзниками; всегда стояли на стороне франков, быть может, по той особенной причине, что, живя по соседству с саксами, много терпели от них обид и тесноты. В тех же враждебных отношениях ободриты жили и с датчанами. Между тем против Карла и на стороне датчан всегда стояли велеты, лютичи, постоянно и жестоко враждовавшие с ободритами. Неизвестно, что делили между собой эти славянские племена, хозяева всего южного Балтийского побережья, но с достоверностью можно полагать, что в этой правде немалую долю занимало и соперничество на море, в торгах и промыслах. Как бы ни было, только эти враждебные отношения двух варяжских племен могут в известной степени объяснять и начальный ход варяжских дел в нашей истории.

Изгнание варягов, поднявшееся со всех концов, могло произойти не только от их варяжского насилья, но и от их домашних раздоров, даже при помощи одного из соперников. Мы не знаем, как варяги распределяли свое владычество в нашей стране; не знаем, из каких городов и от каких именно племен шли в нашу землю их варяжские торги, но по последующей истории уже немецкого Ганзейского торгового союза можем заключать, что торговые сношения с нашей страной находились в руках и в древнейшее время у тех же вендских городов, у Любека и Висмара, у Воллина и Штеттина, т. е. в руках ободритов илютичей. Если старинными владыками нашей страны были велеты, как можно судить по их жительству еще во II веке в устьях Немана, то нет оснований отвергать, что в последующее время, вместе с именем варягов, распространилось владычество и ободритов. Мы уже говорили, что имя варягов могло обозначать самую крайнюю западную ветвь всего славянства в смысле ее передового поселения. Именно об этих передних украинцах, о ваграх, которые принадлежали к ободритскому племени[70], история отмечает, что они некогда, в конце VIII и в начале IX века, господствовали над многими, даже отдаленными славянскими народами, стало быть, вообще господствовали по Балтийскому славянскому побережью, а потому должны были господствовать и на ильменском севере. Вот, по всему вероятию, кто мог приходить из-за моря и собирать дань на нашем севере. Здесь же скрывается и причина изгнания этих варягов и призвания ругенцев-велетов. Враждуя между собой в своих родных местах, ободриты и велеты очень естественно должны были враждовать и на далеких окраинах своего владычества. Не происходило ли в их отношениях подобного же соперничества, какое в последующие века господствовало на Черном море между венецианцами и генуэзцами?

Без малого за двадцать лет перед тем годом, в который наш летописец полагает изгнание варягов, именно в 844 году, король немецкий Людовик извоевал ободритов, причем в битве погиб и их старейший князь Гостомысл. Остальные князья сделались подданными Людовика, и земля была разделена между ними по усмотрению завоевателя, т. е. как подобало феодалам-германцам.

В позднейших наших летописях конца XV и начала XVI века поминается старейшина Гостомысл, которого пришедшие от Дуная славяне, построив Новгород, посадили у себя старейшинствовать. Можно полагать, что этот новгородец Гостомысл заимствован из латинских сказаний об истории балтийских славян. Если же в какой-либо русской древней хартии поминалось о нем как о личности действительно существовавшей во времена призвания варягов, то это обстоятельство может давать намек, что Новгородской волостью в то время владели именно ободриты, с их старейшиной Гостомыслом. В Новгородской летописи первым посадником именуется тоже Гостомысл. Очень замечательно и то обстоятельство, что с 839 года почти целое столетие в западных хрониках ни словом не упоминается о велетах, которые очень славились своей борьбой с немцами и очень ревниво отстаивали свою независимость[71]. Летописцы замолчали, конечно, по той причине, что умолкли действия самих велетов. Но не потому ли замолкли велеты, что их дружинные силы были отвлечены и направлены на нашу сторону? В эту эпоху, во второй половине IX и в начале X века, Русская страна поднимается, так сказать, на ноги именно при помощи варяжских дружин.

Призванные варяги, как мы говорили, были другой народ, который летопись прямо обозначает русью и прямо указывает в своей географии жительство этой руси на западном славянском Балтийском поморье возле готов (датчан) и англов, где, кроме острова Ругия, другой значительной области с подобным именем не существует. Если б не это показание летописи, довольно отчетливое и ясное, то можно было бы с большой вероятностью предполагать, что призванная русь жила на Прусском берегу, в устьях Немана[72]. Во всяком случае, несомненным мы почитаем одно: что русь была призвана не из Швеции, а от славянского поморья, с острова ли Руген или от устья Немана – это все равно, она была русь славянская, родная и во всем понятная для призывавших, а потому и не оставившая никакого следа от своего небывалого норманнства. Русь – Ругия поморская была старее неманской руси, была известна на своем месте с первых веков христианского летосчисления и, по всем вероятиям, еще в давнее время отделила свою колонию к устью Немана.

Остров Ругия лежит возле устьев Одера у самой средины Велетского поморья, где искони процветало на все стороны широкое торговое движение. Если призванная к нам русь была русь ругенская, то несомненно, что и те варяги, о которых так часто и неопределенно говорит наш летописец, которых постоянно призывали себе на помощь наши первые князья, были ее же ближайшие соседи – велеты, от устьев Одера, из городов Воллина (Волыня) и Щетина, где и в XI веке уже русская русь живала как у себя дома. Вот объяснение, почему с середины IX века велеты умолкли на западе: их дружины здесь, на востоке, сосредоточивались в Киеве и в 865 году нападали на Царьград; в 881 году завоевывали весь южный Киевский край, в 907 и 941 годах ходили опять под Царьград и в то же время справляли свои каспийские походы. Для всех этих дел требовались немалые дружины, которые, по всему вероятию, постоянно и пополнялись из своего же родного Велетского края, не устраняя от участия в своих ополчениях и храбрых норманнов, живших в велетских городах тоже как свои люди. Не говорим о том, что славянская борьба с немцами и датчанами, которые именно в эти времена стали с особой силой теснить славянство и припирать его к морю, была едва ли не самой главной причиной для постоянного выселения славяно-варяжских дружин на наш пустынный, но гостеприимный север. Вот причина, почему населились варягами и наши древние города. Несомненно, что венды, спасая свое родное язычество, бежали и от германского меча, и от латинского креста, и от тесноты земельной. С IX века немцы горячо и дружно стали выбивать славян с их родных земель, от Эльбы. С течением лет все дальше и дальше они теснили их к морю. Кто не желал покоряться, тому оставалось одно – броситься в море, как говорил уже в XII веке вагорский князь Прибислав. «Налоги и невыносимое рабство, – говорил он, – сделали для нас смерть приятнее жизни… Нет места на земле, где мы могли бы приютиться и убежать от врагов. Остается покинуть землю, броситься в море и жить с морскими пучинами»[73]. Так могли говорить и мыслить многие из тех славянских дружин, которые еще в IX и X веках испытывали натиск немецкого нашествия. Покорение немцами ободритов в 844 году несомненно заставило всех желавших свободы искать убежища где-либо за морем и, вернее всего, в далеких странах нашего севера.

Нет прямых и точных летописных свидетельств о наших связях с Балтийским побережьем; поэтому исследователи, одержимые немецкими мнениями о норманнстве руси и знающие в средневековой истории одних только германцев, никак не желают допустить, что были таковые связи. Но в нашей первой летописи нет свидетельств и о наших связях с Каспийским морем. Она говорит только, что хазары брали дань, и не появись свидетели-арабы, что бы мы знали о наших каспийских делах? Лерберг в свое время никак не мог поверить, что Русь когда-либо могла торговать и на Каспие, и с большим удивлением приводит свидетельство одного испанского посла к Тамерлану, откуда видно, что уже в начале XV века из России в Самарканд привозились кожи, меха и холст[74]. «Как ни одиноко это сведение, – замечает осторожный ученый, – но мы должны считать его достоверным!» Таково было влияние шлецеровской буквы во всех изысканиях. Она теснила и истребляла всякое живое понимание вещей и исторических отношений, вселяя величайшую осторожность и, можно сказать, величайшую ревнивость по отношению к случаям, где сама собой оказывалась какая-либо самобытность Руси, и в то же время поощряя всякую смелость в заключениях о ее норманнском происхождении. Тот же Лерберг не очень руководился осторожностью в толковании имен днепровских порогов только по-норманнски. Очевидно, что при этом направлении ученых изысканий мы и до сих пор не можем поверить, чтобы существовали когда-либо связи русских славян с балтийскими. Это нам кажется так же дико, как Лербергу показалось диким даже несомненное известие о торговле Руси с Самаркандом.