Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

• Название: Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Периодические издания

Журнал поэзии «Плавучий мост» является некоммерческим изданием, выпускается на личные средства его создателей, при содействии и участии издательств «Летний сад» (Москва, Россия) и «Verlag an der Wertach» (Аугсбург, Германия). Периодичность издания – один раз в квартал.

«…Идея, что поэзия пытается отменить время, подарив поэту бессмертие (время и смерть при таком мышлении идентичны), присутствует в западной критике. В восточной практике стихотворение чаще является флаконом для сохранения нескольких минут конкретного переживания (пусть даже оно может с определённой периодичностью повторяться), таким образом, само время прячется внутри поэзии от смерти. В скандинавской мифологии поэзия неотличима от магии, она способна нарушать ход времени, разрушать череду предписанных событий…» (Сергей Ивкин)

---

* * *

I

Далёкий край, похожий на прицеп –
вокруг него одни леса и горы.
одни леса – и горы в них стоят,
как будто мебель в утренней квартире,
т. е. внезапно, вывалив нутро.
Соседи что-то сверлят спозаранку
и каменная мебель дребезжит.
И птицы дребезжат над ней, мятутся –
как будто клочья полиэтилена
в воронке ветра с мелкими камнями.
Растёт воронка, втягивает воздух,
стоит полупрозрачная юла
над лесом. А внизу гуляют люди –
здороваются, хлопают себя
то по груди, то по боку – неслышно
внутри одежды дребезжат мобилы,
как будто зубы у детей растут.

II

Меня родили в доме из бетона,
меня везли в коляске из клеёнки,
меня кормили сахаром и воблой,
меня носили в небо на плечах.
В три года я увидел мотороллер,
в четыре года я увидел мёртвых,
мне непрерывно снятся эти сны –
мне непрерывно снятся непрерывно
вокруг домов изрытая земля,
вокруг домов заброшенная стройка,
а под землёй качается вода.

III

Когда я вижу сливочное масло –
я узнаю его и улыбаюсь,
как будто бы июнь и я в лесу,
и лес вокруг меня коми-пермяцкий,
и очень хорошо, что я умру,
и за спиной река или собака.

* * *

Носишь сердце, прикасаешь руку
к снегу на заснеженном кусте.
Позвонишь уехавшему другу,
спросишь – как погода в Элисте?

Жизнь идёт, как тихая собака
рядом и глаза у ней белы.
Помнишь, здесь была большая драка –
а теперь здесь пятна от золы.

Города, похожие на горе –
например, Челябинск или Тверь.
Даже если лучше будет вдвое –
всё равно всё будет, как теперь.

Только это ничего не значит.
Я хотел быть счастлив – и не смог.
Каждому, кто говорит и плачет,
кажется, что он не одинок.

Амарсана Улзытуев Автопортрет

Улзытуев Амарсана Дондокович, родился в г. Улан-Удэ в 1963 г. Публиковался в журналах «Новый Мир», «Арион», «Юность», «Дружба народов», «Журнал поэтов», «Homo Legens», «Байкал», «Рубеж», «Сибирские огни» и др. Стихи переведены на ряд языков и опубликованы в «World Literature Today» / «Мировая Литература Сегодня» (Нью-Йорк, США), «PLUM» (США), «Atlanta Review» (США), «Punctum» (Латвия), «ШО» (Украина), «Ундэсний уран зохиол» (Монголия), «Asymptote» (Лондон, Великобритания) и др. Автор поэтических сборников «Сокровенные песни» (1986, предисловие Евг. Долматовский), «Утро навсегда» (2002), «Сверхновый» (2009, послесловие Александр Ерёменко), «Анафоры» (2013, предисловие Максим Амелин), «Новые Анафоры» 2016, предисловие Лев Аннинский, послесловие Евгений Рейн.

Автопортрет

Чистое золото орд моего лица,
Чик узкоглазым, как лезвие взглядом – и нету его, супротивника мово!
Вырастил я нос-да ни нос, приплюснутый кувалдой,
Выпрастал из под жестких волос ушки на макушке – слушать топот
судьбы.

Если захочешь стать ханшей моих широких скул, богиней моих
алчных губ,

Есть один способ, есть:
Влюбиться в этот боксерский нос-дикорос,
Включиться как лампочка об этот чиркающий по тьме взгляд.

Лосиная песнь

Я способен любить лосих,
Может быть, я способен любить
В этом диком краю облепих
И глухих кедрачей, может быть.
Я привычен к инстинктам лосей,
Я приучен себя обрекать,
На соперников гордо глазеть
И на зорях крушить им рога.

И не хуже могучих самцов
Может быть, я умею трубить,
И на мой из утробы зов
Та, что любит, придет, может быть.

И тогда, на виду всей тайги
Я наполню лосиху мою,
Ведь способен я быть таким
В этом диком, глухом краю!

1984

Воспоминания о Литинституте

Помню, как-то взбрело мне на пианино учиться,
Помню, как помогала, как не давала лениться,
Литинститут, мы такие смешные, давай по общаге носиться,
Как у Хармса старушки, из окон валиться…

Там, где рана, ты корочкой, кожицей, нежной живицей,
Тотчас рядом врастая в меня, то сестрою, то красной девицей,
Ирка, Ирочка Вихрева, юность моя, чаровница,
Где ты, что ты, спасительница, соученица…

Дай, и я заживлю твои раны, как свечи, задую,
Дай, и я тебе песню спою, у кровати твоей заворкую,
Отведу твои беды, отправлю к чертям, заколдую,
Я ведь знатный шаман теперь, и судьбою, как бубном, верчу я.

Что случилось с тобой, приключилось с тобою, сестрица,
Чу, дурацкие мысли гоню от себя, начинаю сердиться,
Разве только, безбожник, попрошу перед светлой седмицей,
Я Его попрошу, возоплю за тебя, если что, заступиться…

Одноклассница

Девочку вспомнил, незабудку,
Десять классов ее любил.
Сотовый ее сегодня дали,
Сорок лет спустя.
Говорю с ней…
Голос ее, медовый, слушаю,
Горло сдавило сладким комом,
Горько ее любил, неприступную.

Косички дергал,
Косил глазами с дальней парты в ее воротничок,
Как сумасшедший вел себя на переменке,
Коричневый ее фартук чуть завидя.

Пытался полюбить других девчонок –
Пылкую изображая страсть,
Писал стихи какой-то восьмикласснице в Уфу,
Прыщи давил…

Сказала, что уже бабушка –
Сказка с хорошим концом.
Сколько себя помню – всегда был влюблен,
С детского сада – в нежную гармонию вселенной.

Сад

В сад из цветов попал ошеломленный,
Всадил в меня садовник нож из роз,
В сабельный удар попал тюльпанов,
Всадники гвоздик, живого, пригвоздили.
Оказывается, есть еще восторг,
Акация благоухает прямо в душу,
Око за око! – всем цветам,
Окаянные, укалывают насмерть!
Я и не знал, что можно так влюбиться в жизнь,
Явь такою негой может ранить,
Яростью пронзительной цветов,
Яхве, не гони меня из Рая!

Из жизни земляков в Москве

Разбойником во лесах он был бы – лихим и жестоким,
Риски любит, как в детстве ириски. В пьяном угаре
Рим он мог бы разрушить варваром злобным,
Риэлтор… в аренду чужое жилье сдает,
Работа для черствых душой и ленивых,
Раб своих вредных привычек,
Радоваться людям не нужно и лишне – лишь бы впарить лоху
подороже,
Ради Христа, прости его Боже,
Рано отца лишился, маму не слушал, попал под дурное влиянье
песен блатных,
Раз, и первая ходка…
А как он поет!
Акафисты ему бы служить святым отцам чудотворцам!
Аще обрящеши кротость, одолееши мудрость!
А нам то что до заповедей древних,
Аспид, недавно опять выпил и руку поднял на родных,
Я же ему говорю – брат мой, добрее, добрее будь…

Лето

Озеро Щучье, купаюсь с моими детьми,
Оленьке – девять, сыну Дондоку – шесть,
Рядом мой друг, Мастер Ли, Лихотин Леонид –
Рябь от него по всему побережью.

Дочка и сын бросают мне круг – Папа, лови!
Долго я плыл к нему – 43 года,
Дорог мне радости каждый малюсенький миг
Досыта быть счастливым отцом во вселенной.

Много кипучей воды утекло стой поры,
Мною до дыр зачитана Книга священная судеб,
Снов из глубин, лавин мирской суеты
Снова и снова мне улыбаются дети на озере Щучьем…

Ире Васильевой – королеве митьков

Как приехал я однажды я в Санкт-Питерсбург,
Как не знаю кто весь простуженный,
Да как отпаивала меня королева митьков
Душистым собственных рук – глинтвейном.

А еще с нами был коллега ее –
Афигенных гравюрных дел мастер,
А хозяйка-красавица баиньки уже ушла,
А мы болтали до утра да варили пельмешки…

Так об чем у нас был с ним разговор –
Как я в Лувре однажды видел гравюры Гойи,
А он мне понарассказывал про их дела –
Афигенные их гравюрные титанические дела…

Там на кухне голубь на излечении жил не тужил,
В такой коробке картонной –
Он выглядывал в дырку и всевидящим оком косил,
Ну прям – Ленин из броневика…

Ну, я целу неделю стихи там читал –
У Арсена, у Мякишева с Ингой, с Умкой, у Либуркина,
Мою благодарность всем – кто бы приютил? –
Молча, как голубь бьет крылом о стенки черепной коробки…

Я обратно уехал я в азиатскую Москву родну,
Чтоб сон разума не рождал чудовищ…
Как во сне побывал, революции колыбель покачал,
Как бы глянул в окно – как бы в черный квадрат Европы…

Самовар

Как бежала Агафьюшка, по траве да по камушкам,
Кабы знала куда убегать, утекать,
Шибче хитрой лисы, гибче мамушки-реченьки
Шла-бежала, она, а в руках самовар.
А лежал ее путь через сопки таежные,
А бежала, Агафьюшка, от советских властей,
А проворною мышкою, с самоваром под мышкою,
От людей хоронясь, во родной Куналей.

Пой пичуга-заступница о беглянке-преступнице,
Гой еси, о восстании мужиков-кулаков,
Как в глухие тридцатые староверы брадатые
Казнь Господню устроили, активистам-чертям.

А за это им было кому пуля в кулацкое рыло,
А кому – по этапу за Яблоновый хребет,
Из Петров-Забайкальского жинка сбёгла кулацкая,
Жизнь беречь бесперечь – сберегла самовар…

Самовар, тульский пар, самоварище!
Сам поет, петь зовет сотоварищи,
О латунный живот можно греться,
Оживить умеревшее сердце…

Вот стоит он, пузатый, сияет,
Человеческий род продолжает…
Эх да что не пыль – поем – в полюшке запылялася,
Ох и запялялася…

Итигэлов